Восьмая китайская центурия

Дорога, по которой ходили тысячу лет, превращается в реку.
Китайская пословица
 
 
Станковых арбалетов - больше ста:
при каждом - запевала и наводчик.
Жестокости настояны на водке,
поэтому обстреливанье - норма.
Стрелок для знати - вроде божества,
с отдельным сводом собственных канонов.
(Стрелок, как полагается, обласкан).
Земля, где мы, - прохладна и жестка,
но всё, что мы наделали - во благо
 
 
больного императора, чей век
сейчас перегорает при болезни.
Враги гуртом решили припереться
в часы неразберихи нашей знати:
"Отправить их в "империю червей"!" -
всё сказанное делим на шестнадцать -
и получаем - близкое к сермяге.*
Мы затемно, прошествовав к черте,
мгновенно выполняем их "стреляйте!"
 
 
как мальчики, чьи слабые умы
не все пока готовы думать сами.
В отсутствии весомых доказательств
неправильности действий наших армий,
мы слушаем начальников. Увы,
те просто научились наживаться
на долгом пребывании в осаде.
Уймись, моё прозрение, уймись -
не то моё терпение восстанет!
 
 
Любое ослушание - не яд!
Уменье отличать святых от смертных
на редкость привлекательно; отсей же
в бездонной голове все "мысли против" -
почувствуешь - как тут же из тебя
полезет всё духовное - груз плоти!
Как хочется поспрашивать у близких:
когда нас заставляют истреблять -
чего б не научить прощать убийство?
 
 
Чего бы не оставить доброте
нас в долгих перерывах меж боями?
Я помню перемирье: мы боялись
отпрянуть от орудий - как от бабы.
Пришлось, конечно, сильно попотеть,
пока не посчастливилось отвадить
недуги, что служили первым взрывам.
У нас теперь "прицельный подотдел",
но с каждым днём недолгих перерывов
 
 
мы ждём намного меньше, чем тогда,
когда таская стрелы из бамбука,
боялись до озноба. Избалуйся
в то время мы отсутствием расправы -
сейчас бы здесь царила чехарда.
Нас долго обучали: как расплавить
металл, что обернётся в наконечник.
Теперь же я обычный четвертак
могу расплавить, сделать из - колечко,
 
 
которое имеет свой успех
у братства, что сидит при арбалетах.
Как всё-таки далёк от раболепства
наводчик на врага в шестом колене.
Не так поёт - как ноет соловей,
а время подлежит жесткой мене:
минута - дома - вечность у стремнины.
Хоть метод истребленья стал новей,
но время войн, по моему, стремится
 
 
удвоиться как минимум. Тепла,
пожалуй, не предвидится с полгода.
Пока всё очевидно и спокойно -
пора бы поразмыслить о побеге.
Солдаты разглагольствуют: мы - сплав,
но всякий поспособствует победе
(хоть с каждым веком - больше беспорядков).
Бежать отсюда: горами иль вплавь;
бежать как можно дальше, безоглядно.
 
 
Мне, в общем-то, плевать на их слова,
мол, ты привязан клятвой как цепями.
Недавно я в одной из канцелярий
услышал разговор про наш упадок:
"Империя в итоге не смогла
не выкупать врага, не накупаться".
На днях я кое-что в уме составил:
в кажинной глотке слово - как смола,
а вне её - пернатое созданье,
 
 
которое мы можем отловить
в условиях обстрелов или трясок.
Настало время - споро протрезвляться,
что, в общем, непривычно для китайцев.
Во мне - такая горечь от обид.
Не знаю лишь одно: куда кидаться:
к ослабленной границе или - в горы?
Коль спросят "где наводчик?" - "вот он - бит
внезапным протрезвлением и горем!".
 
 
Плевать на все регалии и трон,
на клятвы окровавленной короне.
Меня - клянусь предательством! - коробит
от войн, без продвижений и поблажек.
Не тронь меня отечество! Не тронь.
Я вырыл тайный ход под старой башней.
Теперь я, неподвластный директивам,
пойду топтать траву десятков троп,
топтать для рек ногами дезертира.
 
 
 
*грубая правда