Из детского
Наверное, чем старше становится человек, тем чаще приходит осознание того, что детство вернуть невозможно. И, вместе с тем, детские воспоминания с возрастом становятся все отчетливее, несмотря на прошедшее время, далекие события вспоминаются в памяти с отображением мельчайших деталей, как-будто это было совсем недавно.
Вспоминаю себя в 7 лет, как меня с подозрением на острый аппендицит отправляют в больницу. Конечно, мама со мной, ведь я еще маленький, как говорится - младшеклассник. На машине скорой помощи нас быстро привезли в областную клиническую больницу – что такое пробки на дорогах в то время не было даже и понятия. В приемном отделении строгая тетя доктор в белом халате долго тискала и мяла мой живот холодными пальцами и в конечном итоге распорядилась отвезти меня в палату. И вот тут меня ждало первое детское потрясение: оказывается маме со мной оставаться нельзя, ведь я уже большой, уже школьник. Конечно, без слез и с моей и с маминой сторон не обходится, но после ее слов, что она завтра же утром приедет меня навестить, я успокаиваюсь и даю отвести себя в детскую палату.
Больница…Какое же убогое и мрачное впечатление она произвела на мою детскую психику: длинные и темные коридоры, покрашенные серой краской, местами уже облупившейся. В конце коридора один большой холодильник, для хранения продуктов, которые несчастные родители передают через врачей больным детишкам. По бокам коридора множество палат, одинаковых и убогих по убранству: кровати с панцирными сетками, зеленые стены, белые потолки, у каждой кровати по простой тумбочке и в углу у окна скромный умывальник, зачастую - неисправный. Но мы, дети, не паримся об этом, ведь вода есть в туалете, в самом конце коридора за постом дежурной медсестры. Кровати заправлены стиранными-перестиранными простынями и накрыты казенными темно-бордовыми одеялами – на улице мороз и в палате ощутимо холодно.
Нас, детей, в нашей палате шестеро бедолаг, все из разных частей нашего большого полуторамиллионнго города, все заметно старше меня, в основном 10-12 лет, и только один мальчик, Ромашка, как позже выяснилось, любимчик персонала да и всех детей тоже, самый младший на всем нашем этаже – ему на днях только исполнилось 5 лет. А самым старшим и заводилой в нашей палате оказался чернявый 13-и летний паренек, по имени Вовчик.
Первая ночь, проведенная мной в больнице, запомнилась мне лютым холодом в правом паху от ледяной грелки, которую мне заботливо примостила дежурная медсестра, она же следила и за тем, чтобы я не смел убирать эту ненавистную грелку куда подальше.
Утром следующего дня, мама приехала, как и обещала, но тут неожиданно выяснилось, что в связи со вспышкой инфекционных заболеваний в городе во всех больницах, в том числе и в нашей, объявлен карантин и все посещения больных строго-настрого запрещены. Это было вторым серьезным потрясением для меня: как же так, ведь мама рядом, всего этажом ниже, но нам нельзя увидеться. Снова слезы, впрочем я быстро беру себя в руки – надо поддерживать статус «взрослого».
Днем, в процессе врачебного обхода выяснилось, что синдромы острого аппендицита уже не выявляются, и никакая операция в ближайшее время мне не грозит. То ли свое дело сделала эта ночная грелка со льдом, а может и действительно первоначальный диагноз «аппендицит» был поставлен неправильно. Я уже тихо начинаю радоваться скорому возвращению домой, но меня огорошивают тем, что мне надлежит остаться в больнице, как минимум на неделю, чтобы находиться под наблюдением врачей и исключить рецидива болезни. И это становится для меня уже третьим потрясением, ведь теперь Новый год мне предстоит встречать в больнице.
Далее дни тянулись с поразительной монотонностью и однообразием: разговоры с ребятами в палате, прерываемые приемом прописанных лекарств, но насколько я запомнил, это были лишь витамины Ревит и какие-то еще, в порошке, причудливо упакованном в бумажные конвертики с одноразовой дозировкой, скудные казенные завтраки, обеды и ужины, и мучительное ожидание выписки.
Немного разбавило наше однообразное пребывание в больнице новогоднее поздравление приехавших к нам в последний день декабря Деда Мороза со Снегурочкой, но и тут не обошлось без хохмы: когда пришло время вручения скромных подарков, по издавна заведенной традиции каждый из подростков должен был встать перед Дедом Морозом и рассказать ему какой-либо стишок, из числа тех, что он знал. Так вот, старшие ребята несколько раз проговорили бедному Ромашке всем известную прибаутку про Деда Мороза с бородой из ваты и привезенные им подарки, и наш младшенький добросовестно выпалил ее офигевшему врачу в дедморозовом одеянии. Больших разборок, конечно, не было, любимчику персонала все простили, посмеявшись, а вычислять тех, кто его научил этим словам, уже не стали – врачи с дежурными медсестрами торопились и сами отпраздновать этот общенациональный праздник на рабочем месте.
Ну и особенно мне запомнилось последнее утро моего пребывания в больнице, уже накануне выписки. Ночью я сквозь сон слышал какую-то суматоху в нашей палате и коридоре, но детский сон обычно крепок, и я не просыпался, ведь во сне мне снился дом, родители и детский садик, из которого я только недавно выпустился, а посторонний шум только отвлекал меня от этих сладких грез. Проснувшись утром, я почему-то сразу обратил внимание, что кровать Ромашки не просто пуста, а накрыта лишь одним только матрацем. «А что, Ромашку уже выписали и забрали?» - спросил тогда я у своих более старших товарищей. «Нет» - ответил тогда мне Вовчик, «Ромка ночью умер, его увезли в подвал». Сказать, что это было просто очередное потрясение, значит не сказать ничего, ведь тогда я впервые так близко соприкоснулся со смертью. Уже гораздо позже будут уход бабушек, отца, других родственников, одноклассников и коллег по работе, но вот это первое соприкосновение запомнилось мне на всю жизнь.
Вот сейчас написал все это на одном дыхании, и снова мысленно перенесся в свое далекое детство, как будто и не было этих прожитых сорока лет с момента моего десятидневного пребывания в больнице накануне Нового 1978 года с подозрением на острый аппендицит, так и неподтвержденный впоследствии. Вот только с тех самых пор я не знаю что такое крепкий сон, и привык спать очень чутко, просыпаясь от малейшего шороха и страдая потом от постоянного недосыпания. А еще с тех пор я не очень люблю встречать Новый Год.
