ОКНО
[фрагмент новеллы]
Кто-то вдруг окликнул его по имени. Он, едва не потеряв равновесия от неожиданности, резко обернулся. У подъездного окна стояла Вероника.
— Твоя куртка, — спокойно сказала она. — Больше ничего нет.
— А и не было больше ничего, — буркнул Кривин, влезая на ходу в куртку. — А… как ты решила, что это моя?
— Я не решила, — усмехнулась Вероника, — они мне её сами сунули. Спрячь, говорят. Я и спрятала. Просто я с детства не люблю, когда вот так…
— Ты город хорошо знаешь? — сухо перебил её Кривин.
— Да уж как не знать.
— Ну и чудно… Черт, кажется, кровью Есть у меня вот тут кровь?
— Немного есть. И вот тут ещё. Погоди, я вытру.
— Спасибо… Так чего ты не любишь с детства?
— А когда людей вяжут. Да не беги ты так, за нами, вроде, не гонятся.
Кривин остановился и обернулся на дом. Это была многоклеточная пятиэтажка, вытянувшаяся поперёк пустыря. Впереди подслеповатым торцом проступала такая же. Редкие, скачущие фары автомобилей вырывали из мглы черные, влажно поблёскивающие стволы деревьев, единственное живое в этом мертвенном городском коллоиде. Кривин хотел вновь обернуться на дом, но его остановил резкий окрик Вероники.
— Эй, ну ты долго? – она уже стояла возле нетерпеливо урчащего такси с распахнутой дверцей. — Поехали уже.
***
Квартирка была маленькой, с совмещённым туалетом и крохотной кухней. На окнах глухие шторы, свет шёл реденький из висящего на стене пульсирующего светильника. Обои — белые с голубоватыми цветочками. На стене — картина. Ахматова в профиль. Хм, немного похожа на хозяйку. Диван и столик. Более ничего.
— Так это твоё жилище? — спросил он, оглядевшись. — Аскетично.
— Нет, — Вероника усмехнулась и качнула головой. — Не жилище. Это как бы тайный затон. Место где можно тайно затонуть. У каждого должен быть угол, о котором не знает никто. Теоретически.
— Но я-то теперь знаю.
— Потому, что уже завтра тебя здесь не будет. Так бы не знал.
— Не будет… Так. Стоп. А тебя?
Вероника коротко рассмеялась и развела руками.
— Погоди, — Кривин нахмурился и тряхнул головой, — ты что же, не хочешь туда вернуться? Ты же хотела!
— Туда? — Вероника невесело усмехнулась и покачала головой. — А что мне прикажешь там делать? У меня там никого нет. Ни единой живой души, понимаешь? Я числюсь безвестно отсутствующей. Покойником, иначе говоря… Не перебивай! Ну вот я вернулась. И где я была эти пять с половиной лет? Что я скажу? В параллельном мире? Посмеются. И это в лучшем случае.
— Но ты же сама…
— Да что ж ты заладил — хотела, хотела! — зло и отрывисто цыкнула зажигалка, осветила её нервно скривившейся, но красиво очерченный рот. — Ну да хотела! Так хотела, что волком выла. Руки на себя хотела наложить. Вообрази, стояла на мосту с раскинутыми руками, как дурка из кино. Но пошёл дождь и я передумала. Напилась в хлам с соседкой, потом проспалась, выпила аспирину и решила, как говорится, продолжать жить.
А что там? Начинать с нуля? Голого вонючего нуля? Сорокалетней бабе без связей, без знакомств, без всего? Ходить и кланяться, канючить, как виноватой сучке? Уж прости, но мне хватило. Здесь.
— Ах здесь? — в Кривине полыхнуло ожесточение. И что-то, ещё, в чем он не решался признаться. — Этот цирк уродов? Я на них посмотрел сегодня. Этот Лёнтик… Тебе, похоже, по душе пришлась такая жизнь?
— Ну что мне по душе, это не с тобой обсуждать, да?! И не надо со мной в таком тоне… Лёнтик? А что Лёнтик. Если хочешь знать, это надутое фуфло. Это ж он у Платовых «крупняк». А коллеги его знаешь как зовут? Анальный плавник. То есть, вроде как при делах, даже власть имеет. Но — анальный. Через месяц Лёнтик будет передо мной на цырлах ходить. Как страус в зоопарке… Цирк уродов, говоришь, — Вероника негромко рассмеялась. — Мне тоже сперва так казалось. А ничего, привыкла. Здесь я научилась жить. А там, ежели я туда ворочусь, я останусь той, какой была до Окна. Только теперь уж вовсе — ни кола, ни двора, ни клочка бумаги.
Понимаешь, я ведь тридцать лет прожила в том чёртовом склепе. Правда, полгода побыла замужем, верней бесплатной сиделкой у свёкра, блудливого парализованного сукина сына с лиловым носом и мокрыми штанами. Когда он уже в который раз полез ко мне под юбку, я вылила горячий кофе ему на пижамные штаны, а муж… спустил на меня овчарку. Вот! — она закатала рукав и показал белый подковообразный рубец выше локтя. — И я опять вернулась в своё окаянное логовище. Похоронила родителей поочерёдно. Последние полтора года жила в доме ОДНА. Нормально, да?! И вот как-то подумала: этот дом стоит полтораста лет. И что, за это время никто не заметил этот фокус с окном? Да быть того не может. Как-то остановила на улице человека и попросила окна перечесть. Он долго не мог понять, потом, однако, пересчитал и сказал: «двенадцать». И ушёл, оборачиваясь.
Это окно видят не все, вот в чем дело. Видимо, только те, у кого есть «двойники». Я стала искать «вход». Благо времени было достаточно было, и никто не мешал. Ответ оказался до тупости простым…
Что со мной поначалу было, скучно рассказывать. Паника. Затем – опасное равнодушие, от которого потом — мутные круги над головой. А потом нашлась та Вероника. Точнее, она сама меня нашла. Со слепым, интуитивным упорством бездомной кошки. Да она и была ею по сути. Когда я её увидела, у меня впервые в жизни приключилась истерика. Потому что поняла: вот оно! Вот то, что меня здесь ждёт. А потом успокоилась, потому что поняла, как мне теперь жить: надо стать ей, только-то. А от неё как-то отделаться. Да! Это лучше, чем оставаться никем. Стать ей, но поумней, пожилистей и поциничней. У неё была скверная репутация. Надо было её подкорректировать, и я это сделала, тем более, во мне не было её порочных наклонностей и я ещё не успела сломаться. Скоро вообще забудут Вероничку Зотову, в прошлом детдомовскую девочку по прозвищу Ириска.
Кстати, едва ли ей там ей сейчас хуже, чем здесь. Скорее, наоборот. Ты б её видел тогда. Пришлось её даже приодеть в путь-дорогу. Не думала, что она тебя найдет, и тем более, что сподобит тебя на путешествие. Однако была, как видишь, готова и к этому. Ну вот так, в общих чертах.
А ты знаешь, — она вдруг встала и подошла ближе, — я, оказывается, рада тебя видеть, Витя Кривин, сосед мой и тайный воздыхатель. Жаль будет с тобой расстаться. Но! Если сподобишься вернуться — ну кто знает — уж постарайся со мной не пересекаться, хорошо? Ну не нужен мне тут вечный сквознячок с того света, понимаешь? Нелегко тебе об этом говорить, но уж ты пойми. Да и с той Вероникой лучше встречи не ищи. И по той же причине.
— Вернуться? — перебил её Кривин, пораженно вскинув голову . — Мне? С какой это стати? Неужели ты думаешь, что я из-за тебя…
— С какой? — Вероника перестала улыбаться и глянула на него в упор. — А не приходило ли тебе в голову, куда ж запропастился тот, Виктор Кривин? Друг Кости Платова, Лёнтика, тот, которого все тут знают? Люди ведь сами по себе не исчезают. А что если он сейчас — там? Это ведь возможно?
Кривин вспомнил густой, уверенный баритон в трубке. Его передёрнуло.
— Боюсь, что…
— Вот и я боюсь. Боюсь, что тебе будет сложно его убедить, что он — это не ты. Видишь, ли у них есть отличие от нас. У них, в какой-то немыслимой подкорке, сидит некое знание о своём «двойнике». И оно «просыпается» в нужный момент. Они, если поднапрягутся, вспомнят, да в деталях, то, что ты уже наглухо забыл. У нас этого нет. Так что ещё вопрос: кто чья копия. Имей в виду: ежели тот Кривин взобрался в твою нишу и она ему глянулась, тебе с ним не совладать. Слепой зрячему не соперник. И потом, я ж его помню, того Кривина. Копия ты, но рожа его напоминает потную пятерню. Они тут все, как масляные репродукции: чем ближе, тем масляней и непохожей. Я потому и сблизилась с той компанией, что подумала: рано или поздно ты можешь оказаться где-то рядом. Пойми: если он почувствует, что ты где-то рядом, а он почувствует, не сомневайся, долго раздумывать не станет. Ты ведь уже видел, КАКИМИ они могут быть. А тебя, случись что, кто искать-то будет? Нет ведь там тебя. Как и меня — нет… Ну так ты не передумал возвращаться туда? Если нет, то…
— Пожалте на вокзал? — Кривин через силу засмеялся. — Скорый поезд «Краснонарск—Казань» отбывает…
— Нет, — Вероника подошла вплотную и обвила руками его за шею и произнесла нараспев — Гостиница «Колос», куда же ещё. Там есть…Но это завтра. А пока я скажу тебе нечто конфиденциальное. И постараюсь возместить моральный ущерб. Уж как смогу… как смогу…
Как мучительно просто — быть счастливым. Как мало тепла нужно для снежинки. Как легко малой искорке осветить бездну. Как легко смеяться над неизбежностью…
