Шестая китайская центурия

На войне не возбраняются хитрости.
Китайская пословица
 
 
 
Я всё-таки возглавил наш поход
на сбор по перелескам и по чащам
гнёзд пчёл и им подобных: "Попрощайтесь,
с наивностью и страхом. Начинайте!"
Застала нас чреда из непогод,
которая, коль верить нашей знати,
являлась заковыристым проклятьем.
Вчерашний воин мало чем похож
на этих - беспринципнейших - плевать им
 
 
на честности в бою и тот азарт,
которым так гордились наши предки.
Порою, отвлекаясь на шипенье
разгневавшихся змей, я делал отдых.
Сказать, что было трудно - не сказать
ни слова о походе. Эти орды
кусали рядовых. Не отолгусь я:
десятки - молодых ещё! - солдат
мгновенно умирали от укусов.
 
 
Тела их распухали. По лесам -
десятки оставляли в страшных болях.
Не в каждом человеке - голос бога,
но в каждом - выражается лукавый.
Нас есть за что негромко порицать.
Нас всех настигнет праведная кара.
Когда в себе воспитываешь строгость -
честнее мерить маску подлеца,
чем некое безличие святого.
 
 
Стальное эхо, крики с передка
за сотни ли для многих были фоном.
Война, предположу, до биллиона
дойдёт в конце концов. И это жутко!
Конец войны не стоит предрекать.
Война - еда для смертников. Так, жуйте!
С начальством - говорили о погоде,
но это был нелепый пересказ:
ещё чуть-чуть - и ливни нас проглотят.
 
 
Все гнёзда, что срывали - клали в бак
и сразу - накрывали грубой тканью.
Все мысли позабудутся и канут
в безвестности (пишу теперь помногу).
Нам часто присылали страшных баб,
надеясь, что они-то нам помогут
удвоить иль утроить "урожайность".
Им до' смерти хотелось танцевать,
но я твердил, что лучше удержаться.
 
 
В безбожный зной мы прятались в тени
(погода не имела середины).
Вчерашний день казался самым длинным
из всех, что протранжирили в ту пору.
Кругом кричали: "Выпрямись, тянись,
не будь таким неспешным и топорным.
Взвалил тебя, трусливого, на горб я!"
Но речи императора в те дни
звучали с априорного нагорья:
 
 
"При помощи древесных катапульт
природные снаряды бьют по целям.
Я знаю - осаждённые процедят:
"Хозяин приглашает отобедать.
Нам нужно переехать. Как там путь?"
Весь строй загорлопанит от обиды,
мол, нас перехитрили, перемяли".
Писать об этих глупостях - табу,
но мне уже не страшно. Мой племянник
 
 
хранит всё под циновкой, вряд ли там...
Глаза мои навыкате - две лужи.
Грядущее, бесспорно, будет лучше,
поэтому, надеюсь, - всё на благо
младого поколения. Лета
теряют продолжительность. Набраться б -
и всё перечеркнуть, как сноведенье.
"В боях уже важна не широта -
а высь души!" - промямлил соплеменник.
 
 
Идею при осаде сеять зло -
забрасывая в тыл живые гнёзда -
узнали мы у выпившего гостя
из римской стороны. (Он был проездом).
Я был в то время северным послом,
в крови играли гордость и протестность,
а вкус победы был ещё не сладок.
Сегодня - разглагольствуют про слом
не в нашу пользу. Родинок и складок
 
 
на заднице отечества - полно!
Но есть на ней соратники. Им веришь.
Живущих на седалищах империй
трясёт от лихорадки и унынья.
Казна сегодня чистится под ноль.
Предатель обретается у Нила.
А ты себе брыкайся, как умеешь!
Ко мне на днях пожаловал портной
с прекраснейшей одеждой для умерших.
 
 
Прошло немало времени, но стон
впивается в меня железным колом.
Сегодня притащили длинный короб,
а в нём - десятки гнёзд. (Я всё продумал).
Я крикнул притянувшему: "Не стой!
На стол - его! Возьми мои продукты".
Теперь-то я закроюсь на щеколду -
и тут же перекину этот стол,
сдаваясь ненавистным насекомым.