Rachmaninoff
А.
…утренний ливень, боксирующий с листом
чертополоха, что панчер – с потёртой лапой,
не выпускает наружу. Помимо слабой
радости от оживающих эустом –
нету страстей. Даже клад своего угла бы
не распечатал – коль не был один в пустом
дачном массиве. И не оступился кабы…
То не тоска – но капризы моих широт.
Подлый октябрь донимает простудой выю;
наши отечественные – суть мировые,
ибо планетой владеет больной народ, –
жирной землёй, где червяк деловито выел
сброшенный ветром густой перезревший плод,
где на кармане – девственность и чаевые…
я не скулю – только как мне теперь набрать
жалящих пчёл – ежечасных звонков по соте, –
их эфемерных, бесплотных, небесных сотен
их дождевых переливов и брызг добра,
скорых усердий..? Чем гимны слагать босоте –
лучше брезентом отчаянного «ура»
запеленать элефанта на эшафоте…
Вновь на тетрадных листах обитает боль –
в море чернильном, иссохшем ещё к восходу;
боль – это вирус, убивший саму охоту
к выздоровленью. С минорного ми бемоль
так не соскочишь… Играя этюд Кихоту
видишь столицу и всякий порожний ноль
бьёт единицу – разнузданности в угоду.
Значит письмо – исключительно долгий вдох;
выдохом – колокол. Солнце пронзает тучи
так далеко… Но неведомый добрый случай
всю мою жизнь после си возвращает в до.
Свет от звезды – обретённой, живой, падучей
лишь означает границу. Зовущий в Дом
не наказует страданьем. Пожалуй – учит…
2018
