Rachmaninoff

А.

 

…утренний ливень, боксирующий с листом

чертополоха, что панчер – с потёртой лапой,

не выпускает наружу. Помимо слабой

радости от оживающих эустом –

нету страстей. Даже клад своего угла бы

не распечатал – коль не был один в пустом

дачном массиве. И не оступился кабы…

 

То не тоска – но капризы моих широт.

Подлый октябрь донимает простудой выю;

наши отечественные – суть мировые,

ибо планетой владеет больной народ, –

жирной землёй, где червяк деловито выел

сброшенный ветром густой перезревший плод,

где на кармане – девственность и чаевые…

 

я не скулю – только как мне теперь набрать

жалящих пчёл – ежечасных звонков по соте, –

их эфемерных, бесплотных, небесных сотен

их дождевых переливов и брызг добра,

скорых усердий..? Чем гимны слагать босоте –

лучше брезентом отчаянного «ура»

запеленать элефанта на эшафоте…

 

Вновь на тетрадных листах обитает боль –

в море чернильном, иссохшем ещё к восходу;

боль – это вирус, убивший саму охоту

к выздоровленью. С минорного ми бемоль

так не соскочишь… Играя этюд Кихоту

видишь столицу и всякий порожний ноль

бьёт единицу – разнузданности в угоду.

 

Значит письмо – исключительно долгий вдох;

выдохом – колокол. Солнце пронзает тучи

так далеко… Но неведомый добрый случай

всю мою жизнь после си возвращает в до.

Свет от звезды – обретённой, живой, падучей

лишь означает границу. Зовущий в Дом

не наказует страданьем. Пожалуй – учит…

 

2018