Пушок (чуть жуть, тонкодушевным не рекомендовано) 1ч

Паники не было, вместо неё — ясное понимание: нужно шевелиться. На спину давило, но тяжесть не была неподъемной. Земля обнимала коконом и пахла плесенью, он чувствовал её везде. Самое мерзкое — внутри: в ушах, на языке. Казалось, что тяжелые комья распирают желудок, забили кишки. Дышать. Выгнув спину, он сумел перевернуться. Руки и ноги яростно заработали. Позже, на поверхности, подавляя желание проблеваться, но наслаждаясь тем, что может заполнить воздухом легкие, он удивлялся силе, гибкости своего тела. Как просто это получилось — выбраться из могилы. На самом деле повезло: тот, кто его упокоил, не удосужился выкопать яму поглубже.

 

Будто прошла целая вечность, прежде чем реальность стала реальной. Была ночь, тёплая августовская, глухая. Её полнили слабые шорохи и одуряющие запахи. Дурней всего воняло от собственного тела. Захотелось вылизать спину, подмышки, пах, чтоб переварить мерзкий запах погребения. Ха! Дебильней мысли не придумаешь, тем не менее, он выгнулся и лизнул где-то в районе лопатки. Шерсть оказалась черной и мягкой. Это не вызвало страха или удивления. Удовлетворение. Да, именно удовлетворение, потому что подсознательно всегда знал: он — долговязый, молодой, чуть нескладный парень, на самом деле еще чёрный и пушистый, просто не обязательно показывать это всем подряд. Пушок, черт побери! — идиотская мысль рассмешила. Двадцать один год он называл себя Пашкой, а оно вот как оказалось. Новое состояние не пугало, наоборот: сейчас он, с глупым детским восторгом, понял, что ему до сих пор не хватало вот этой самой свалившейся на темечко неизвестности. Растянувшись в длину, он попытался узнать суть нового состояния. Мышцы — пружины, гибкий хребет, глаза зоркие — здорово, да еще и когти. Втянул, выпустил, снова втянул острые крюки. Пошевелил ушами. Обострившийся слух чуть пугал. Вроде бы преимущество, но если поразмыслить, то как спать, когда слышишь, как за квартал от тебя чихнул старый бомж? Ничего, скоро научится фильтровать звуки.

 

Близкий шорох щекотнул слуховую трубу, отчего ухо непроизвольно дернулось. Совсем рядом какая-то тварь пробиралась сквозь траву. Он подобрался, чувствуя, как внутри забродил холодок предвкушения. Тело вжалось в землю, хвост заходил из стороны в сторону. Глаза словили, как колыхнулся очередной стебель. Прыжок — и в зубах шевелится нечто, или некто. Дергаются ножки, похожие на соломины. Приятно, черт возьми! Это тебе не в лазертаге партизана изображать. Вот оно — живое, трепещет, пытаясь хотя б на чуток продлить мизерную жизнь. Сожрать? Есть то, что брыкается в зубах, было как-то неправильно. Может быть, сейчас он животное, но вообще-то — человек. Выпущенное из челюстей, аккуратно прижатое лапой к земле существо оказалось кузнечиком, который никак не хотел расслабляться и этим внушал, пожалуй что, уважение. Ещё чуть потешившись чувством победы, Пашка убрал лапу. Насекомое, приволакивая конечности, поспешило скрыться в траве, дергано, но живо. Проводив его взглядом, он решил, что пора пробежаться, испытать новые ходовые качества.