История записана со слов знакомой спортсменки. Без деталей случившегося и конкретно указанных лиц.

 

 

- Пашка, да всё у нас с тобой получится! Смотри, как хорошо мы последние полгода отработали. – Она взъерошила волосы сына и прижала его к себе.

- Мам, всё-таки я первый раз еду на международный турнир такого уровня, там знаешь, какие сильные соперники? – Паша вздохнул, но улыбнулся.

- Ничего, прорвёмся. У тебя отличная техника. Ты главное настройся!

---

Сидней встречал прибывших спортсменов прекрасной погодой, лёгким воздухом и каким-то особым и радостным настроением. До начала соревнований оставалось два дня. Ольга была мамой Паши и одновременно тренером - с детства ребёнка работала над сыном. Можно сказать, что они были не только родные, они были одним целым: сколько было слёз, поражений, усталости, переживаний. Но всё в их отношениях складывалось тепло и с любовью. Наверное, поэтому Паша буквально семимильными шагами направляся к успеху. Ему пророчили олимпийское будущее. А пока – пока международный турнир, престижный и сильный, с грамотными соперниками и строгими судьями.

 

- Паша, бегом в раздевалку, сушись и пойдём где-то посидим вместе. Жду тебя на выходе.

- Хорошо, я быстро. – Паша закинул на плечо полотенце и ушёл.

Город приветливо обдувал тёплым бризом, местное кафе располагало к тишине и молчанию. Паша и Ольга тоже молчали – столько было переговорено. Казалось, что они всё о друг друге знают, всё чувствуют без слов.

Вдруг Паша сказал:

- Ты не злись. Но я почему-то немного боюсь. Не знаю, почему. Может, уровень соперников пугает?

- Паша, я сто раз говорила, самое главное – не допускать внутрь сомнение и страх.

- Да я не пускаю. Оно само как-то. Ладно, завтра выступлю – не подведу. Да, мам?

- Да, сын. – Ольга посмотрела на сына и задумалась.

---

Паша стоял на трамплине. Секундная готовность, руки в сторону… Прыжок. Через секунду Ольга вскочила и метнулась к стойке. В воду Паша упал уже без сознания – удар затылком о трамплин.

Реанимационная скорая, клиника, врачи, палата интенсивной терапии – всё это для Ольги было как в тумане. Неимоверно долгое ожидание под операционной. Выход врача. Ольга резко встала и посмотрела в глаза врачу.

- Сильное повреждение затылочной части мозга. Давайте подождём до завтра – только тогда мы сможем сказать о дальнейших перспективах.

Ольга сглотнула подступивший к горлу ком, сдержала слёзы: «Не плакать, не плакать. Тебе нельзя плакать. Он всё чувствует. Пашка, ты сможешь, я знаю, ты всё всегда мог. Держись, мой мальчик, давай, мой хороший!»

 

Ночь в ожидании измотала душу, день ожидания лишил сил, но не оставил веры. Но когда из реанимации вышел в врач и сказал, что сын не приходит в себя, и по результатам обследований перспективы не очень хорошие, буквально за секунду у Ольги похолодели руки, и поплыло в глазах. Было принято решение делать всё возможное и наблюдать динамику.

Динамика не появилась спустя неделю, десять дней, месяц… Паша жил на аппаратах – поддерживали дыхание, стимулировали работу сердца, питали препаратами для поддержания сил. Он был стабилен, но плох.

Собранный консилиум международных врачей не давал никаких обещаний и ничем не радовал. Ольга тихо сходила с ума. Сын, её любимый сын лежал неподвижно, не реагируя на её голос, просьбы, мольбы вернуться. Он не чувствовал теплоты её рук на своей руке, он не видел её слёз, он вообще никак не проявлял своего участия в этом мире. Просто дышал, потому что вентилировали лёгкие и просто существовал, потому что его поддерживали медикаментозно врачи.

Прошло три месяца. Дикие расходы, измотанные нервы, бессонные сидения возле сына превратили Ольгу в женщину с потухшими глазами. Изредка она чему-то улыбалась, но всё больше пребывала в какой-то пространной задумчивости. И вот, в один из дней, когда после очередного обследования Паши и ввода препарата, на который была последняя надежда, но она не оправдалась, Ольга попросила врача сделать свой прогноз относительно сына.

- Я должен Вам это сказать. Он будет жить столько, сколько мы будем его поддерживать. Сам он не в состоянии…

- А если вдруг всё наладится, если он всё-таки сможет?

- Не сможет. Уже прошло достаточно времени, чтобы понять, что шансов на выздоровления у Вашего сына нет. Я сожалею.

- Что мне делать? – Ольга еле проговорила слова, сжало всё, даже виски.

- Вы ничего не сможете сделать. Простите, что я Вам это скажу, но Вам будет необходимо принять решение. Или поддерживать его, или остановить аппараты.

- Я не смогу остановить аппараты. Это мой сын и пока он жив, хоть как-то жив, я не остановлю его сердце! Вы можете это понять?

- Простите ещё раз. Я понимаю. Но решение Вам придётся принять.

 

Врач ушёл, а Ольга осталась стоять в коридоре. Она дала себе ровно полторы минуты на размышление. Больше она не выдержит.

В голове носились мысли: «Отключить – он всё равно не жилец. Функции мозга нарушены, он будет лежать, как трава – без мыслей, без ощущений. Будет жить пока аппараты будут работать на него. Отключать. Не мучать ни его, ни себя. Но, как я могу отключить сына? Своего родного? А если произойдёт чудо и он восстановится? И мы опять будем вместе. Я буду его развивать – медленно, упорно, маленькими шагами. Буду держать его за руку, буду целовать его лоб… Не будешь ты целовать его лоб, тебе сказали – надежд нет. Будь благоразумной, не издевайся над его телом. А душа? Ведь в нём же есть душа? Он же пока жив? Отпусти его душу, ей место не здесь уже, он здесь только телесно. Отпусти его, дай ему уйти в светлый мир… не мучай.»

 

Помещение клиники стало каким-то тёмным и тесным, мир сжался и стал душным и невыносимым. «Что же ты сделал, Пашка… Пашуня? Что ты сделал…»

---

Она стояла возле сына и гладила его руку. Рука была неподвижна и не отвечала. Привычно взъерошила волосы, провела пальцем по бровям, щеке, подбородку. Села рядом с сыном и положила голову на грудь. Сердце, сильное тренированное сердце билось уверенно и громко.

- Паша, прости меня… Прости меня. Потому что я себя не прощу.

Ольга смотрела на сына, смотрела, а в голове вертелась вся их жизнь. Вся их любовь, все их слова, смех, улыбки, общие слёзы…

Потом приложила ладонь к груди, ощутила родное тепло через ткань больничной одежды. Посмотрела на его неподвижные ресницы, и, охватив ладонями лицо сына, поцеловала веки.

---

Через два часа в реанимации было тихо и пусто. Персонал увозил аппарат вентиляции лёгких, убирал стойку капельницы.

С этого дня Ольги не было. Была женщина, которая ходила по этому миру странной и ненужной тенью и лишь иногда говорила: «Эх, Пашка…». И даже не плакала. Впрочем, а была ли она? А были ли они?

 

---

 

 

 

 

 

 

 

Слезодавилка по мнению Чудновой.)