под чужую дудку
директивно-прямые
линии
чьих-то просьб,
и острые,
стрелами —
метко —
в сердце и мозг —
ядовитая,
как борщевик,
непреднамеренная
форма
одолжения.
я заяц несквик,
сладкая и шоколадная,
навечно запертая
в улыбающейся
меньше минуты эфирного времени
рекламе.
я элла из фрелла,
маленькая и наивная
либералка,
которая пляшет без музыки
под чужую дудку,
которая
возмутительно громко
возмущенно думает,
что что-то там не позволит,
но все позволяет.
я — напрасное возмущение
пространства и времени,
я бесконечная
развернутая
метафора,
которая
тратит лайфтайм на то, что
себя разворачивает,
я конфета в яркой обертке,
лежащая
на полке супермаркета
и не оплаченная,
но уже
наполовину
съеденная:
кто теперь
соблазнится
купить меня?
среди субъектов
товарно-денежных
отношений
я объект,
за который
никто
не торгуется.
я — «которая»,
похожая на точку,
лежащую в плоскости,
в двухмерном пространстве я
до безобразия
одномерная.
в пространстве объемных тел
я
плоская,
как шутка
современного
антисемитского
одесского
стендап-комика,
бездарно
спиралью язык выгибающего
в попытке
говорить на русифицированном идише,
типа,
слышь, мальчиш,
скильки костае цей фиш?
я… —
да какая разница,
кем бы я ни была,
я растворяюсь,
как сахар
в горячей и распиаренной
строками из Пушкина
крови чая,
в чужих представлениях о реальности.
только чай
от такого попрания
становится приторным,
от его сладости
никуда не денешься,
а представления… —
не дано умереть тому,
что уже умерло,
и нельзя испортить
безнадежно испорченное.
если я растворюсь
в чужих представлениях,
в них,
я думаю,
ничего не изменится.
19.06.2019 г.
