Двадцатое марта

Двадцатое марта настало нежданно,

Застало врасплох, так сказать, среди ночи,

Бессонница мучит опять, что нестранно,

Опять до зари не сомкну свои очи.

 

Ночь пролетает в мгновение ока,

Волны свинцовые гонит на берег

Гипанис река, широка и глубока -

Весенний разлив её закономерен.

 

Светило над Бугом вставало лениво

И город под снежным своим одеялом

Посапывал тихо, снежинки красиво

Придали зеркальность автОмагистралям.

 

Зарифмую ещё, раз не спится порядком,

Слова рассажу, как рассаду по грядкам.

Изменится ритм и секундная стрелка

Помчит в колесе, как пленённая белка.

 

Пейзажи угрюмые поздней весны

Наполнены серостью, мрякой, дождями.

Вползают лениво они в наши сны,

Конечно, кто спит, а не бредит стихами.

 

Но время рассказа подходит уже,

Садись поудобней в своём шалаше,

Читай не спеша, с расстановкой и тоном,

Эти строки тебе, они не миллионам.

 

Жил-был когда-то охотничий пёс,

Службу свою на отлично он нёс –

Вместе с хозяином в поле бродил,

Чуял, где дичь он и след находил.

 

Серого цвета в коричневых пятнах,

Был его долг воровством не запятнан,

Кошек любил он, а также утят,

Ждал всё, когда они ввысь полетят.

 

В поле зелёном гонялся за мышкой,

Зайчика запах знал не понаслышке,

Рыжей лисички, завидев он хвост,

Гнался за ней, демонстрируя злость.

 

Смело в камыш заходил он густой,

Уток учуяв собачьей душой,

С лаем он их поднимал на крыло,

В общем, ему чрезвычайно везло.

 

И вот он с хозяином в город уехал,

Безумно грустил по полям да по рекам,

Лаять ему запрещали в квартире,

Жизнь безутешна в проспектов пунктире!

 

Встретил однажды он в городе мопса,

Зверя такого не видел доселе!

«Мне показалось – свинья это вовсе» -

Так думал он, а машины гудели.

 

Много увидел он в городе чуда,

Диву давался, когда ему пудель

С насмешкой сказал – подстриги свои когти…

«Его бы в посадку» - подумал, «…где волки».

 

Часто стал думать наш пёс о побеге,

Не мог он привыкнуть к мягкой постели,

Смотрел перелётным птицам вослед,

По вечерам рвал зубами свой плед…

 

И вот он, как то решился – в дорогу!

Времени выждал немало-немного,

Покинул квартиру в час пополудни.

Было всё это в один из дней будних.

 

Пошёл он по улице прямо за солнцем,

Садилось оно в реку на горизонте,

Плавило окна в домах, что напротив,

По пляжу песчаному ветер гнал зонтик.

 

Он стал перед гладью недвижимых вод,

Тучи водили над ним хоровод,

Прыгнул в пучину и молча поплыл,

Так этот город ему опостыл!

 

Солнце катилось к закату всё ниже,

Пёс не сдавался и берег был виден,

Он приближался всё ближе и ближе,

Знайте – успех его был очевиден!

 

Начал он жить на ином берегу,

Старый шалаш превратил в конуру,

Пастух там, когда то, скрывался от ливня.

Отныне наш пёс снова жил примитивно.

 

Однажды он шёл в направлении леса,

Запах учуяв, пёс вышел к опушке,

Плотно сомкнулась деревьев завеса,

Упрямо считала мгновенья кукушка.

 

Прошёл между веток, как тень на закате,

Под лапами хруст многолетней листвы,

Увидел он вепря в шерстистом бушлате,

Выглядывал тот из-за старой сосны.

 

Ругаться с клыкастым совсем не хотелось

Его поприветствовал белым оскалом,

Вдали, где то справа, солнце зарделось,

Рождая мотивы лесным пасторалям.

 

Они разошлись на восток и на запад,

Каждый своею тропой путь продолжил,

Долго ещё чуял пёс этот запах,

Ухо востро держать долго был должен.

 

Охотился он у реки на лягушек,

Вдруг услыхал залп охотничьих ружей,

Прикрывшись высоким рогозом, он крался,

Увидел людей, среди кочек прижался.

 

Охотники гнали из леса лисицу,

До ужаса хитрую волка сестрицу.

Направила бег свой на берег реки,

Где звонко сбегали с горы ручейки.

 

Скрылась лисичка в густом камыше,

Люди разводят костёр, в шалаше

Пёс наш озяб от вечерней прохлады

И порешил – может мне будут рады.

 

Вышел он к ним – исхудалый и грязный,

Пороха запах манил его к ружьям,

Подле костра народ сидел разный,

А над огнём мухи красные кружат.

 

Был среди них и его человек,

Тот, что растил пса из маленьких лет,

Увидел охотник его, обомлел,

Друга обнял он, костёр их согрел…