Деревья никуда не улетают
ИЗ САМИЗДАТСКИХ ЛЕНИНГРАДСКИХ КНИГ
ххх
Не сходишь - соскользнешь с ума.
В висках промозглый звон бидона.
О, ёмкость жизни из бетона -
Две серых тверди и дома!
Металла иниевый бред,
Никелированная Невка.
О, всколыхнись хоть однодневка -
Дымок, дыханием согрет.
Жизнь леденеет на лету,
Черна мембрана как гангрена,
И ствол без шелеста и крена
Не почву пьёт, а высоту
Поддерживает. Голый сад
Инопланетно конструктивен,
Проявлен, влажно негативен,
А после - зелени плясать
Без памяти - зарос погост
И безнадежно - до упаду.
И в мерзлый грунт вгрызать лопату,
И ждать: случится абрикос...
О, кто с природою на "ты",
Кто к ней отважился в товарки...
И как жарки, хотя не жарки
Вдали, в лесах, - электросварки
Мгновенно синие цветы...
1978
ххх
О, тень моя - панельная сестра,
Набросившая ночь, как чернобурку...
Так призраки Апраксина двора
Крадутся, озираясь, к Ленинбургу..
Где скверики накрыты для гостей
Осенним винегретом георгинов
И опят, а не чернеют от страстей
В игрушечный коробках героини;
Откуда все магнитнее манят
Подковы роковые подворотен...
И памятник разрушивший маньяк
Талантливей создателя пародий.
Спасите, хоть больница и тюрьма -
Мне хочется и плакать и смеяться,
Но светятся безликие дома,
Рядком, как диетические яйца.
Не много ли нам времени дано,
Чтоб заполночь, от сытости и скуки,
Созвездьями бренчали в домино
Для клавиш предназначенные руки!
О, если бы Господь не удержал
На грани, где с тенями ночевала,
Уж лучше ослепительный кинжал -
Болезнь неизлечимо лучевая...
Коленкой подмигнет кордебалет
С афиши вседозволенности нашей,
Где плакал князю Мышкину в жилет
Раскольников, старуху доканавший.
1977
ххх
Подымается жизнь и по лестнице Гаршина,
Шелестя и мелькая в пролетах плащами...
Смрад котлет и капусты.
Котами загажены
И расписаны пьяницами площадки...
Огибая провал, продолжается лестница...
Смотрят в окна и щели соседки и звезды...
Силуэты ветвятся...
Доверчиво светятся
Пальцы, переплетенные в первые гнезда...
И веселье звонков, и табличек сияние
(На материи мира — сияют заплаты...),
Лишь фамилии проще да редкостней звания:
Новый титул — «Отличник уплаты квартплаты»...
Продолжается лестница
звонкими маршами,
Словно жизни талантов —
законное пени...
И не горше, чем всюду, на лестнице Гаршина
При подъеме и спуске
вздыхают
ступени...
И зловещая бабушка, горбясь и охая,
Словно Клио с клюкой — к поколению в джинсах
Семенит...
Пусть не с Гаршинской, — всё же с Гороховой.
Остальные — с Дзержинской...
1974
РАБОЧИЙ
Господи, как он счастлив - страшно смотреть..
Он озабочен, Господи, как ты в неделю творенья..
Хоть бы в тебя он веровал, Господи... Только в смерть.
И, не поверишь Господи, - в энтузиазм горенья..
Пресс, нарастая, лязгает...
/Господи, пронеси.../
Пальцев ещё осталось на выборы и на розлив...
Он интервью даёт мне /Дай ему небеси.../,
Произнося "ударник" - будто "артист народный".
Как он сияет, Господи,- в десятидневный рай
Едет за достиженья в грохоте преисподней.
Господи, где штампуют этих, что "умирай"-
Скажешь - лишь переспросят: завтра или сегодня?..
Пресс, нарастая, лязгает,
Ляжет ведь по звонку!
Вогнутая грудная,
Мясо...
"Видней начальству"...
Господи, дай мне камень - в его башку! -
Он же меня зарежет, БЕЗУМНО счастлив...
1976
ххх
Набело!-
Не прорастают следов
жухлые листья -
мерцание Стикса...
Чьё-то окошко форельной
слюдой
в проруби
остро
мелькнет...
Стоит ли так уж грустить о бесследности жизни?
Ну, заметёт - заодно и простится.
Наново!
Слепнет блокнот!
Надо же,
чтобы такой снегопад
на плечи заполночь!
Ангельской сказкой,
светом бесшумным, хлопушками капсюль
...Как в невесомости, - не раскопать
В сдвоенном
сдвиге
условности.
Сон и полёт-
ваша высшая степень - зима!
Детским комочком в светящийся шар заблудиться...
Косточкой сквозь виноградный скафандр проглядится
вся твоя жизнь, как в трамвайном стекле - терема,
а за ними - дома:
недокрылые
белые
ПТИЦЫ.
В стиксы!-
Карповки,
Невки,
Фонтанки,-
Вагоно-вожатый
бубнит
заклинателем
змей.
Только метель то развёрнута в блеске -
то сжата
оконной каймой.
Выкатись где-нибудь.
ГУБЫ заклеит зимой...
В снежную бабу - два скатанных "О" -
О, онемей!
1976
ххх
Горисполком и Господи, помилуй
Архитектуру Северной Пальмиры!
Печально поучителен финал
Столицы бывшей:
столь провинциальны
Навстречу лица в бликах Тициана
И после Петропавловки - пенал,
Что хоть бери подмышку раскладушку
И умоляй музейную старушку
Пустить – ну, что ей стоит - до утра.
Темно. Зато набухшие от влаги
Семейные сиреневые флаги
Не плещутся над вотчиной Петра.
Не колет "ёрш" фольклора и жаргона -
Попытка подмастерья-эпигона
Пристроиться к народу у ларька...
Не видеть парикмахерских красавцев,
В часы пике щеками не касаться
Чужих щетин - и жизнь не так горька,
Скорей смешна,- в коробках и скорлупках.
Кариатид в упитанных голубках
Ваяет взгляд, а мнение плеча
Сдано в архив под вывеской "химчистка",
Где объяснит приемщица речисто,
Что и на солнце пятна - сгоряча...
И чувства локтя, юмора и долга
Опять согреют в транспорте надолго:
Маршрут судьбы - из дома на завод.
И что с того, что все иные чувства
Ушли от нас в историю искусства,
И упорхнул эол в газопровод
И что с того, что неисповедимы
Пути туда, откуда поглядим мы
На интернатски бритые дома
Без умиленья, но и без упрёка,
Смиряя спесь наследников барокко
До жалкой грусти: голод задарма...
Дням безымянным - в зодчестве спасенье.
Воистину случится воскресенье
В неделю раз, и в жизни - иногда...
И что-то снова строится не сразу
/С чего бы вдруг/ в торжественную фразу
И дождь в лицо - шампанское со льда!..
1977
ххх
Вечер, окна...
Привычней и проще
Не представишь...
Но этот же блеск -
Урбанизм апельсиновой рощи,
На холсте возведенной в гротеск;
Вертикально повернутый берег
В снежных оползнях -
вместо жилья.
Отчужденно оранжевый Рерих?
Золотая ухмылка жулья?
Нам достались такие виденья
Или: виденье цвета
в беде...
Парниковую пленку наденешь,
До пупырышек стоя в дожде.
И услышишь на месте свиданья
Дома с домом - тепла и тепла,
Как звенит холодок
мирозданья
На латунных
ладонях
стекла...
1976
ххх
Ампир вампира - путь в аэропорт,
Вся эта пышность, твердая, как торт
На выставке - бесвкусица для чести.
И тот поспешно обжитый макет,
Где телеграфных столбиков крокет
Широк луне, как лестница - невесте ;
И даже Гавань - дышится свежей,
Но белой ниткой парус этажей
Пришит на стыке пропасти с простором...
Все то, чему не триста и не сто,
Увы, - не то, типичное не то:
Нагородили, думая — построим...
Как хорошо, что в наши города
Еще заходят небо и вода -
Чужие и бессмертные творенья...
Как озаренья,
как фамильный Дух.
Как ветер крови сталкивает двух
В неблагодарный подвиг повторенья...
1969
ххх
Как черный груздь, роскошен черный
Фужер /изысканная грусть/...
Но цвета скатерти почетной -
Настой на пошлости.
Берусь
За ножку, вывихнув мизинец
...Пардон, изящные века,
Что след наш порист и резинист,
В салоне - след грузовика...
Увы, на ветхом матерьяле
Не улетишь на край земли:
Мы тягу к почве потеряли,
А крыльев - нет, не обрели.
Ни барской лени,
ни свободы,
Ни потной пахоты крестьян...
Мурлычь по случаю субботы
С пластинки, Черный Себастьян...
1976
ххх
С черного хода,
где кошки беспризорного цвета
сыты гнилыми запахами,
неуловимы,
как душа Достоевского,
и зеленоглазы,
как диагноз его метаний;
С черного хода,
где алкоголики опускаются до пьяниц,
а женщины поднимаются с помятой ухмылкой.
(Господи, окуни их в свет виноватости...)
С черного хода -
в молодость ливня!
Ломаннсть линий -
коленей, локтей —
ливневая!
Звонкие струи упруги,
И руки - вплетайтесь!
Не получается.
Что-то разладилось.
Сникло.
Зонтик японской системы,
увы, не для нашей нервной -
дергаешь,дергаешь...
/нам бы — кольцо парашюта.../
Город опять наводнили летучие мыши,
шум перепончатых крыльев...
Весна или осень?
Вечный вопрос или вечная наша погода:
слякоть и свет,
и мистический мрак подворотен.
Дым без огня.
/Углем — профиль фабричной трубы
в небе, вставшем с панели/
Вахтер, извините, не здесь ли.
перерабатывают
тело - на Душу?
Голосом — жест.
/Часовой государственной тайны.../
Ихтиозавром - троллейбус.
Картонка, что в парк.
Кто-то шальной и зеленый
гулял по деревьям ...
Только следы нам оставлены,
только следы...
И часовщик,
частный мастер библейских ремесел ,
в будке "мелкий ремонт"
поводит породистым носом,
как будто почуял след
убежавшего времени,
которому надоело жить на цепочке...
Тикают кандалы на запястьях.
Кто-то мечется в грудной клетке.
Внутренний цензор сигнализирует,
что уместней аналогия с птичкой...
/"Крылья свободных ассоциаций"
Индивидуальный пошив,
Показ моделей"/.
А кто-то другой, тоже внутренний,
с черного хода,
приказывает стоять на своем,
как Венера с отбитым носом
на пьедестале.
1977
ххх
Увести за собою кого-то,
Чтобы в полночь на гребне моста
Выворачивала
как рвота
Черной горечью -
пустота.
Провожай, но за локоть не трогай,
И не спрашивай адрес пока -
Так ли важно, какою дорогой
В беспредельный
простор
тупика...
И чердак бы — чертогом,
и небо -в губы,
за ворот -
из ковша.
Провожай,
Это небо-небыль
Носит в чреве небыль-душа.
Этот город с величием тронным:
Каждый дождь
Оприходован в нимб...
Он слывёт
четырёхмиллионным!
Как же может он быть
населённым
окаянным,
любимым, одним?!.
1975
ххх
Пустеет жизнь концертным залом,
Где светом выключили. звук....
Но медлит он...
В большом и малом -
Стеклянных птиц прощальный круг.
В какие пропасти летим мы-
На чей-то пристальный зрачок?
И темнота неотвратима,
И в спину - вещий сквознячок...
Бледнеют немощные всплески,
Коряв обугленный рояль,
Но страшно встать и жестом резким
Спугнуть озвученную даль. -
Как будто музыка продлится,
Пока не втянуты волной.
Сомнамбулические лица
Старушек в тверди кружевной...
1977
Фото Алексея Кузнецова
