Памяти Николая Гумилёва
«В какой пустыне явится глазам,
Блеснёт сиянье розового рая?»
«Баллада». Николай Гумилёв.
Когда шипит опасная гюрза,
И путник все движения сверяет,
«В какой пустыне явится глазам,
Блеснёт сиянье розового рая?»
Наверно в той, где он бывал не раз,
Строкой, лаская Африку нагую.
Зулусам ль посвящая свой рассказ,
Иль египтянкам, ждущим поцелуя.
Иль в Индии, где дикие слоны
Живут, как и двугорбые верблюды.
И слово, из далёкой старины
Там ценится высОко и повсюду.
И может быть с Ахматовой вдвоём
Тянулся к жизни, смерть не приближая.
Всё ждал - не то, когда раздастся гром,
А блеска нимбов «розового рая».
И как христианин и патриот,
Любивший всей душою Русь Святую,
Он верил в силу Иорданских вод,
К Спасителю взывая: «Аллилуйя».
Его вторая, новая жена,
Ему блаженства рая обещая,
Дочь родила, но думала ль она,
Какая ждёт их всех судьба лихая?
Мечтая лишь о чести и стихах,
Ушёл он в царство снов, тенЕй, видений.
С печатью на истерзанных устах,
Таинственный и запрещённый гений.
17.11.2014
Блеснёт сиянье розового рая?»
«Баллада». Николай Гумилёв.
Когда шипит опасная гюрза,
И путник все движения сверяет,
«В какой пустыне явится глазам,
Блеснёт сиянье розового рая?»
Наверно в той, где он бывал не раз,
Строкой, лаская Африку нагую.
Зулусам ль посвящая свой рассказ,
Иль египтянкам, ждущим поцелуя.
Иль в Индии, где дикие слоны
Живут, как и двугорбые верблюды.
И слово, из далёкой старины
Там ценится высОко и повсюду.
И может быть с Ахматовой вдвоём
Тянулся к жизни, смерть не приближая.
Всё ждал - не то, когда раздастся гром,
А блеска нимбов «розового рая».
И как христианин и патриот,
Любивший всей душою Русь Святую,
Он верил в силу Иорданских вод,
К Спасителю взывая: «Аллилуйя».
Его вторая, новая жена,
Ему блаженства рая обещая,
Дочь родила, но думала ль она,
Какая ждёт их всех судьба лихая?
Мечтая лишь о чести и стихах,
Ушёл он в царство снов, тенЕй, видений.
С печатью на истерзанных устах,
Таинственный и запрещённый гений.
17.11.2014