Только об армии.

 

Приближается день защитников Отечества. Современная армия России живет трудно, мучительно разгребая ворох своих проблем.

В чем причины? Плохо используется опыт прошлого, затушевывается, топится в потоках лжи. Я решил написать о том, в какой я армии служил, что она представляла собой в те времена.

В армию я был призван в августе 1955 года. До этого я кончил Авиационный техникум в Ленинграде, и год проработал на Приборном заводе. Здесь уместно заметить, что везде сохранялось напряжение военных лет. Слушая по радио дебаты об образовании, хочется заметить, что в техникум я поступил отличником после 7 класса деревенской школы. Отличников в группе было еще пять человек, а всего в группе на начало первого курса числилось 44 человека, из них два фронтовика. Окончили техникум только шестнадцать человек, а из отличников только я один. Отчисляли безжалостно. Я был самым молодым и комсоргом в группе, в житейском плане был глуп, а в смысле учебы все давалось не так трудно и еще успевал заниматься в аэроклубе. Помогал в учебе фронтовикам (матрос с Балтики и шофер с Дороги жизни, оба израненные, но живые.) общими усилиями они кончили этот техникум. Хочется еще обратить внимание, что много было практики: слесарная, токарная, монтажная, практика на военных заводах Ленинграда, экскурсии, в том числе и на соседний авиационный институт, где нам на стенде в работе продемонстрировали новый турбореактивный двигатель.

Завод в те годы работал напряженно и, я бы сказал, эффективно. Если возникали проблемы, немедленно объявлялся конкурс на решение проблемы, постоянно применяли аккордные работы и, конечно, сверхурочные.

Уходили с завода только на ночлег, а иногда по несколько суток не выходили с завода, спали урывками на заводе. Если человек приходил на завод розовощеким, то через несколько месяцев становился бледнолицым. Работа настройщика – это работа на финише, на завершении всех операций с изделием плюс все испытания и сдача готового изделия. Призыв в армию как бы выдернул меня из этой карусели, но в 19 лет я уже был профессионал по нескольким профессиям, усовершенствовал изделия основного производства, помог матери выбраться из послевоенной нищеты.

Несколько дней тряслись в теплушках, сначала в Ряжск на пересыльный пункт, а потом на северо-запад России. Спали на досках на полу, разложив рюкзаки под головы. Несколько дней безмятежной, беззаботной жизни и мы прибыли в райское место: сосновый лес, чистое озеро, армейские палатки, столовые на открытом воздухе, комары в умеренном количестве, так как время шло к осени, и, конечно, они самые, сержанты, которым, как мне показалось, не терпелось нами покомандовать. Но, прежде всего всю нашу разношерстную толпу отправили к бане. Все, что было более или менее добротным из гражданской одежды отдали старослужащим, которым скоро демобилизоваться, и переоделись после бани в армейскую форму. Сразу оговорюсь я, и думаю многие другие из прибывших, были рады чем-то выручить ребят, которых впереди ждала неопределенная чаще всего гражданская жизнь. Чувство взаимовыручки было развито уже в нашем возрасте.

Вновь прибывших разбили на подразделения, каждым из которых командовал свой сержант, иногда они подменяли друг друга. Начался курс молодого бойца от подъема до отбоя, завтрак, обед, ужин тоже все по командам. После обеда был в то время один час сна. Потом его отменили. Привыкание к строю, к командам, которые надо выполнять у всех на виду, упражнение на турнике, брусьях, метание гранат, изучение стрелкового оружия. Здесь я впервые увидел автомат Калашникова, который стал для каждого после присяги личным оружием. Сначала ничему не удивлялся, так как в детстве приходилось охотиться с ружьем, в техникуме стрелял из малокалиберной и снайперской винтовки по третьему спортивному разряду, но по настоящему оценил АК-47 на стрельбище. И здесь особо конечно надо написать о сержантах. Фамилий их я уже не помню, но как они относились к нам, помню хорошо. Первый из них, среднего роста, симпатичный молодой человек, обычно немного грустный, прекрасно пел, часто выступал перед солдатами в офицерском клубе. Всегда терпеливо объяснял, показывал, если какое замечание, то в форме шутки, если что-то организовывал в виде соревнования, то всегда победителю поощрение – доставал из кармана пару конфет, которые, как мы потом поняли, увы никогда не появлялись на солдатском столе. Я старался на брусьях, на турнике и часто он с улыбкой протягивал мне одну или две конфеты. После команды «Вольно, разойдись!» разговаривал с нами: откуда мы, кто по профессии, как там жизнь на гражданке. Узнав, что я кончил техникум, расспрашивал: трудно ли поступить, какая стипендия и т.д. я понял, что он мучительно думал: оставаться в армии, или куда-то поступать на работу или учиться. На сцене же он пел уверенно и без всяких сомнений. Солдаты его любили, а женщин, я думаю, он просто очаровывал.

Второй сержант - более высокого роста, с грубоватыми крупными чертами лица, по мужски красивым, излучал какую-то уверенность и доброту, с ним было просто и спокойно. Вот эти два человека ввели нас в курс армейской жизни, приучили к строю и выполнению команд. Здесь также следует отметить, что основными спортивными упражнениями у нас была работа с бревнами на пилораме. Мы выполняли подсобные работы, а распиловку вели более опытные ребята. Потом я понял, что основной принцип воспитания в этой воинской части – это воспитание тяжелым, но полезным трудом. Строили казармы, клуб, мастерские, дома для офицеров росли на глазах, содержали поросят на отходах от кухни, помогали колхозам в окрестности и даже ездили разгружать баржи с дровами на реке в районный городок. Маховик этих работ крутился непрерывно, летом и зимой. Дела обстояли так, что я только на третьем году службы узнал, что у солдата есть в распорядке дня час

личного времени.

Когда мы в разговорах спрашивали у сержантов, что это за воинская часть, куда мы попали, они загадочно улыбались и отвечали: «В свое время узнаете». Однажды, когда мы по лесной дороге совершали очередной марш – бросок, послышался гул мотора и из-за поворота дороги выполз тяжелый тягач, который тянул за собой что-то длинное, укрытое брезентом. Мы вместе с сержантом свернули в лес, он обернулся, повел глазами в сторону дороги и сказал: «Это - она».

Постепенно мы узнали, или точнее поняли, что попали служить в артиллерию резерва Главного командования. Так раньше назывались ракетные войска. В чем особенность? Это новое, сложное и, что важно, это коллективное оружие. Как здесь наберешь контрактников? А всеобще воинская обязанность позволила призвать людей необходимых специальностей: от инженеров до рабочих. Поздней осенью в летний лагерь прибыли офицеры и начали распределять новобранцев по дивизионам и вспомогательным подразделениям. Я попал служить в мастерские спецвооружений ( СВ). Мы прибыли на зимние квартиры. Старший лейтенант Алексеев Г.А.привел меня в стационарную мастерскую, познакомил с сержантом и старослужащими, показал передвижную радио мастерскую и механическую мастерскую, оборудованных на трехосных автомобилях высокой проходимости. Сержант Ухов показал казарму, где мне предстояло жить и место на койке на втором этаже. После обеда я вместе с новыми сослуживцами вернулся в мастерскую. Мне выделили рабочее место, показали, что за аппаратура измерительная у них и предложили: Вот, если хочешь, ремонтируй прибор, принесли на ремонт. Схема есть? Есть. Я понял, что мне предложена испытательная работа, чтобы определить, что я за мастер, попавший в их мастерскую. Изучив схему прибора, осмотрев его конструкцию и монтаж, я понял, что передо мной программное устройство, выдающее поочередно во времени команды, необходимые для запуска ракеты. Работало оно от переменного напряжения 220 вольт 50 гц, но не напрямую от сети, а через преобразователь с тем, чтобы частота 50 гц имела стабильность кварца. Я сидел и думал: Это , ребята, для меня семечки. Рязанский приборный завод мне не такие ребусы задавал.

Я взял тестер и начал прозванивать схему. Примерно через полчаса сказал Косте Милютину, предложившему мне эту работу: Нашел, дай мне исправную деталь, я запаяю и все должно работать. Он просто дернулся ко мне: Не может быть! Я понял, что это у них была тупиковая работа. Я объяснил ему, почему он не мог отыскать неисправность. Деталь заменили и устройство заработало, четко выдавая команды. Вечером мы возвращались в казарму уже друзьями. Я понял, что он был замотан ремонтом и, получив в лице меня надежного помощника, успокоился. Через несколько дней вновь прибывших в воинскую часть собрали в учебном классе, мы расселись за партами. В класс вошел старший офицер, все четко встали, четко ответили на его приветствие. Он дал команду садиться, развернул папку, проверил всех по списку, зачитал присягу и предложил всем по очереди расписаться. Так я вступил в строй воинской части 50914, которая прошла боевой путь от Сталинграда до Берлина, имея на вооружении гвардейские минометы ( Катюши), награждена пятью боевыми орденами. Во время моей службы на вооружении были ракеты Р1, Р2, Р5. Большинство офицерского состава, начиная со старшего лейтенанта, прошло войну. Командиром части был Герой Советского Союза генерал-майор Иванов Василий Иванович. Артиллерией в то время командовал маршал Неделин, погибший во время испытания ракеты, министром обороны был маршал Жуков Г.К. За время моей службы в этой артиллерийской бригаде сменились 3 главных инженера, отвечавших за техническое состояние вооружения, в связи с повышением по службе. За выполнение сложных работ в сложнейших условиях я получил 17 благодарностей от командования, 3 раза отмечался отпуском: 10, 10 и 30 дней. Последний отпуск дали за усовершенствование прибора контроля системы управления ракетой Р2.

В 1957 году я два раза участвовал в пусках боевых ракет Р2 в качестве оператора радиолокационной станции РКТ (радио-контроль траектории), по данным которой вычислялась точка падения ракеты. Два раза (один раз днем, другой ночью) наблюдал пуски ракет Р2, они были без систем радиоконтроля траектории и расчет станции был свободен. Зрелище было незабываемое, его нельзя передать ни через кино, тем более телевидение. Теряется масштабность. Тогда я написал стихи:

Стартует грозно «единица»

Прообраз будущих ракет

И яростный огонь струится,

И льется нестерпимый свет..

Я часто вспоминаю полигон Капустин Яр и его окрестности. Меня подвозят к какой-нибудь радиолокационной станции. Стучу в дверь, мне открывают и я протискивываюсь внутрь. Кажется прохладно внутри, но по градуснику + 30. Я – старший мастер по ремонту радиолокационных станций, которые, как правило, заранее не изучал, а иногда даже и не видел. Станция не работает, а я получил приказ ее отремонтировать до вечера этого дня. Начальник РЛС удивленно смотрит на необычного рядового Советской Армии, который предлагает ему кратко рассказать об устройстве станции и в чем проявляется ее неисправность. Офицер неуверенно начинает рассказывать, видно не веря в благополучный исход дела. Я задаю ему ряд вопросов, прошу показать, где расположен блок, отвечающий за то-то и дать его схему. Выдвигаю блок и начинаю прозванивать. Через 10 – 15 минут я говорю ему: Нашел, на заводе в нем не поставили одну деталь. Не может быть! У аппаратуры гарантийный срок – пять лет! – он заметно нервничает и все еще не верит, что расчет его РЛС выполнит задачу. Я говорю: Успокойтесь, найдите в ЗИПе к РЛС эту деталь или даже что-то похожее, близкое по номиналу, я ее впаяю в схему, и все заработает.

Начинаю ему объяснять, что РЛС была изготовлена и ранее работала в условиях влажного климата, то этот дефект не влиял на ее работу, так как цепь замыкалась через утечки по монтажу через присутствующую влагу на деталях. Жара на полигоне высушила эту влагу и блок перестал работать. Послушайте, через мои руки прошли горы блоков от радиолокационных станций, кроме этого связные станции: Р-103, Р-118, Р-109, Р-108, РАФ и даже РБМ, времен войны, пришлось ремонтировать бытовую технику и все, что имеет отношение к электричеству. Вам больше никто здесь сегодня не поможет. Я выполняю приказ подполковника Малиновского, главного инженера бригады. Доводы действуют, офицер достает ЗИП, находит подходящую деталь и протягивает мне. Я ее припаиваю на место заранее прогретым паяльником и обращаюсь к нему: Ну включайте свою бандуру. Офицер вдвигает блок на место, включает станцию и напряженно смотрит на экран трубки, контролирующей работу РЛС. Засветился экран и импульс, который никак не хотел ранее появляться, выскочил и замер в начале развертки осциллографа. Ну, спасибо! – облегченно выдыхает командир и двумя руками жмет мою руку. Я вылезаю наружу из РЛС, солдаты из расчета РЛС вопросительно смотрят в мою сторону. « Все нормально ребята, я поехал».

Ночь. Над Кап.Яром звездное небо. Кажется, протяни руку и можно их коснуться. Но что это? Появляются огни, движущиеся рядом со звездами. Им навстречу несется новый огонек, сближается с одним из них и вместе исчезают. Но одна звездочка движется все выше и выше, затем уменьшаясь удаляется за горизонт. Это было в октябре 1957 года, на другой день сообщили, что запущен искусственный спутник земли. Сейчас сижу и думаю, что может быть я видел издалека запуск этого спутника. Где-то надо посмотреть, в какое время он был запущен.

Осень. Ночи прохладные, в палатках ночью неудобно. В воздухе днем замелькали снежинки. Наконец грузимся в эшелон. Правильно, что эти неказистые вагоны назвали теплушками. После палаток они кажутся теплыми и уютными. Половина личного состава на учениях заболела и вся работа свалилась на оставшихся в строю, но дивизион свои задачи выполнил. Забираемся на нары, дощатый настил в вагоне, пристраиваю под голову поудобней рюкзак и засыпаю. Когда отлежал один бок, просыпаюсь и переворачиваюсь на другой. За окошечком вагона ночь, колеса мирно постукивают на стыках, рядом все спят. Прощай полигон.

После прибытия в обычное расположение части, на зимние квартиры, за мной в дивизион пришел сержант Донской и сказал: Собирайся, пойдем домой в свою казарму. Там обступили ребята и стали расспрашивать. Вошел кто-то из офицеров и заявил: Немедленно его в санчасть, но сержант выступил против этого. «Не надо, просто он потемнел от степного солнца и истощал, а так он здоров.» Действительно, так мало я еще в этом возрасте никогда не весил. Постепенно вошел в норму и через полмесяца выступил на комсомольском собрании о всех безобразиях во время проведения боевых стрельб ракетами Р-2 на полигоне Кап.Яр. Выступление закончил словами: Не дай Бог, война. Присутствующий на собрании офицер из политотдела пытался что-то возразить, но все угрюмо молчали. А в комсомол меня рекомендовал фронтовик, балтийский моряк Карпович Виктор Петрович, с которым мы вместе кончали Ленинградский авиационный техникум. Я это пишу к тому, что за положение дел в армии, за дисциплину и выполнение задач нес груз ответственности и коллектив, я имею в виду комсомольскую организацию подразделения. В этом и состояла демократия в то непростое время. Десять лет прошло после войны, а армия была оснащена более современным оружием, чем противники, не прозябала как сейчас в безделье у телевизоров, а восстанавливала разрушенное старое, строила новые, валила и пилила, убирала урожай, грузила и разгружала на железнодорожных станциях и на пристанях. Это был маховик, раскрученный победами в войне. Некогда было проклюнуться дедовщине. И что странно, никто из участников войны никогда не рассказывал о войне в прошедшем времени. Для них она продолжалась. Армия должна быть не в постоянной боевой готовности, а в постоянном действии