ЭРИХ И ОДЕССИТКА ИННА

«Если нравственным является только брак,

основанный на любви, то он и остаётся таковым

только пока любовь продолжает существовать»

Ф. Энгельс

 

 

Заканчивалась учёба в специальной оперативной школе милиции Одессы. Начались государственные экзамены, на которые выносились три основных предмета: история КПСС, Уголовное право и специальные дисциплины, проходящие под грифом «совершенно секретно». Курсанты целыми днями занимались зубрёжкой учебников. Вечером давали себе небольшой отдых. Многие уходили в город, чтобы походить по красавице Одессе, навечно оставляя в памяти её необыкновенный колорит и запах черноморского воздуха.

Оставалось сдать последний экзамен, на подготовку которого отводилось несколько дней. Впереди были суббота и воскресенье. Некоторые курсанты, и я с Эрихом, решили последний раз пойти в парк Шевченко на танцы, с которыми было так много связано: знакомства, встречи, расставания, признания в любви, закончившиеся у одного курсанта свадьбой. Мне очень хотелось встретить девушку, в которую влюбился, но вынужден был расстаться, узнав о её специфической профессии. Думал сказать ей несколько тёплых слов, и искренне поблагодарить за прекрасно проведенные вместе вечера. До этого мои поиски оказались безрезультатными. Эрих был не в настроении, так как два месяца не получал писем от своей невесты, а последние были холодными. Друзья ему писали, что она жива и здорова, иногда встречали в городе. Большего от них ничего не мог добиться. Оставалось несколько дней, чтобы с ней встретиться и выяснить причину молчания. Мне удалось уговорить Эриха пойти на танцы в наступившую субботу, чтобы послушать музыку, забыв на время об экзамене, из-за которого от переживаний не удавалось крепко спать. После его сдачи станет ясно, получишь ли новенькие золотистые погоны лейтенанта милиции с вручением диплома юриста.

Со съёмных квартир, в которых мы переодевались, выходя в город, перенесли в школу гражданскую одежду. До этого хранить её в школе запрещалось категорически. Лето подходило к концу, так как заканчивался август. Было ещё тепло, потому носили рубашки с коротким рукавом. В то время не существовало мужских сумок, типа нынешних барсеток. Самое необходимое, носовой платок, деньги, сигареты, спички и удостоверение личности рассовывали по карманам брюк, что не совсем было удобно. На это неудобство были обречены все мужчины. Часто что-нибудь вываливалось из переполненных карманов и терялось навсегда. Поэтому портные шили глубокие карманы, чтобы всё, носимое с собой, легче было сохранить.

В субботу, переодевшись, с Эрихом пошли в парк Шевченко. Когда мы зашли на танцевальную площадку, танцы давно были в разгаре. Зная, что в холодное время танцы на воздухе скоро прекратятся, молодёжь со всего города спешила, как можно больше насладиться ими под открытым небом. Площадка была забита до отказа. Сейчас парень или девушка может в гордом одиночестве присоединиться к танцующим и самому танцевать до упада. Тогда танцевали только парами, тесно прижавшись друг к другу, получая необыкновенное удовольствие от прикосновения к телу партнёра. А самое главное, во время танца можно было любимой девушке на ушко шептать нежные слова, признаваться в любви и клясться в верности на всю оставшуюся жизнь. Ныне парни и девушки танцуют на приличном расстоянии друг от друга под грохочущую музыку, от которой на несколько дней закладывает уши. Если бы парень захотел признаться девушке в любви, ему, чтобы перекрыть музыку, пришлось бы так орать, что его признание слышали жители близлежащих кварталов.

С Эрихом мы стали у металлического забора, прислонившись к нему спиной, чувствуя, как от него исходит приятое тепло, полученное днём от щедрого солнца. Танцевать не хотелось. Перед серьёзным экзаменом не стоило расслабляться, поддавшись общему веселью. Мы курили и разглядывали танцующих, представляющих не отдельные пары, а гигантскую сплошную живую массу, колышущуюся в такт музыки. Время от времени объявлялся «белый танец», давая возможность девушкам приглашать парней. Так как мы с Эрихом находились не в толпе танцующих, то были застрахованы от того, что какая-нибудь девушка будет протискиваться между разгорячённых тел, чтобы добраться к нам и осчастливить своим приглашением. Мы продолжали спокойно вести неторопливый разговор, конечно, связанный с последним экзаменом и последующей работой в милиции.

Уже прозвучали первые такты танца, и толпа зашевелилась, пытаясь в тесноте, перебирать многочисленными ногами, когда мы услышали громкий голос девушки, лет шестнадцати. У неё была короткая мальчишеская причёска белых крашенных волос. Крепко взяв опешившего Эриха за руку, не моргая, смотря неотрывно в глаза, прокричала, показывая ровные белые зубы: «Пацан! Хватит лыбиться, пора заняться делом. Для него я выбрала тебя. Пойдём, улыбчивый, спляшем». Эрих попытался что-то ответить, бестолково шевеля губами, как незнакомка продолжила свою атаку: «Только не вздумай отказываться. Ты меня не знаешь! Я не позволю из-за твоего отказа всей Молдаванке смеяться над моим поражением». Последние слова она говорила на ходу, потащив Эриха за руку в толпу. Он покорно шёл за бойкой девчушкой со своей вечной улыбкой, что со стороны можно было принять за получаемое им удовольствие от девушки, свалившейся, как снег на голову.

Когда музыка закончилась, Эрих ко мне не вернулся. «Значит, подумал я, девушка понравилась, и Эрих решил продлить удовольствие, продолжая с ней танцевать». Через головы танцующих мы нашли друг друга глазами. Эрих поднял над головой скрещённые руки, показывая тем самым, что я не должен его ждать. Я пошёл в школу милиции, мурлыкал по дороге «Любовь нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждёшь», имея в виду Эриха.

Койка Эриха оставалась пустой, тщетно ожидая вместе со мной своего хозяина. В 3 ночи я стал волноваться. Если он собирался ночевать у девушки, должен был меня предупредить. Когда я вышел во двор покурить, нос к носу столкнулся с Эрихом. Он был хорошо выпивши. Впервые я увидел печальной его улыбку. Было понятно, что парень пережил какую-то неприятность. Мы сели с ним на скамью, стоящую во дворе школы возле курилки, и он поведал ночную историю, приключившуюся с ним.

Симпатягу, острую на язык девушку, звали Инной. Своими разговорами буквально заворожила Эриха. Он готов был выполнять любое её желание. Когда Инна после танцев предложила проводить её домой, Эрих не раздумывая, согласился, не представляя, где в Одессе находится улица, на которой живёт мало знакомая девушка. Инна остановила такси, и они поехали к её частному дому, расположенному где-то на краю Одессы. Со слов Инны, это был знаменитый район города, Молдаванка, где Эрих никогда не был. Когда знакомились, мой друг не стал называть своё имя, разрешив Инне называть так, как называют в шутку друзья, Отелло. Инна спокойно отнеслась к этому имени, в шутку попросив хорошо подумать, если надумает её задушить. Когда они подъехали к дому Инны, она настойчиво пригласила Эриха в дом, где можно будет хорошо выпить за знакомство и за весело проведенный вечер. Дом выглядел большим и ухоженным. Рассмотреть его получше не представлялось возможным, так как на улице не горел ни один фонарь. Двор освещался электрическим светом, падающим из нескольких широких окон. Пройдя сени, они оказались в кухне с громадной русской печью, возле которой крутилась женщина с низко повязанным платком до глаз, как показалось Эриху, злых. Он понял, что женщина была матерью Инны. На приветствие Эриха, она что-то невнятно буркнула, и отвернулась, не добро глянув на дочь, но не сказав ей ни слова. Из-за закрытой двери, ведущей в зал, раздавались пьяные голоса мужчин. Инна, не стесняясь Эриха, коротко выругалась, возмущаясь тем, что у папаши до глубокой ночи снова задержались дружки. Войдя в комнату, Эрих понял, что попал в неприятную компанию. Во главе стола сидел отец Инны с расстёгнутой до пупа рубашке. Он не выглядел стариком, хотя носил солидную бороду без единого седого волоска. Два собутыльника, положив голову на руки, спали богатырским сном, храп которых не мешал разговору остальным. Два бодрствующих собутыльника, отца Инны, величали, преданно заглядывая в глаза, "Дедом." На столе стоял большой старинный, с вытянутым горлышком, бутыль с самогоном. Вокруг бутыли в глубоких тарелках лежали в изобилии солёные огурцы, помидоры и белая квашенная капуста, перемешанная с морковью и мочёными яблоками. Бросались в глаза толстые, шириной в ладонь, куски сала с широкими мясными прослойками. Рядом с ним лежали нарезанные ломти чёрного ноздреватого хлеба. На обрывке пергаментной бумаги красовались крупные кружочки копчённой золотистой скумбрии, истекаемой жиром, и вяленой кефали. Самый молодой из гостей, увидев вошедшую Инну, попытался встать из-за стола, протягивая к ней руки и криво улыбаясь. Сверкая во рту металлической коронкой, ласково проговорил: «А вот и дорогая невестушка моя пришла». На это Инна немедленно среагировала: «Шуруп», успокойся. Твоей невестой согласиться быть даже не каждая жаба. Будешь молоть пьяным языком, в очередной раз опущу на голову тарелку с капустой»! Угроза Инны подействовала на «Шурупа». Он покорно сел на место, и будто сдаваясь, поднял руки вверх. Инна посадила Эриха за стол, наказав отцу привечать гостя, которого зовут Отелло. Услышав такое имя, «Дед» стал давиться капустой, которую только положил в рот, а «Шуруп» откровенно загоготал. Третий гость быстро налил стакан самогона и выпил одним залпом, уставившись стеклянными перепуганными глазами на Эриха, который не заметил, кто и когда налил ему до краёв стакан самогона. Для смелости Эрих, не ожидая приглашения к выпивке, для храбрости в два глотка осушил стакан, пожелав присутствующим крепкого здоровья и долгих лет счастливой жизни. Не обращая внимания на реакцию пьяной компании, принялся за аппетитную и манящую закуску. Инна для себя принесла маленькую бутылочку вишнёвой наливки, наполнив ею с нежным звоном хрустальную рюмочку, сделав из неё один глоток. «Дед», наливая второй стакан самогона Эриху, подначивая его, и посмеиваясь, спросил: «А скажи, голубок, что обозначает твоё имя Мудэлло»? «Шуруп», желая перед Инной показать свою эрудицию, опередив ответ Эриха, стал подробно рассказывать, как один чернокожий бандит, по имени Отелло, в кровати задушил свою жену за то, что та подарила любовнику свой носовой платок. «Дед» перебил «Шурупа», твёрдо заявив, что тот чернокожий, гореть ему в аду, не настоящий бандит, а душегубец, замочивший свою бабу за сопливую тряпку. Все трое стали бойко обсуждать неправильные действия чернокожего бандита, которого в Одессе сурово наказали бы по всем законам блатного мира. Инна всё это время осторожно поглаживала колено Эриха, прося его не обращать внимание на пьяных мужиков.

Эрих, хорошо закусив, после второго стакана самогона, встал из-за стола, чтобы выйти и покурить на воздухе. В кухне почувствовал, что крепкий самогон стал на него действовать. Было жарко, по лицу покатился пот. Эрих стал шарить по карманам, вытаскивая сигареты и платок, чтобы вытереть пот. Мать Инны, не спуская с него глаз, сказала, чтобы он курил на кухне или в комнате. Эрих закурил сигарету и вернулся в комнату, где его встретили наполненным стаканом. Он смог выпить пол стакана, чувствуя, как всё сильнее пьянеет. Инна, глядя на него, коротко и строго сказала: «Больше не пей»! «Дед», казавшийся до этого пьяным, вдруг трезвым голосом задал Эриху вопрос, сверля глазами из-под лохматых бровей: «А, скажи-ка, дружок душегубца, где и кем ты работаешь?» Хотя Эрих не ожидал этого вопроса, сообразил, что надо что-то срочно придумывать. Мысль пришла мгновенно, и он стал рассказывать, как в психушке работает санитаром, в обязанности которого входит успокаивать разбушевавшихся психов. В красках рассказал, как однажды одна ненормальная баба чуть не задушила, пытаясь силой заставить на ней жениться. Его чудом спасли медицинские работники, которые после этого случая стали называть Отелло. Такой интересный рассказ разбудил спящих собутыльников. Один из них, подтверждая слова Эриха, сказал, что в дурдоме видел таких баб, когда лечился от белой горячки. В процессе всего рассказа Инна с Эриха не спускала смеющихся глаз, показывая, что не верит ни одному его слову. Когда в комнате раздался общий хохот с грубыми шутками в адрес Эриха, он услышал, как его на кухню зовёт мать Инны. Сказав Инне, что сейчас вернётся, не твёрдой походкой направился в кухню. У открытой входной двери в дом стояла мать Инны, держа в руках его удостоверение курсанта милиции, которое он выронил, когда доставал из кармана носовой платок и сигареты. Протянув Эриху удостоверение, мать Инны быстро проговорила: «Санитар, хватай свою ментовскую ксиву, и беги отсюда, без оглядки. Я сразу поняла, какой ты Отелло и санитар.» Эрих схватил красные корочки, и бросив «спасибо», выскочил на улицу, где, что было силы, помчался в город, ориентируясь на ярко горящие вдали многочисленные фонари. Перестал бежать, когда стало трудно дышать. Эрих остановился и стал искать сигареты, чтобы закурить и успокоиться. Пошарив по карманам, он не нашёл пачку сигарет, которые оставил на кухне. Зато деньги, лежавшие в заднем кармане брюк, оказались на месте. По дороге его нагнал на старой легковушке шофёр, который, довёз Эриха к школе милиции, взяв с него немного денег на бензин. По дороге он коротко рассказал шофёру, что с ним произошло. Тот покачал головой, сказав, что на Молдаванке могло для мента всё закончится очень плохо.

С Эрихом мы проговорили до утра, а потом спали до обеда, пропустив завтрак. Так как было воскресенье, вечером я решил пойти на танцы в парк Шевченко с той же надеждой, увидеть запавшую в душу девушку. Эриха я не просил составить мне компанию, зная, что его туда не затянешь на аркане. Я решил долго не быть на танцплощадке. Не отходя далеко от входа, стал внимательно разглядывать танцующих. Неожиданно кто-то меня хлопнул сзади по плечу. Повернувшись, увидел с опухшими глазами Инну, которую сразу узнал. Не здороваясь, она спросила, почему нет Отелло. Не ломая голову, я сказал, что тот раньше других сдал экзамены, и потому днём поездом уехал домой. Не дослушав меня до конца, Инна сказала, что я не умею врать. А она хотела попрощаться с Отелло, так как он ей очень понравился, как хороший парень. Заверив меня, что она всё равно с ним встретится, быстро вышла с танцплощадки.

Возвратившись в школу, Эриху я рассказал о встречи с Инной. Он немного подумал, а потом сказал, что она только играет оторовилу, а на самом деле, видно, не плохая девушка, с которой легко было бы шагать по жизни. Я был поражён его высказыванием.

Мы успешно сдали последний экзамен, одели погоны лейтенанта и после шумного банкета в ресторане «Красный», стали разъезжаться по домам. Эрих проживал в крупном городе, в нескольких сотнях километров от Одессы. Уезжал поездом, и я пошёл его провожать. Сам улетал на другой день в свой город. На вокзал мы приехали за часа два до отхода поезда. В буфете мы выпили по сто граммов коньяку, и сев на перроне, стали рассуждать, как у нас сложится милицейская служба. Мы обратили внимание на девушку, остановившуюся перед нами, когда она громко сказала, что стыдно молодым офицерам сидеть перед стоящей девушкой. Это говорила Инна, показывая в широкой улыбке все тридцать два зуба. Оказывается, она через наших общих друзей узнала, когда уезжает Отелло, чтобы встретиться и отдать забытую им пачку сигарет. Мы её слушали с открытыми ртами. И тут Эрих достал бутылку одесского шампанского, которое он вёз своей невесте. Будучи не уверенным, что ему придётся с ней его выпить, решил распить с нами. Когда осушили бутылку, Инна сказала, что она была у цыганки – гадалки, которую знает вся Одесса. Та наворожила ей военного мужа. В отношении Эриха сказала, что его невеста давно не ждёт. Инна полезла в сумочку, и достав клочок бумажки, подала Эриху, сказав, что на ней написана её фамилия и адрес почтового отделения, на которое можно будет писать письма до востребования, если он надумает это сделать. Первые две недели она будет ходить на почту каждый день, в потом, раз в месяц. На прощанье Инна мне крепко пожала руку, а Эриха расцеловала в обе щеки. Не успели с Эрихом прийти в себя, как Инны не стало на перроне. Лишь в воздухе остался лёгкий запах её духов. Тогда это были модные польские духи, которые можно было купить по большому блату, или отстояв громаднейшую очередь в парфюмерном магазине. Эрих заскочил в вагон поезда, когда тот стал набирать скорость. Уже издалека, сложив руки рупором, Эрих прокричал «Созвонимся»! Через минуту я видел удаляющийся красный свет фонаря на последнем вагоне поезда, который вскоре превратился в точку, а затем вообще исчез.

Каждый отпуск, четыре года подряд, с женой проводили в Одессе у её родителей. Пятый раз на пару недель в город моей молодости полетел самолётом один, так как жена была занята работой. Возвращаться решил поездом, который проходил через город, в котором должен был работать Эрих. Жизнь нас разбросала по разным городам, и наша связь прервалась. В поезде ко мне пришла мысль повидаться с Эрихом – Отелло. Оставалось ещё много дней отпуска, поэтому спокойно несколько дней мог использовать для воспоминаний с ним весёлых дней учёбы в специальной школе милиции. Эриха я нашёл в одном из районных отделов милиции. Он возглавлял отделение уголовного розыска. Бывший однокашник несказанно обрадовался нашей встрече. Мне показалось, что за пять лет он нисколько не изменился. Может быть, это было связано с его вечной улыбкой, навсегда оставшейся на его лице. Её нисколько не портили появившиеся в уголках рта маленькие морщинки.

Эрих потащил меня домой, чтобы познакомить со своей любимейшей женой и двумя ребятишками, четырёх летним пацаном и двухлетней девчушкой. Всю дорогу он хвастался женой - красавицей, которую любит не только он, а и все соседи, называющие её за глаза, не иначе, как «наша одесситочка». В общем дворе, окружённом многоэтажками, решительная жена быстро навела порядок. Алкоголики, наркоманы и бомжи со всего района двор обходят десятой дорогой. С ними жена Эриха лично провела профилактические беседы. Содержание беседы осталось тайной. Но они нашли глубокое понимание у разнузданной братвы. А о том, что она прекрасная хозяйка, я смогу убедиться, попробовав фаршированную рыбу по-одесски, которую жена должна была приготовить на обед. Услышав про фаршированную рыбу, у меня сразу потекли слюнки, так как я знал, что лучше одесситок никто не умеет так вкусно готовить это необыкновенное чудо - блюдо. От воспоминания о нём мне захотелось поскорее встретиться с женой Эриха.

Когда Эрих своим ключом открыл дверь квартиры, его выбежал встречать улыбчивый пацанёнок, а вслед за ним маленькая девчушка с не по летам серьёзным взглядом. Сынишка был копией Эриха, а девочка мне кого-то напоминала из далёкого прошлого, но я никак не мог понять, кого именно. Разгадка наступила, когда вышла из кухни, вытирая руки о фартук спокойной походкой молодая симпатичная женщина с каштановыми, вьющимися крупными кольцами волосами, до плеч. В ней я сразу узнал Инну из Одессы. Она глянула на меня своим пронзительным взглядом и грозно спросила с одесским говорком: «Ну. и что? Так будем и дальше стоять ногами, как памятник Дюку? Так, тут же нет Потёмкинской лестницы, откуда гражданин Одессы не отходит ни на шаг. Ты меня не знаешь. Я сама сделаю то, что должен был сделать настоящий мужчина». Последние слова Инна произносила, повиснув у меня на шее, и щедро осыпая поцелуями.

Потом было долгое застолье, во время которого многое вспомнили из нашей прошлой жизни, часто преподносящей самые неожиданные сюрпризы. От счастливых супругов я узнал, как Инна стала женой Эриха. Когда он, молодой лейтенант, вернулся домой, узнал от матери, что его невеста несколько месяцев назад вышла замуж и находится в интересном положении. Эрих, не раздумывая, выскочил из квартиры и помчался на почту, дав Инне срочную короткую телеграмму со словами «Приезжай! Жду!» Через день она приехала, сказав, что ночевала возле почтового отделения, сердцем чувствуя получения радостного для неё сообщения. На второй день расставания она получила телеграмму, а на третий день была в поезде, мчавшего её к любимому Отелло. На вокзале, прежде, чем расцеловаться с Эрихом, сначала пожурила за то, что он трое суток потерял счастливой с ней жизни. Надо было ещё тогда, на вокзале в Одессе, забрать её в вагон и увезти домой. Наверное, он не понял слова цыганки, карты которой показали, что у Инны мужем будет военный король, работающий в казённом доме.