ЭРИХ И УМАЛИШЁННАЯ НЕВЕСТА
(Смешное рядом с нами)
"Порою закрываешь глаза на истину, добро
и красоту, потому что мало пищи чувству смешного"
С. Моэм, английский писатель (1874 - 1965)
В Одесской специальной оперативной школе милиции, в которую я поступил, было всего два курса. На втором курсе обучались ребята, заканчивающие школу. А новый набор, состоящий из парней, обязательно отслужившим в армии, обучался на первом курсе. Учёба длилась два года. Однако все юридические дисциплины изучались, как в любом юридическом институте. Много уходило времени на изучение специальных секретных дисциплин, огневую подготовку и обучение приёмам самбо. Занятия длились одиннадцать месяцев в году, шесть дней в неделю. Один месяц отпуска. Заканчивались занятия каждый день глубоким вечером. Уделялось особое внимание практическим занятиям. Когда, например, изучали судебную медицину, пропадали в морге, присутствуя при вскрытии трупов. При изучении судебной психиатрии практику проходили в областной психиатрической больнице.
На каждом курсе было по сто курсантов, разбитых на взводы. У каждого взвода была своя комната для отдыха и ночлега. Положено было ложиться спать в десять вечера. Но желающий мог самостоятельно заниматься до утра. Лишь бы был утром на первой лекции. В каждой комнате было не более пятнадцати человек. Ребята быстро сдружились, и жили одной крепкой семьёй. Скоро мы стали всё знать друг о друге. Рядом с моей койкой находилась койка моего одногодка, как и я, отслужившим в армии после окончания средней общеобразовательной школы. Оба специальности не имели. Эрих был чуть ниже среднего роста, худощавый паренёк с крепкими руками. Несмотря на молодой возраст, у него явно прослеживались передние залысины светлых волос. Имя, цвет волос и голубые глаза меня невольно однажды толкнули на вопрос, почему его так назвали. Эрих сказал, что сам не знает, так как никогда у матери не спрашивал, почему ему дали не русское имя. «Чёрт его знает, - весело продолжил он, почему его мне приклеили. Наша семья, как и твоя, была в оккупации. Может быть, какой-нибудь Ганс вмешался в моё рождение. Меня это не трогает. Я себя чувствую русским. Был бы Эдуардом, можно было бы подумать, что я представитель английских королевских кровей». Мне он нравился тем, что не был лишён чувства юмора, А я это качества очень ценю в людях.
Эрих от нас отличался своей не сходящей с лица улыбки. У него был так устроен рот, что губы постоянно выражали застенчивую улыбку. Первое время преподаватели делали ему замечание, когда он отвечал по какому-нибудь серьёзному предмету, добродушно улыбаясь. Они его, не к месту улыбку, воспринимали, как проявление пренебрежения толи к предмету, толи к преподавателю. Эрих был исключительно добрым парнем, готовым нуждающемуся отдать последнюю рубашку. Чего греха таить, любил выпить. Но всегда знал меру. Если ребята сбрасывались на выпивку, Эрих, не задумываясь отдавал в общий котёл все деньги, что у него были. Я ему при этом говорил, что он точно рождён не от бережливого немца, а от бесшабашного русского Ивана. К сожалению, он не знал своего отца. Мать он настолько любил, что даже повзрослев, никогда не поднимал, как он считал, такой дурацкий вопрос. «Важно то, что я появился на свет. А кто помогал моей мамаше создать не плохого парня, меня не волнует. Я и без отца сделаю себя хорошим человеком, чтобы маманя гордилась мной» -пафосно заявлял Эрих, сопровождая слова своей вечной улыбкой. Дома его ждала девушка, такая же белобрысая, как он. Когда он показал её фотографии, я подумал, что у них одинаковые улыбки и похожие лица. Невеста Эриха могла запросто сойти за его родную сестру.
Практические занятия по психиатрии проходили в большом зале психиатрической больницы. Зал имел небольшую сцену в виде невысокого помоста с трибуной. От сцены до противоположной стены зала были расставлены рядами полумягкие стулья. Помост был низким, возвышаясь над полом сантиметров на двадцать, потому не требовалось ступенек. В метрах трёх от него начинался первый ряд стульев. В зале медики больницы проводили собрания и конференции. На занятия мы приходили в форменной одежде с погонами курсантов. Но мы обязательно надевали халаты, чтобы милицейской формой не раздражать психически ненормальных людей. При нашей встрече с несчастными больными, преподаватель, кандидат психиатрических наук, доверительно им сообщал, что в зале находятся врачи, пришедшие оказать помощь в их лечении. Многие из них этому сообщению радовались. Другие вообще на него никак не реагировали.
После того, как мы досконально изучили все виды психических заболеваний, начались семинарские занятия на проверку наших знаний. Санитары приводили к преподавателю, врачу больницы, сидящему за столиком, больного, с которым он начинал спокойную беседу, задавая различные вопросы. Санитары выходили из зала, находясь за закрытой входной дверью. Закончив беседу, считая её достаточной, преподаватель отпускал исследуемого. После этого он просил нас определить вид психического заболевания покинувшего нас больного. Было очень интересно, так как по диагнозу всегда возникали горячие споры. Если бы при этом присутствовали больные, то, скорее всего, нас приняли бы за клиентов богоугодного заведения, психиатрической больницы, в которую ошибочно поместили их вместо нас.
В очередной раз преподавателю привели женщину выше среднего роста, с крепкими руками трудяги колхозницы, с громадными бёдрами и такой же грудью. Казалось ещё немного, и под напором, груди прорвут платье и окажутся снаружи. Было ей лет пятьдесят. Каждому из нас по возрасту она годилась в матеря. Назвала себя Ингой Юльевной из богатого старинного дворянского рода. Когда она со сцены посмотрела в зал, и увидев только мужчин, её всю затрясло так, что груди заходили ходуном, а она зашлась диким хохотом, выражая таким образом свою радость. Преподаватель её с трудом успокоил. Но Инга Юльевна больше не отрывала от нас глаз, бегая ими по рядам, нервно потирая руки. Не ожидая вопроса, подпрыгивая и хлопая в ладоши, стала счастливо кричать, что наконец сегодня найдёт жениха, который станет её любимым мужем. Обращаясь к нам, откровенно заигрывая глазами, принялась хвастаться своим приданным, утверждая, что у неё в сарае стоят сотни машин, трамваев, троллейбусов и один самолёт. Как только отгремит свадьба на всё село, большую часть транспорта она подарит мужу, чтобы он мог на нём бесплатно ездить по городу.
Когда Инга Юльевна подробно перечисляла количество каждого вида транспорта, она быстро водила глазами по рядам, наблюдая за нашей реакцией, посчитав сидящих в зале мужчин потенциальными женихами на смотринах. Вдруг её взгляд замер на улыбающимся Эрихе. «Вот он, мой жених! - неожиданно закричала Инга Юрьевна дурным голосом, чего, видимо, не ожидал даже преподаватель. Видите, как мой любимый радуется, что у него будет столько троллейбусов. Я тебе отдам и все трамваи» - продолжала вопить больная тётка. С неприсущей скоростью для женщины с таким весом и мощными бёдрами, Инга Юльевна резво соскочила со сцены и с разбега плюхнулась Эриху на колени, впечатав его намертво к спинке стула. Крепко обняв за шею, стала лицо и голову Эриха осыпать горячими поцелуями с подвыванием. Никто сразу не сообразил, что произошло. Инга Юльевна, воспользовавшись общим замешательством, стала действовать ещё решительнее и настойчивее, пытаясь нащупать брючной ремень Эриха, начинавшего синеть лицом от удушья. Он попытался освободиться от железных объятий Инги Юльевны, но не смог руки «невесты» оторвать от шеи. И тут мы услышали его хриплый голос с хорошим матом: «Чего вы сидите?! Она меня задушит! Помогите»! Мы понятия не имели, как надо успокаивать разбушевавшуюся больную на голову тётку. Она успешно отбивалась от нас ногами, не давая к ней приблизиться. Инга Юльевна кричала, что готова умереть вместе я женихом, но никому его не отдаст. Услышав крики, вбежали в зал санитары и ловко сняли с колен Эриха не состоявшуюся невесту.
Так как семинар был сорван, преподаватель нас отпустил. Ребята по дороге сначала подшучивали над Эрихом, но увидев его печальный вид, перешли на другие темы. Мне он сказал, что у него до сих пор болит горло и трудно говорить. Потом он расхохотался, пояснив смех мыслью, пришедшей ему в голову. Хлопнув меня дружески по плечу, заявил, что я только что побывал на спектакле, где Дездемона едва не задушила Отелло.
Как оказалось, он не один так подумал. С тех пор ребята Эриха часто называли Отелло, который даже после перенесенного тяжёлого удушья, не перестал улыбаться.
-
