Освенцим. Последние письма

ОСВЕНЦИМ (Маленькая поэма)

 

1. ДВЕСТИ ТРИДЦАТЬ

 

С лихою живостью подростка,

С изяществом царицы мод

На трон Нюрнбергского подмостка

Взошла Вайан Мария Клод.

 

Пришла она не править тризну,

Не поклониться образам -

Последний раз взглянуть фашизму

В его бесстыжие глаза.

 

Арест...Освенцима ограда

Гудит напором децибел.

Круги, круги Дантова ада.

Кто духом слаб - не уцелел.

 

...Их было двести тридцать женщин -

Жён, матерей, подруг, сестёр.

Через просвет вагонных трещин

Чуть виден был луны костёр.

 

А голых веток паутина

Упала смертью на вагон -

Фрагмент безжизненной картины

Доисторических времён.

 

Их ждали серые бараки,

Внушая холодящий страх,

И злые, сытые собаки

При кровожадных сторожах.

 

Здесь пахло кладбищем и гарью,

И ржавой дымкой сизый зонт

Вздымался ввысь ползучей тварью,

Врезаясь в смрадный горизонт.

 

Текла живая вереница

Людей, не годных для работ,

В объятья алчного убийцы -

В беззубый крематорский рот.

 

А мимо них почти что дети

Брели, повозку волоча.

И по спинАм живых скелетов

Гуляла плётка палача.

 

Здесь сатанинские чертоги,

И сатана здесь правил бал,

Костьми мощёные дороги

Он густо кровью поливал.

 

2. ВСЕ РАВНО

 

Здесь все равны,

Здесь все коллеги,

Здесь все на смерть обречены.

Не существует привилегий

Для жертв репрессий и войны.

Не всё ль равно,

Кем быть убитым:

Горячим газовым дождем,

Иль стать добычей своры сытой,

Иль быть зарезанным врачом?

Один конец, когда на муки

Пришёл ты в этот страшный век,

Здесь с жизнью скорую разлуку

Ждёт обречённый человек.

 

3. МАРИ

 

Ты слышала крики страданий,

Ты смерти смотрела в лицо.

Не дрогнула от рыданий

Холодная кровь подлецов.

 

Еврейские дети и жёны

В убогих горели печах.

Бандитам в солдатских погонах

Не вЕдомы жалость и страх.

 

А искры их жерла печного

Летели на перегонки.

Ты скорбью исхлестана снова,

Страданием мертвой реки.

 

4. БЛОК ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ

 

Друзья в беде ценнее вдвое,

И верность в страшном вираже

Они, как вечное, живое,

Хранят в истерзанной душе.

Блок двадцать пять -

преддверье ада

Или предсмертное депо.

Здесь ждали смерти немка Ада

С француженкой Аннет Эпо.

А рядом на соседних нарах,

В жестоких муках и слезах

Лежала стриженная Клара

С цыганской искоркой в глазах.

Все меньше слёз и стоны тише,

Лежит безжизненно рука.

Скупую лагерную пищу

Из лагерного котелка

Ей подают живые руки,

Две пары женских нежных глаз.

Лишь до утра все эти муки:

"Циклон" - и мир для них угас.

 

5. НЕВОЛЯ

 

Ветер вязнет в подлунье осокой,

Облака за собой волоча,

И гудит за стеною высокой

Из калёного кирпича.

 

Там, за красной стеною, неволя

И насмешки бесхвостых чертей,

Одоление страха и боли

Повзрослевших до срока детей.

 

Там, внутри, за тяжелою дверью,

В чёрной форме, в литых сапогах,

То ли женщины, то ли звери

Раздевают детей до нага.

 

С восьмилетней француженкой Линой

Не управятся, даже шутя:

С белокурой косичкою длинной

Расставаться не хочет дитя.

 

Не желает она расставаться

С заплетённой в Париже косой,

И не хочет она раздеваться

И купаться холодной водой.

 

Только ножницы ближе и ближе

И чужие все ближе глаза.

В блеске лезвия - свет над Парижем,

Яркой молнией свет в небесах.

 

Вот и всё...

Хищный смех без умолку...

Тонким пальцем косу теребя,

В чёрной форме двуногие волки

В послушанье постригли тебя.

 

6. ЭПИЛОГ

 

Когда от зарева зарницы

Взлетели искры до небес,

И ошарашенные птицы

Покинули в испуге лес,

Прямая вздыбилась дорога

Под ковкой тяжестью сапог,

Из поднебесного чертога

На землю опустился Бог.

Здесь день невинной кровью душен,

Стальной здесь с неба падал град,

Отсюда плоти алчной души

Уйдут по бездорожью в ад.

И над вселенским пепелищем

Вновь засияет небосвод,

А над Освенцимским кладбищем

Замрёт Вайан Мария Клод.