ЭКЗАМЕН
"В основе коммунистической нравственности лежит
борьба за укрепление и завершение коммунизма."
В.И. Ленин.
Я учился на юридическом факультете Одесского государственного университета, когда страной руководила самая передовая в мире партия, партия коммунистов, под руководством которой советский народ семимильными шагами, на всех парах, мчался к великому будущему - коммунизму, чётко маячившему на горизонте. Вся жизнь советского человека была пронизана коммунистической идеологией. Средства массовой информации день и ночь её внедряли в умы верноподданных первой на земле Страны Советов. Дома городов и посёлков, вплоть до глухих деревень, тонули в многочисленных плакатах с требовательными лозунгами: "Догоним! Перегоним! Победим! Построим!" и прочими подобного рода, как сейчас говорят, кричалками. То же самое можно было увидеть абсолютно в каждом государственном учреждении, на заводе, фабрике, а фактически, на каждом рабочем месте. Главным лозунгом были призывы: "Вперёд, к победе коммунизма! Да здравствует коммунизм во всём мире!" Однажды в нашем городе руководство похоронного бюро, не подумав, над входом в это печальное заведение водрузило лозунг на украинском языке: " Хай живэ коммунизм!" Чего только не бывает, когда переусердствуешь!
Доставалось в те времена студентам техникумов, институтов, академий и других учебных заведений, так как в нхи уделялось особое внимание изучению Истории КПСС и Основ марксизма-ленинизма. На юридическом факультете при изучении различных предметов в самых неожиданных местах были обязательно ссылки на бессмертные труды Владимира Ильича Ленина. На любых экзаменах, о чём бы ни шла речь, надо было сказать о роли партии в развитии данного института права. Самое сложное было зубрить Историю КПСС. Надо было знать все съезды партии большевиков, от первого до последнего, на день экзамена; знать повестки всех съездов, состав съезда, кто и что на каждом съезде сказал, какое было принято решение и т.д., и т.д. А так как каждый съезд считался сверх историческим событием не только для советских людей, а для жителей всего земного шара, то фактически надо было знать о каждом съезде абсолютно всё, от А до Я. Но это ещё не всё. На таком же уровне следовало знать и партийные конференции Центрального Партийного органа. Вся информация, с трудом поместившаяся в голове, начинала путаться в датах, фамилиях, и всех мелких обстоятельств съездов и конференций. Однажды преподавателю задал вопрос: как он считает, лет через пятьдесят будет ли в состоянии студент запомнить все прошедшие за это время съезды и конференции вечно живой коммунистической партии. Преподаватель сначала растерялся, а затем сказал, что если я член партии, то плохой её член, раз задаю такой вопрос. Его ответ несколько развеселил студентов. После занятий все считали своим долгом спросить - член ли я. Ещё немного, и ко мне приклеилось бы это слово, как кличка. Я перестал задавать вопросы преподавателям на партийные темы.
Во время учёбы в университете в основном получал пятёрки, редко, четвёрки. Мне было легко учиться, потому что многие предметы изучал, когда учился в специальной оперативной школе милиции с юридическим уклоном. В дипломе школы указана моя специальность, как юриста. Из многочисленных предметов не любил теорию государства и права. Мне эта наука казалась формальной, сухой и не жизненной. Её казалось бы незыблемые каноны, в связи с изменявшейся политикой партии, менялись постоянно. Надо было ухо держать востро, чтобы не пропустить эти изменения и не попасть при ответе экзаменатору впросак.
В аудиторию для сдачи экзамена заходили по списку, составленному студентами. Список прикрепляли кнопкой к двери. По студенческой примете тринадцатый номер считался несчастливым. Поэтому в списке он оставался для того, кто последним приходил на экзамен. Однажды из-за опоздания я оказался записанным под этим номером. Ребята со вздохом мне напомнили, что к тому же был понедельник, считающийся у всех, и не только у студентов, тяжёлым днём. Я сказал, что на мою голову свалилось два несчастья сразу. Меня тут же списочные счастливчики поправили, разом подняв голову, глазами показывая на коробку двери с прибитым металлическим кружочком с номером аудитории. К своему ужасу на нём чёрной краской была выведена цифра «13». Когда я зашёл в аудиторию для сдачи экзамена, моя голова плохо соображала. Видимо, я неважно выглядел, так как преподаватель поинтересовался моим здоровьем. Он не на шутку перепугался, когда снова посмотрел на меня, трясущимися руками взявшему со стола билет для подготовки к ответу. Мне казалось, что я изо всех сил работаю ртом, а звука не получалось. Наконец я смог прошипеть только одно слово - тринадцать.
В то время Первый секретарь ЦК КПСС Н. С. Хрущёв, главный модернизатор партии, с целью улучшения развития экономики страны, успешно строящей коммунизм, который по его мнению должен был наступить точно в 80 году, взялся за коренную реорганизацию партийного руководства по производственному принципу. Областные и районные комитеты партии были разделены на промышленные и сельские. Согласно первому вопросу билета я должен был доказать, как такое мудрое решение повлияло на судьбу СССР в самую лучшую сторону, что, только благодаря ему, советскому народу стало ясно, что коммунизм не за горами. Я сначала минут десять ни о чём не думал, пока не наступил в душе полный покой. А потом в памяти что-то переключилось, и я пошёл вне очереди, на радость готовящимся студентам, к столу преподавателя. Моя речь была настолько пламенной, что преподаватель, откинувшись на спинку стула, стал внимательно, не моргая, смотреть на меня, будто перед ним выступал сам товарищ Ленин, стоящий на броневике. Студенты перестали писать в своих бумажках и уставились на меня изумлёнными глазами. А я так разошёлся, что самому захотелось свою речь подкрепить выбросом правой руки с открытой ладонью вперёд, и немного вверх, как у вождя всех народов мира, когда он стоял на броневике и толкал историческую речь. Я напомнил преподавателю слова Маяковского: "Я знаю, город будет, я знаю саду цвесть!" "Этот прозорливый революционный поэт, конечно, имел в виду расцветающий коммунизм," пояснил я озадаченному преподавателю. Не забыл я привести слова моего любимого русского поэта Есенина: "Полевая Россия! Довольно волочиться сохой по полям!" Я готов был прочесть стихотворение полностью. Преподаватель понял моё намерение, потому неистово замахал руками, будто отгоняя рой гигантских мух. А меня всё несло. Чтобы остановить меня, преподавателю пришлось чуть ли не закрыть мой, не умолкающий ни на секунду, рот рукой. В душе ему хотелось меня немедленно придушить. Когда я только на мгновение умолк, он с облегчением шумно выдохнул воздух и быстро в зачётной книжке вывел пятёрку. Обращаясь к сидящим студентам сказал, что вот так надо хорошо знать политику нашей дорогой и любимой партии. Подскочив со стула, преподаватель силой сунул в мне руки зачётку, и повернув к двери, стал осторожно, но настойчиво подталкивать к выходу. Когда стоящим у двери друзьям-товарищам показал свою зачётку, все единогласно решили, что эту оценку по такому серьёзному предмету, да ещё в такой день, наполненный тринадцатым числом, надо обязательно обмыть. После окончания экзаменов мы в городском парке на Дерибасовской с удовольствием выпили несколько бутылок только появившегося в продаже придуманного одесситами шипучего вина. Если память не изменяет, бутылка из толстого тёмного стекла с красным сухим вином, смешанным с углекислым газом, стояла 1 рубль 8 копеек, а белое -1 рубль 20 копеек. Во время шумного студенческого застолья сказал, что больше я не верю в плохие предсказания чёртовой дюжины - тринадцати. Посоветовал не верить и другим.
Заумную теорию государства и права необходимо было сдавать ещё раз на последнем курсе. Такое чудо, какое произошло со мной на экзамене, бывает раз в жизни. Взяв со стола билет, и рассмотрев на нём цифру 13, я невольно рассмеялся. Преподаватель от удивления пожал плечами. Первый вопрос билета требовал, чтобы я подробно и аргументированно доказал, к каким негативным последствиям привёл волюнтаризм Хрущёва по разделению руководства обкомов и горкомов партии на промышленные и сельскохозяйственные. Моя речь не была такой пламенной, как несколько лет назад, и потому преподаватель явно был недоволен вялым и плохо обоснованным ответом. Он откровенно скучал. Когда я закончил, преподаватель печально покачал головой, показывая тем самым своё недовольство моими слабыми знаниями по важному предмету. Я почувствовал, что он готовится мне влепить, в лучшем случае, трояк, так как не совсем ярко мною была освещена мудрая линия партии, которая по-ленински умеет исправлять свои ошибки. Тогда я, опережая решение экзаменатора, сказал, что я не успел подстроиться к новой, глубоко продуманной, политике партии, так как несколько лет назад мне пришлось доказывать обратное. Я открыл нужную страницу зачётки, и молча, пальцем вежливо показал на одну запись. Когда я гордо убрал палец, экзаменатор увидел выведенную цифру пять и рядом с ней свою подпись. Он вспомнил мою ту, горячую по-ленински речь. Как и тогда, с шумом выдохнув воздух и, не говоря ни слова, преподаватель быстренько вывел четвёрку. Этот раз такую оценку я не обмывал. Пошёл домой готовиться к сдаче экзамена по уголовному праву, моему любимому предмету, по которому не надо было при ответе на билет, ссылаться на какую-нибудь работу вождя международного пролетариата товарища Ленина.
-