Рабы войны.Рассказ 29

Римдёнок Ефросинья Григорьевна.

 

1925 года рождения

 

 

Я родилась на хуторе, Ксендзово называется.Это в Бешенковическом районе, на Витебщине, в 1925 году. Этот хутор во времена Столыпинской реформы ещё мой дед получил. Но перед самой войной колхоз организовали и всех хуторян переселили в деревню Пушкари. Это в 25 км от Витебска. Там война и застала нашу семью.

В августе 1942 года ворвались в нашу деревню немцы. И устроили облаву.Всю молодёжь от пятнадцати до тридцати лет похватали. Мало кто спрятаться успел. Я не успела, в огороде работала, там и схватили. Облавы тогда по многим деревням прошли. Рабочая сила нужна была немцам. Бесплатная. Всех пойманных в Витебск гнали. По дороге не раз выстрелы прозвучали. Бежать некоторые пробовали, только не видела, чтобы это кому удалось. Конвой цепью, лес далеко ...Это зверьё как делали, если побежал кто-то - один в него целится, все остальные на нас автоматы наводят. На вокзале уже рассказала мне девочка из соседней деревне, брат её сумел добежать до леса, они тут же пять человек из колонны расстреляли и предупредили, что если ещё кто побежит, будут по пять человек расстреливать. За нежелание работать на великую Германию.

А потом всех в эшелоны загнали и повезли в неизвестность. Четверо суток везли. За это время раз покормили похлёбкой, в которой брюквин кусочки плавали и раз в день воду давали. На станциях подолгу стояли, душно, вонь, август же, из вагонов не выпускали. Скот так возят, а не людей, но мы же для них хуже скота были.

Выгрузили в Познани. На работу на железную дорогу гоняли. Вручную пололи откосы, кустарники и сорняки вырывали. Руки были все больные, опухшие. Помыть только в канаве можно было. рядом с дорогой. когда дожди пошли осенью. вот и всё лечение рукам. И платьем вытирали. Я подорожник рвала и на ночь руки им обкладывала и косынкой обматывала. Потому что те, у кого руки отказывали, на лечение уходили и больше не возвращались. Потом мы узнали, что крематорий был им "больницей".

Мы в бараках жили. Летом ничего, а зимой замерзали. Спали друг к дружке прижавшись на сплошных нарах, крайние часто не просыпались...Но конвоиры были у нас пожилые люди, к службе непригодные. Относились к нам неплохо, не били и не издевались. Видно было им самим война горе принесла. И они от неё страдали.Их детей тоже на фронт забирали и к 1944 году немцев тоже много на фронте полегло. И не все немцы войну приветствовали.

А в 1944 году , в апреле нас перевезли в другой лагерь в городе Дойч-Айлев. Там голод ещё хуже стал донимать. Раз в день стали кормить варевом, неизвестно из чего приготовленным. Червей находили в том "супе". К супу ломтик хлеба с мякиной от льна и с опилками. Но ели, а что сделаешь? Жить хотелось.

Я с украинкой Любой там познакомилась, работали вместе. Фамилию сейчас не вспомню. Глупые были, решили бежать. И сбежали. Два дня по лесу ходили, потом вышли к дому на краю леса. Решили есть попросить. А там , в доме том, плохие люди жили. Пригласили поесть, мы как еду нормальную увидели, на неё набросились. А минут через десять уже вооружённый солдат на пороге появился. Хозяйка дома дочку свою куда-то послала, чтобы о нас сообщить.

Нас в лагерь обратно привели, одежду сорвали и в карцер бросили. Только рубашку оставили. Утром казнь показательную по лагерю объявили. Немцы к концу войны патроны экономили, "провинившихся" не расстреливали, вешали. Мы с Любой обнялись, и проговорили почти всю ночь. Убить себя было нечем. Голые стены каменные, хоть бы крюк какой. Но видно ангелы наши, хранители, вмешались. Утром весь лагерь к Кенигсбергу отправили. Война то к концу шла, вот и отправили нас окопы рыть. Так я смерти и избежала. Но карцер тот и ожидание смерти помню, как будто вчера из того карцера вышла. А на окопах тысячи пленных работали из разных стран.Видела поляков, русских, (из СССР все русскими считались) , французы, итальянцы, даже немцы были, видно немцы тоже не все власть свою поддерживали, нацисты и своих "врагами нации" объявляли.

В том же апреле начался штурм города. Нас в подвал какого-то дома загнали. Страшно было, бомбы рвались вокруг, взрывы под землёй когда сидишь, все над головой кажутся. И в дом тот тоже бомба попала, всех нас засыпало, выход завален был. Мы не знали, сколько времени прошло, гадали, может сутки, может больше. Пить хотелось, очень. И вдруг сначала глухие удары услышали, а потом родную речь. Это наши солдаты завал разбирали, мы все кричать стали, кто по русски, кто по-украински, кто по-белорусски. Солдаты наши и вытащили нас из этого заваленного подвала. Первое, что они услышали от нас : - Дайте воды..." И только потом, уже напившись, мы поняли, что это конец нашему рабству.

А потом повели из города на место сбора всех, кто пленным был. Шли по городу след в след. Всё вокруг заминировано было. Немцы постарались, многие Кенигсберг городом смерти назвали. Но мы благополучно из него вышли. Только взрывы даже за городом слышали. Солдат, что нас вёл, рассказал, что там целая система была немцами создана, мины хитрые, её зацепишь и целая серия взрывается. Детей, рассказывал, много погибло и мирных жителей. Нас, как оказалось, только на третий день нашли. Погибая, третий рейх за собой сотни, тысячи жизней в могилу тянул.

Нас снова в эшелон погрузили, всех бывших узников "Ост" и повезли в Литву, на фильтрационный пункт. Там офицеры НКВД допросы вели. Вопросы странные задавали: добровольно мол в Германию поехала, убежать почему не пыталась... Я ему рассказала, о том, как пытались люди по дороге убежать и про то, как мы с украинкой подругой уже будучи в Дойч-Айлеве бежать пытались. Как расстрела ждали. Меня немецкая привычка всё фиксировать спасла от нашего лагеря, документы лагеря того, оказывается, сохранились и ответ пришёл, что я в карцере за побег была перед вывозом к Кенигсбергу.

Разрешили мне домой уехать.Приехала я позже других домой. Папа меня не дождался, умер. Мама говорила, что очень ждал меня. Даже обещал, что поправится, если я вернусь. Увы, не встретились мы в этой жизни.

Потом мы переехали с мамой в Витебск. На тех , кто в Германии был косо некоторые смотрели, это было пятно в биографии. Вот и переехали мы туда, где нас никто не знал и я поступила в учительский институт. После окончания учёбы в Шарковщинский район направили работать. Сначала учителем работала, потом директором до самой пенсии. Больше тысячи аттестатов за эти годы подписала об окончании школы.

Здесь и замуж вышла, двоих детей вырастили с мужем. При союзе они в Ригу уехали, после учёбы. А потом границы стали. Вроде и близко мы, да только сложно нам теперь, но ехать туда не хочу. Они два раза в год приезжают, внуки уже взрослые, но тоже не забывают, они в детстве всё лето у меня были.

Здесь я и останусь, всё родное, соседи помогают, в каждом доме мои ученики есть. Я 46 лет учителем проработала. Никогда и никому об этом не рассказывала, только своим детям, когда взрослыми стали и СССР стал разваливаться. Много в жизни уже подзабылось, а как расстрела ждала, помню, как будто вчера это было.И во сне иногда то время переживаю...