Бубенчик
Я пью с капелланом четвертую ночь, но, кажется, Бог нам не в силах помочь,
и льется на шелк и пергамент вино, и пол, точно шхуну, качает.
Я пью за звериную боль и тоску, за то, что я вынести их не смогу,
и яд старой фляги касается губ, и крылья черны за плечами.
Здесь сходятся волны молчащих морей и алчно глотают туман ноябрей,
Кто вынес их шепот, тот станет мудрей, но крики горьки белых чаек.
Мой замок стоит на меловой скале – покинутый родом заброшенный склеп,
А свечи рисуют лицо на стекле, - оно меня мучит ночами.
Здесь камень лежал на увядшей траве, и в полдень сжигали колдуний и ведьм,
Я тоже был в жадной до зрелищ толпе и видел ревущее пламя.
Бог знает, расколот бубенчик шута – я сам ее выдал, поборник креста,
но в сердце моем, словно ров, - пустота, и пеплом становится память.
Я помню, как воздух светился от гроз, как пахло дурманом от черных волос,
Я больше не лорд был, а преданный пес ее благосклонного взгляда.
Бог выжег мой голос и продал мой слух. У Дьявола – князи и тысячи слуг,
Но если она отдала себя злу, я тоже хочу в пропасть ада.
Зачем моя церковь желает спасти того, кто не жаждет иного пути?
Ведь каждую ночь я шепчу: «Пощади, дай смерти испить, не печали»,
Я лью с капелланом латынь из молитв, но сердце мое мне забыть не велит,
и крест на столе черной плетью обвит,
и в небе белы тени чаек.
