Бубенчик

Я пью с капелланом четвертую ночь, но, кажется, Бог нам не в силах помочь,

и льется на шелк и пергамент вино, и пол, точно шхуну, качает.

Я пью за звериную боль и тоску, за то, что я вынести их не смогу,

и яд старой фляги касается губ, и крылья черны за плечами.

 

Здесь сходятся волны молчащих морей и алчно глотают туман ноябрей,

Кто вынес их шепот, тот станет мудрей, но крики горьки белых чаек.

Мой замок стоит на меловой скале – покинутый родом заброшенный склеп,

А свечи рисуют лицо на стекле, - оно меня мучит ночами.

 

Здесь камень лежал на увядшей траве, и в полдень сжигали колдуний и ведьм,

Я тоже был в жадной до зрелищ толпе и видел ревущее пламя.

Бог знает, расколот бубенчик шута – я сам ее выдал, поборник креста,

но в сердце моем, словно ров, - пустота, и пеплом становится память.

 

Я помню, как воздух светился от гроз, как пахло дурманом от черных волос,

Я больше не лорд был, а преданный пес ее благосклонного взгляда.

Бог выжег мой голос и продал мой слух. У Дьявола – князи и тысячи слуг,

Но если она отдала себя злу, я тоже хочу в пропасть ада.

 

Зачем моя церковь желает спасти того, кто не жаждет иного пути?

Ведь каждую ночь я шепчу: «Пощади, дай смерти испить, не печали»,

Я лью с капелланом латынь из молитв, но сердце мое мне забыть не велит,

и крест на столе черной плетью обвит,

и в небе белы тени чаек.