Бежал у вод реки угрюмой...
Бежал у вод реки угрюмой,
Сияли тускло две луны,
Я черной был охвачен думой -
Вдали плясали горбуны.
Плясали дико и безумно
У темно-синего костра.
Смеялись разом тихо, шумно,
И вспомнил я: моя сестра
Здесь ночевала. Было дело...
Была чернильной ночи мгла,
И солнце так протяжно пело,
Что звоном битого стекла
Мне эта музыка казалась
У темной, ледяной реки.
Она особняком держалась,
И жесты были далеки.
Мне было странно, непонятно,
И я не знал, зачем бежал.
Глаза мои - большие пятна -
Сияли, как куски зеркал.
Но горбуны, встав в круг, плясали,
Читали пошлые стихи.
Они не ведали печали
И пили, как вино, духи.
Остановившись вдруг нежданно
У края пересохших вод,
Надев, как шарф, клочок тумана,
Я встал в горбатый хоровод.
И танцевал я вместе с ними,
Забыв про то, кто я такой.
Забыл свое я даже имя,
Зелено-розовой рукой
Я развевал, как платье, пламя,
И до упада хохотал.
Оно кипело, будто знамя,
Огонь был враз велик и мал.
Как много танцев! Эти ноги
Бьют злую пятками кадриль.
Мне нет назад уже дороги.
"Не вы ль ушли тогда? Не вы ль?
Зачем ввязался в этот танец?" -
Твержу, рукою гладя прядь, -
"Я в мире этом - иностранец,
Мне некуда, увы, бежать.
Зачем? Я не могу смеяться!
Остановите! Не хочу!
Мы - в цирке пестрые паяцы!
Мне не спастись от вас! Но чу!
Неужто где-то солнце встало,
И радугой запел рассвет?
Мне этого ничтожно мало!
Я ждал другого много лет!
Я убегаю! Вы бежите,
Как тени бледные, за мной!
Лежу на выцветшем граните,
От вас отгородясь стеной.
Нет за стеною мест спасенью,
Его, вернее, не найти.
Себе кажусь своей же тенью.
Не знаю я, куда уйти."
