Призвание Часть IV Глава 4
Приветствия, рукопожатья…
Терпенья, други, сестры, братья!
С волненьем близимся к «ядру»,
Не дозволяю я перу
Событью этому ваять
Томы прелюдий, и начать
Главу, приятель, мне позволь
С того, что патриарх контроль
За Митей все же учредил –
Священник Швыльский к ним прибыл.
От духовенства заседая,
И в словопрения вступая,
Он тайно речи те писал,
Крест – диктофон с цепи свисал,
Служа поныне скверной цели:
Борцы за власть всегда умели,
Как голь на выдумку – хитрить;
Из топора – уху сварить!
Но кто ж его туда позвал?
Блохин – он руку прилагал,
Изведав прошлые событья:
Пиит желал кровопролитья,
Строча зловещие поэмы
На Митю – «волка»! Лучшей темы
Никита в жизни не писал, –
Религиозник выступал
В защиту православной веры,
Предвидя в Мите знак «химеры».
Минздраву это подошло,
В его сознание вошло,
Что Митя – плут и балагур;
Во время ланча, в перекур,
Он президенту доложил,
И вот, естественно, склонил
За Швыльским быстренько послать,
На всякий случай, так сказать.
– Лед содрогнулся, господа! –
С улыбкой, впрочем, как всегда
Сказал решительно пророк. –
За вами числится должок! –
Взглянув на крест, он обронил.
Поэт с ухмылкой процедил:
– О старом надо ль поминать?
Христос учил людей прощать! –
Переглянулись, осмотрелись
И вмиг щеками раскраснелись
Блохин со Швыльским, также мэр…
Пророк – спокойствия пример,
Им краснотой не подражал
И, как холстина, излучал,
Душой не морщась, здравый цвет;
Он с равнодушием навет –
Поэмы грозные вмещал;
И лишь к тому намек сказал,
Что б тот с каменьями не жил,
Да с миром Митю отпустил.
Рукою скуфью подправляя,
Злобой в очах своих мерцая,
Отец, как скромный лицедей,
В виду чинов, постов людей
Не распоясался, сдержался:
Наружный кантус подсобрался
Морщинкой на одном глазу,
Другим – чуть выдавив слезу,
Как будто плакать собирался…
От смеха Ветрин чуть сдержался,
Завидев Швыльского портрет,
Но дал он Стужину обет –
Высоки лица не смущать,
А только скромно отвечать,
Без фигуральных изречений…
Жаль, не таков был малый гений…
– Не станем прошлое журить,
Хочу я с вами говорить
Сегодня только о насущном! –
Глава промолвил. – О Грядущем? –
Мгновенно выпалил пророк.
– Не о Христе ли ваш намек? –
Немного хмурясь, вопрошал
Блохин – профессор, он желал
Задачу Божию попрать –
Досье подробное читать,
Как и Глава уже успел,
На оппонента; но прицел
Его был сбит не от того.
Так взбеленился он с чего? –
Тут критик может вопрошать.
Одним могу обосновать –
В нем воспалился мизантроп;
Перемотав же фильмоскоп,
В один из мрачных Бори дней,
Мы разглядим его детей;
Где смертоносная бацилла,
В могилу рысью утащила
Двух близнецов – Петра и Глашу;
Разлуки горькой выпив чашу,
Он очерствел в беде своей –
Винил и Бога, и людей,
Имевших встречу со Христом,
Стараясь их упечь в дурдом.
А что ж со Швыльским? Так!.. Сошлись!..
Их мненья скоренько сплелись
В одном на Митю, просто смех,
Что шизофреник! Смех и грех!
В чем грех? Возможность похулить
В нем Духа Свята. Пояснить
Давно я тайну вам хотел:
На троне сердца Дух воссел,
Когда пророк созрел принять –
Стал Святый верой созидать.
Не плотский Ветрин, в нем Христос
Жил – поживал, секрет был прост!
Бог хочет в каждом так живать,
Кто лишь дозволит; кто взалкать
К познанью истины посмеет –
В том Бог обитель возымеет;
Охотно с Сыном сотворит –
Кто Иисуса возлюбит!
– Неоспоримо, я о Нем!
Склоним сердца пред Ним! Начнем, –
Пророк с улыбкой простодушной
Им возгласил, – над миром душным
Дождь Божий с неба призывать,
Мрак поднебесной разгонять;
Но исповедь дадим пред тем!
– Что за нелепость и зачем?! –
Дубров с министром МЧС
Вдруг завелись. – В нем точно бес! –
С цинизмом Швыльский прорычал,
Он, соблазнившись, не сдержал
Свои эмоции, порыв;
Они прорвались, как нарыв,
Неся собою смрад гниенья…
В нем взорвалось «долготерпенье»!
Принялся Мите возбранять: –
Вельмож на исповедь призвать?! –
Он потрясал своим крестом,
Махал пред Ветрина лицом,
К нему во злобе подскочив,
Рукав от ризы засучив. –
Ах ты, щенок! Глупец! Наглец!
Он – демонюга! Твой отец,
Исчадье ада – Вельзевул! –
Отец Никита поднял гул,
Пришлось его угомонить –
С собранья с миром попросить –
Так председатель пожелал.
Пророк молитву открывал.
Вмиг воцарилась тишина,
В той атмосфере, как волна,
С небес излился мир, покой,
Дух воцарился здесь иной!
– Прости, Отец! Прости невежд!
К Тебе не ближе от одежд…
И не висящий с шеи крест,
Не стих, заученных словес,
Дает нам вновь повелевать,
Стихией грозной управлять;
Но в том – страны судьбу вершишь,
Тому – державную сулишь,
В ком не пустое «возлюбить!»
Смог в сердце – поле зародить
Зерно, упавшее дотоле –
Плоды принесть в небесной воле.
Чрез оного Ты возвещаешь,
Дождь долгожданный изливаешь...
Услышь моление мое:
Да придет Царствие Твое;
Звезда России пусть взойдёт!
Дождем разверзни небосвод,
Что б отступила путы мгла.
Сверши сердечные дела –
В завет с «язычницей» войди,
Купель живую низведи
Для покаяния людей,
Примером став планете всей…
Узрит пусть люд: Единый Бог,
Что от Тебя я превозмог
Сердца елеем наполнять;
Приди к нам, Боже, вечерять! –
Пророк же с силой возглашал,
Да так, что с кресла вдруг упал
Министр МЧС Трухнин;
Вмиг догадался врач Блохин,
–Эпилептический припадок! –
Он прокричал. Я буду краток,
Жуть не хотелось нагонять –
Апостол беса смог изгнать!
Что ж было дальше? Дальше – мрак
Поверг людей не в шок – в столбняк:
Тьма, проступая из-за штор,
От туч и ветра, сгладив спор,
Что нехотя возник в сердцах…
Отдернув шторы нараспах,
Всех бывших – ужас охватил:
Весь стольный град во тьму вступил,
В носах послышался озон,
С ним вперемешку и гудрон;
Звук мощный взрезал тишину,
Искрою грянул в глубину
И канонадой пробежал –
Гром с новой силой нарастал.
Над градом буря, как навес,
Восстала, вздыбила провес,
Искрами грозно полыхая,
Ветрами буйными вздыхая;
Бил беспощадно зычный гром,
Все сотрясая… Старый дом,
Что Казаковым созидался,
Поколебался, но остался
Дворец, как новенький, стоять;
Нахлынул дождь, стал заполнять
Он тут же трубы водостоков,
Свет фонарей мерцал в потоках
Ручьев, текущих на асфальт.
Москвы токсичную вуаль
Развеял ливень, растерзал –
«Змий древний», медля, уползал!
Мгновенья длились; все молчали.
Их потрясло – не ожидали,
Молитвы мощный результат –
Дела любого убедят;
О, что за чудный инструмент!
Смутился даже президент,
В докладе том он не встречал,
Что б Митя силой обладал,
Лишь злобных очерков строки,
Все от монашеской руки!
Протестантизм не торопился,
Во днях свободы затаился,
Боясь огласке с тем попасть –
Законы быстро пишет власть…
«Вдруг он от Бога!» – так решили,
Суды свои не приводили,
В том им помог Гамалиил –
Библейский муж, он так учил:
«Был в прошлом Февда, собирал
Толпы людей, их научал,
Ну, а когда его убили,
То про учение забыли!
Коль предприятие с небес,
Богопротивник тот и бес,
Кто на сие пяту вздымает –
Бог в веке всяком проклинает…»
С тем и отсрочили напасть,
Что б под опалу не попасть!
О чудесах Глава не знал:
Как лик иконы исчезал,
Как пал знамением амвон,
Щепою рухнув у икон.
Ему об этом исказили –
Как вандализм преподносили.
Догадкой теплился момент,
Весомый неба аргумент
Ум не желал обосновать,
Но факт есть факт, нельзя изъять!
Дождь барабанил, лил, стучал…
«Он – чудотворец!» – рассуждал
Не вслух, засев в углу, Борис,
Как дней военных журналист;
С ним рядом, погрузившись в сплин,
Сидел испуганный Трухнин,
Свой отрешённый лик пустой
С графина смачивал водой,
Сквозь Митю будто бы смотрел,
Скороговоркой робкой пел:
– Свят! Свят, Ты Боже Саваоф! –
Еще невнятных пару слов,
Те на наречии видать,
Ни я б ни ты не смог понять!..
Вот виден с неба первый луч,
Что прорывался из-за туч;
Вельможей взгляды привлекая,
Мглу небосвода разрезая,
Он постепенно проползал
К ним через крыши, прямо в зал
Скользнул, минуя подоконник…
Жаль не увидел то законник,
Сие б он лучше описал, –
У ног пророка луч играл,
Резвился рядом… задержался,
И вверх он к лику приподнялся,
Сильнее, ярче засветив,
Как будто неба объектив,
Сверкнул и вспышкой озарился –
Лик Митин аурой светился.
Рот приоткрыл Дубров и мэр,
И с ними бывший маловер,
Перекрестившись раза три,
Блохин шипел: – Смотри! Смотри! –
Сильнее выпучив глаза,
Скупая, дикая слеза
В густой сокрылась бороде…
Он в угрызении, в стыде,
Как обезумев, зарыдал,
Вслед за Никитой убежал.
Всё в одночасье обновилось,
Любезно в небе им светилось
Уж солнце. Белы облака
Плыли, как тихая река,
По синей глади; мирный звон
Курантов Спасской – испокон
Москве вечерю предвещал,
Град полной грудью задышал!!!
С повестки дня изъят вопрос,
Но новый встал наперекос,
Ни дать ни взять – котом скребя…
Досье отбросив от себя,
Глава, кивнувши, знак подал,
На брифинг Мите указал;
Другим покинуть зал велел…
Вопрос таинственный засел,
Понять хотел пытливый ум:
С чего вдруг Швыльский поднял шум?
Да и триумф ошеломлял…
Пророк с главою заседал.
