Призвание Часть III Глава 6

Смеркалось. Гости расходились

Из Моссовета, торопились

Домой на ужин, кто в Бистро,

В кафе напротив, у метро.

Туда Бекзат под руку шел

С Вольновой Ольгой, вечер свел

Друзей театром. – Как приятно,

Я здесь была неоднократно! –

Спектаклем Ольга восхищалась,

Игрой, вокалом восторгалась, –

Как пел Иуда, Иисус!

У режиссёра тонкий вкус…

С тобой мне любо там бывать

И вечер длинный коротать. –

Она с Бекзатом, как бывало,

На эти темы рассуждала,

О постановке той, другой,

В кафе на улице Тверской.

– Мне также любо! Вон наш стол! –

Он указал рукой. – Я счел

По-венски штрудель заказать.

– Но как смогли Вы угадать?! –

Она, смеясь произнесла;

Улыбкой бархатной влекла –

Сознанье Стужина кружила,

Напротив друга усадила,

Рука в руке… – Ты так мила!

Жизнь до тебя сплошная мгла! –

Бекзат, робея, прошептал.

Их трепет ласковый прервал

Гарсон лощеный, подавая

Приборы; ловко расставляя

Китайский чай, душистый штрудель;

Скакал пред ними словно пудель,

Гостям пытаясь угодить,

Еще чего-то предложить;

О том справлялся, узнавал,

Но отрицательно звучал

Ответ влюбленных. Те смеялись;

Так нежно, ласково шептались…

Ему пришлось от них отстать,

Где о любви – нельзя мешать!

 

– Какой фурор, какой финал! –

Бекзат растянуто сказал,

Щеками более краснясь, –

Речь об Иуде занялась,

О грубом авторском посыле;

Бекзат – в защиту, Ольга – в силе,

В ней ересь «Словом» уловляла,

Мысль о спасеньи искушала:

Иуда в смерти повстречал

Христа – как друга обнимал;

Финал для Ольги стал сомненьем,

А для Бекзата – утвержденьем,

Что здесь свершился Божий план,

И вспоминая египтян,

Он ей напомнил: – Так бывает,

Ведь Бог сердца ожесточает!

Не к «Римлянам» ли я читал,

В Завете Новом изучал,

Что фараон бы отпустил,

Но Бог его ожесточил?

Так и с Иудой получилось,

По плану Бога то свершилось!

Кто ж должен был Христа предать? –

Спросил Бекзат. – И здесь видать,

Мы все Его марионетки,

С достоинством разным монетки:

Одни – сосуды милосердия,

Другие – гнева, где усердия

Напрасны, чтоб противостать,

Возможно ль Богу возражать?

– О нет, мой Стужин, это ложь!

Наивна старость, молодежь… –

Чай аккуратно отпивая,

«Улуна» белого вкушая,

Вольнова просто рассудила,

И то охотно изложила: –

Брело язычество на суд,

Еврей есть милости сосуд,

Но во Христе все обрели –

Мы к милосердию пришли!

Нет ныне больше иудея,

И нет язычника – идея,

Нас во Христе объединить,

Одним народом вострубить

Вновь о пришествии Христа,

В том глубина и широта!

Бог ропотный народ судил,

Легли в пустыне… Нет, не злил,

Не трогал избранных сердец,

Он – возлюбивший их Творец,

Дал людям волю выбирать –

Жить в послушанье иль роптать!

– А как же бедный фараон? –

Спешил Бекзат; вопрос, как стон,

Прорвался воплем из груди.

– Бог усмотрел то – разгляди!

Учитель, муж из Назарета,

Став исполнителем завета,

Взяв человечества грехи,

Младым, – рвав старые мехи,

Был умерщвлен по плоти тленной,

Но ожив духом во вселенной,

В темницу к падшим, в ад спустился

И духам прошлых дней явился;

Тем – современникам дней Ноя,

Чья жизнь питалась от разбоя,

Наставив их, затем воскрес,

Всем даровав – и жизнь, и крест!

Ожесточенный фараон

Услышал весть. Спастись и он

Мог с легкостью в Господне лето;

В преддверье брачного завета,

Ад таковых не смог сдержать;

По вере праведных отдать

Пришлось – в сем Божье провиденье,

В днях до Христа – долготерпенье!

Народ словам Христа не внявший,

Благую весть не воспринявший,

Подвержен будет осужденью –

В гиене огненной горенью!

То есть, чтоб спастись и не пропасть,

Живым дарует Боже власть

Быть чадами от дней Христа! –

От слов Вольновой, теснота

Пришла у Стужина на сердце. –

Вас заковали в «иноверце»!

Вера была и есть одна,

Она Отцом тебе дана!

Апостольство Иуде в честь,

Но, как Исав, желая есть,

И первородство разменять

За «плошку щей», чего ж сказать!

Иуда планы намечал,

Отца иного он избрал,

Позволив в сердце принять ложь, –

Предательство, что в спину нож,

Своей он волей совершил,

Приняв решение – вкусил,

Не убоясь причастья хлеба,

Тем сатане дал власть войти

В себя, в воришку – видит небо…

Он руку в ящик опускал

И от пожертвований крал;

Грех разобрался, без помех,

С рабом греха – ждет это всех!

Но кто в мольбе к Христу взывает,

Бог от силков освобождает.

Иуда грешен – не признал,

Словам Христа всерьез не внял,

Неверьем вымощенной в ад

Дорогой он ушел, Бекзат!

И оттого пророк писал,

Евреям громко возглашал:

Будь вас числом с песок морской,

Взят лишь остаток «на постой»!

Израиль, знай, не весь спасется,

Но кто в остатке том найдется,

Колен не гнущий пред Ваалом,

Христовым верным радикалом!

 

Пока Вольнова возглашала,

Бекзата друга убеждала,

Нелепый вышел с ним курьез:

Он, аккуратный, аж до слез,

Пил нежный чай, не отрываясь

От взгляда Ольги, в нем теряясь –

Поставить чашу тут решил,

Не дотянул – об пол разбил,

На два осколка – половинки,

Увлекшись речью, и морщинки

Смущеньем взялись на челе;

В миг этот вспомнив о скале,

Ночи недавней сновиденье,

Холм скальный, дивно проявленье

Настенных строф клети своей…

На сердце стало тяжелей.

Гнетет его воспоминанье,

Не в силах выдержать терзанье,

Бекзат Вольновой всё открыл –

Любовь дала тому посыл!

Она застенчиво внимала,

В такт изложению кивала,

Слезинками блестя в очах,

Не скрыть их даже при свечах,

А исповедь из уст сочилась,

Живой рекой воды струилась,

Коснулась друга благодать –

Стал на наречьях излагать;

На смешанном, кажись немецком,

Толь на арабском, неизвестном,

Залепетав вдруг языке…

Уста зажав, прильнув к руке,

В испуге, Стужин, тупя взгляд –

Тело бросало в жар и хлад,

Пытался овладеть собой,

Как в стопор впал тогда герой.

 

– У вас, прекрасный итальянский,

Хоть выговор слегка славянский! –

Гарсон к Бекзату обратился, –

Он возле них тогда крутился,

Спеша осколки подобрать,

Наречье это смог узнать, –

Где обучались? – вопрошал.

Бекзат неистово молчал,

Его сознание теснилось;

Лишь Ольга знала, что случилось,

И улыбаясь разъяснила,

Что прикоснулась Божья сила,

Дар проявился, был крещен

Он Духом Святым, тем смущен!

 

Бекзат теряясь, ширя взор,

Тая дыхание, как вор,

Пальцами натирал виски.

– Какие, к черту, языки? –

Сорвалось с уст… Он так сказал,

Видать его обуревал

Бесцеремонный Божий акт.

– О, итальянский, это факт! –

Вновь повторил ему гарсон;

Ответ слух резал, как клаксон,

Сжимая сердце у Бекзата,

Его сознанье мутновато

Стремилось к здравости прийти.

Крещенный фыркнул, – Погоди! –

Стараясь мысль «переварить»,

К тому добавить, возразить;

Но как иное изыскать,

Чем объяснить, обосновать?

В непостижимости – озлился,

Не скрою, я и сам дивился,

Тому, как Божья благодать,

Умеет с неба одарять –

Без исключенья! Беспристрастно!

Сим озадаченный, – Прекрасно! –

Давясь усмешкой, простонал

И тут же буркнул: – Как узнал

Он этот чертов диалект?

В душе смущенной зрел аффект.

 

Как оказалось, был лингвист

Официант – почти магистр,

В поспешной юности своей

Обрел семью, троих детей;

Пришлось махнуть на институт,

Мечты ведь чеки не дают…

Теперь – учитель средней школы,

Он поколенья пепси-колы –

В наследье дедов не вступал,

Как мог, по жизни выживал!

Квартирный тяготел вопрос,

Где государство чешет нос…

В нужде взял в банке ипотеку,

Что ж оставалось человеку?

И чтоб свести концы с концами,

Брал подработку вечерами…

– О, вы простите, я лингвист! –

Рапортовал семинарист. –

Невольно, рядом услыхал,

Осколки эти убирал, –

Указывая на савок. –

О даре вашем невдомек!

Вы думу явно развивали,

На диалекте том сказали:

Осколки – образ половин,

А дальше – обращенье: Сын,

Тебе я волю открываю,

Вы половинки, вас венчаю;

На должность вскоре возведу…

–Что после? – Связность, как в бреду! –

Лакей, краснея, отвечал;

И Ольга в шоке… Наставал

Развязки этой апогей:

Объял их свет, не от лучей

Свечей, горевших на столе –

Он с неба – в облаке, в хвале,

Лазурной дымкой обвивал,

Глас добрый с дымки прозвучал:

– Я вас избрал до сотворенья,

Вам вскоре разъясню веленье,

Отныне вам семьей стоять!

 

Лингвист с испуга стал икать,

На мрамор сыпались осколки,

Совок упал; звук от метелки

Вслед за совком задребезжал,

Истолкователь задрожал

И тут же побледнел лицом…

–Нет, вы не тронулись умом!

Сие – не глюк и не потеха,

В рожденных свыше есть утеха –

Способность слышать Божий глас,

Что и случилось в этот час:

Бог обратился, свет явил,

Нас с Ольгой в ночь благословил! –

Бесстрастно Стужин объяснял,

Шепча, хотя и пуст был зал.

Ночь разогнала по домам

Гостей. Пора дружок и нам,

Двоих оставить ворковать –

Как и писал – нельзя мешать!