Призвание Часть III Глава 5

Коль зелен виноград – не вкусен,

Коль молод – значит, не искусен;

А тут и вправду не понять –

Наш Ветрин, как бы вам сказать –

Не богослов и не ученый,

Не книжный – с неба одаренный!

Муж, в коем быстро возрастал,

Дар проповедовать! Кто б знал,

Что так судьба распорядится,

И Ветрин наш преобразится

Из мотов праздных и гуляк,

Став глашатаем!.. – Вот чудак! –

Кричал в собранье Михаил –

Митрополит; он мысль корил,

Героем сказанную вслух,

Переводя смущенный дух. –

Единству – этому ль бывать?

И вам ли этого не знать,

Устоев русских и традиций?

Вы ж только из своих амбиций

Устроите переполох! –

Кричащий, сделав громкий вдох,

В щеках краснея, медля встал,

Одетый в ризу; крест свисал

Солидный, на златой цепи. –

От этой мысли отступи,

Христом Мессией заклинаю!

Вас – изуверов, в корень знаю,

Вам лишь бы сеять, разобщать,

А после, как же удержать

Религиозную систему?

Объемли сложность сути, схему

Епархий по всея Руси;

Ты эту мысль погаси!

И возмущать других не смей,

А то дойдем и до ножей! –

Предупреждал тот с черным взглядом. –

Жизнь может стать кромешным адом,

Коль вне системы ты попрешь!

– Пусть будет так, но лесть и ложь

Христос умел изобличать;

А фарисейство – умерщвлять

Тех, кто на истину не лжет.

Наш день наступит, он придет,

Как тать, обрушится на всех…

В единстве – Церковь ждет успех! –

Речь продолжая о своем,

Глаголил Ветрин, – изживём

Мы ересь, идолопоклонство,

Ослепшей веры эпигонство!

 

На кафедральном – шум поднялся,

Он нарастал и превращался

В организованный хаос;

И кто-то громко крикнул – Пес,

Как смеешь нагло обвинять?!

Его б анафеме придать

За дерзать этакую надо,

Чтоб не смущал впредь Божье стадо!

Откуда взялся сей нахал?

– А кто бы знал! – другой кричал.

– Прошу вас, братья, успокойтесь!

Христом молю! Его побойтесь!

К чему весь этот балаган?

Простой он парень, из мирян.

Его я с Павлом пригласил –

Отец Климентий пробасил.

– Зачем? – спросили из толпы.

 

В тот день, преважные столпы

Церквей Христовых совещались:

Из русских городов собрались

Епископы большой страны,

Течений разных, их слышны

Нам выкрики и недовольство,

Со всех скамей – небес посольство;

Им братец Ветрин жару дал,

Вот от чего и гул стоял

По кафедральному собору,

«Единством» вызвав шум и ссору.

 

– Гоните дерзкого взашей! –

Звучали возгласы. – Злодей!

Он – волк в овечьей шкуре – вкрался!

Вот я чего друзья боялся –

Шум откровеньем сим поднять!

Умом плотским ли мысль объять?

Принес им Ветрин пробужденье,

Точнее – «ремо», повеленье!

Небес хотенье, на весь зал,

Он, как Креститель, излагал,

Держась в речах своих степенно,

Но громко, страстно, дерзновенно,

К Единой Церкви призывая,

Расколы им в вину вменяя,

Вернее, вскрыл мотив, причины,

Где не в развитии общины –

Но в сребролюбье, жажде власти,

Он указал «премудрых» страсти.

А страсти вправду накалялись:

За слово Митино цеплялись;

И если б были здесь каменья,

Его б забили, без сомненья…

Климентий вовремя вмешался;

Он, старец рослый, обращался

К толпе – эмоции унять,

Всем успокоится и внять,

Что речи суть, не в обвиненьи,

А в историческом решеньи,

Всем реформацию принять –

Семьей единой воскурять

В одном стремленьи – повсеместном

Служеньи, поприще совместном;

Все ответвленья упразднить –

Одной Христа Невестой быть!

 

–Вздор, вздор, Климентий, говоришь!

Ты что ж предания хулишь? –

Рябовский выкрикнул ему –

Ты, как-то призрачно, в дыму

Себе картину представляешь,

Не смуту ль этим разжигаешь? –

В костюме строгом, черном – «тройка»,

Священник вежливо, но бойко,

Поправкам Клима возразил;

И пальцем строго погрозил –

Он зелен, молод и горяч!

Ты ж – мудрый старец, не басмач,

Тебя ль, викарий, мне учить,

В безумном действе обличить?

 

Климентий – старец, муж от Бога,

И нет мудрее педагога,

В ком мир премудрость признавал, –

Климентий Павла одобрял,

И взгляд его, и рассужденье;

Он со студенчества общенья

С ним дружбу крепкую держал,

О Мите ж из газет читал,

Что чудо с парнем приключилось,

Престранным образом свершилось…

Рассказ сумел его занять,

Он после лично смог узнать

И с Митей дружбу завести,

Его в общение ввести,

В свой круг: различных докторов,

Догматиков, профессоров.

Пред ними Митя выступал –

В вечерях тайных заседал,

Где откровенье предвещало

По всей стране переворот,

И чрез пророка открывало

Имперской власти вновь приход.

Илларион тогда смеялся,

Он мысли этой изумлялся

Церквей историк, педагог,

Сказав, что Митя – демагог.

По-разному воспринимали:

Рукоплескали и зевали,

А политолог Гужевой –

Полковник в прошлом боевой,

Приподнимая свой бокал,

Тост кратко к этому сказал:

«Пьем ныне, други, за Россию!

За честь страны – буржуазию!

Честь пусть поднимется со дна,

Ведь в этом суть и глубина!»

О, как Белявского пьянила –

Отца Климентия роднила

Мысль об Империи, о Церкви…

Забвеньем трудодней померкли

Его старинные дела:

В нем, как и в Ветрине, жила

Идея Церковь обратить –

Первоапостольской ожить!

Не смог он мнениям восстать,

Желанье стало угасать,

Изжилась мысль понемногу,

Избрав смирения дорогу,

Клим растворил себя в ученье,

Неся собою просвещенье.

 

А ныне что же? День настал!

Отец Белявский распознал –

Времен знамения узрел;

И потому себе посмел

На совещанье Митю звать,

Где тот сумел к толпе воззвать.

Епископство, конфузясь речи,

С трудом удерживаясь сечи,

Хотели Ветрина изгнать –

Лишь случай смог «святых» унять.

Митрополит так разъярился,

Что выгнать Ветрина решился,

Когда пророк предупреждал

И громко, смело предвещал:

– О, кафедра, святой собор,

Умолкнет вскоре жаркий спор!

Помазанье в удел вступает,

Так Бог сегодня завещает!

А что не врал я – слышал глас –

Знаменьем кафедра для вас:

Она на части распадется,

Кровоточащей – лик сотрется...

Соблазн окончен, древний змей! –

Со скорбью глянув на людей,

Пророк предстал перед толпой.

Гуляев, скрежеща – рукой

На Митю гневно указал…

Великий страх толпу объял:

Рука Гуляева черствела,

На их глазах окаменела –

Не смог и пальцем шевелить,

От Мити снова обратить;

И тут же треск между колонн –

Щепой сложившись у икон,

Амвон, по слову, развалился;

И лик иконы растворился,

Став чистым местом на холсте,

Как вырез платья – декольте.

 

Небес знаменье – аполог

Поверг присутствующих в шок,

Без исключенья, всех кто был,

Уняв толпы постыдный пыл.

Михайло здесь же прослезился,

И жалясь, к Мите обратился:

– Помилуй, кто ж ты, провиденье? –

Митрополит стенал в моленье,

Чтоб Ветрин кару отменил.

Народ обоих обступил.

Рука в сей час же исцелилась –

Проклятье Митей отменилось.

–Так кто ж ты? – тот же вопрошал.

– Я тот, кого Отец избрал, –

Сказал спокойно чудотворец,

Небес слуга и царедворец, –

Явить заблудшим душам веру! –

Ответ, согревший атмосферу,

Сердца людей расположил –

Возмездья случай убедил,

Привел епископство в смущенье,

А те, дивясь и в изумленье,

Не знали, что и предпринять –

Как дальше быть – бежать, стоять!

Викарий сесть всем предложил –

Миролюбивый Клим служил

В соборе том уж сорок лет;

Он давних дней апологет!

Доктрины ложные вскрывал,

Но тайно! В сердце сохранял.

 

На мягких, вычурных скамьях

В багрово-золотых тонах,

Воссел опять епископат.

Рябовский Сергий – дипломат,

В духовном смысле этой роли,

От протестантской веры, доли,

Собравшись духом, знак подал,

Хотя весь зал теперь молчал.

– Себе позволю обратиться:

Когда ж сие должно случиться, –

Свой жаркий пыл преодолев,

Спросил он Митю, осмелев, –

Объединенье – в кой же час?

– Пророк для многих есть фантаст

И в этом веке упразднился,

Я ж ныне Богом утвердился,

Для заблудившихся в путях…

Что ж, «единенье» при дверях! –

Ответил Ветрин предвещая,

На лица медленно взирая,

Стоял, где девы лик истлел. –

Я обращаюсь к тем, кто зрел,

Не стал чужих богов кадить,

С язычеством костры палить:

Кто за единство всех церквей?

Проголосуем… ну ж, смелей!

 

Оферты той народ смущался,

Лишь Павел с Климом улыбался,

Приподнимая кверху руки;

На лицах многих ужас в муке

С холодным потом проступил,

Михайло силясь, предложил,

Но в этот раз уже смиренно,

Встал со скамьи своей степенно,

Снимая митру, морща лоб:

– Да… эдак время нужно, чтоб

Такой вопрос обжить, объять…

Не мыслю это, чтоб не лгать! –

Гнусавил он, взирая в пол. –

Как бы не вышел вновь раскол

В стране, где путанно без нас?

– Нет, нет, мой друг, не в этот раз! –

Пророк внушительно ответил,

Улыбкой ширясь, взглядом встретил

Седобородый, злой оскал;

Дух Мите мысли открывал,

Того, кто стоя, морщил нос,

Мечтал строчить о нем донос. –

Бог – сердцеведец, мысли знает,

Он с чистым – чисто поступает!

Не нужно время, чтоб понять…

На брачный пир Бог будет звать!

Коль в званых отзвук не найдёт,

По изгородям Дух пойдет,

Сзывая всех: хромых, увечных,

Немых, глухих и первых встречных… –

Глаза прищурив, выжидая,

Чтоб зал за речью поспевая,

Для главной мысли созревал…

Апостол, медля продолжал: –

Веротерпимость – лжи удел!

С вин толерантности пьянел

Народ наивный, простодушный,

Синоду верный и послушный…

– Что вы хотите тем сказать? –

Вдруг Швыльский начал выступать;

Брат до того сидел, молчал

И безучастно наблюдал,

Премудрый богослов Никита –

Красноречивого пиита

Бесцеремонный тон смутил,

Он больше Митю не вместил. –

Мы за единство, за систему,

Не делим больше диадему…

Един для всех религий Бог;

Себя Он многими нарек,

На выбор людям, именами. –

И хмуря лоб, ведя бровями,

Брат начал пальцы загибать,

Их имена перечислять: –

Иисус, Аллах, Ра, Брахма, Род

Иль Будда, Яхве! Наш подход:

Свободный выбор людям дать!

Чего же более желать? –

И потрясая бородою,

Квадратно стриженой, густою,

Епископ тут же вновь спросил: –

Так разъясните в чем посыл

Дискуссий ваших, монологов?

– Река любая от истоков

Берет начало… Мой посыл:

Напомнить то, чему учил

Наш Царь – Мессия Иисус,

Я лично принял с Его уст

И говорил, как Дух просил,

Вам – персонально пояснил:

Народ несведущ, неучен,

И тем ведом на ложный звон –

От ваших уст лобзал Коран…

Сей миротворческий аркан

Религиозных единений

И толерантных взглядов, мнений,

Христос «блудницей» называет!

Наступит час – весь мир познает,

Чьим согревались вы вином!?

Купцы, святоши под «окном»1,

Цари земные, что сходились,

С её казны обогатились…

Расплаты время настает;

Чтоб миновал вас эшафот,

С ней участь – язвы не делить,

Одно могу я предложить:

Главу возвысить от колен

Далиды, покидая плен…

Бог освятит Свою Царицу,

А Вавилонскую блудницу

Пятою будет попирать!

Россия станет многим – Мать! –

Пророк, ответив, удалился.

Уж месяц в небе засветился,

С претусклой ржавой желтизной,

Над бездной – матушкой-Москвой.

 

Толпа тогда не понимала,

Ведь мысль о «званых» к ним звучала,

Но вспомнит после, в «поздний час»…

Скажу лишь то, что всех потряс

Наш Митя Ветрин, дав предлог,

Помыслить тему между строк.

Был спор меж братьями, вражда…

Мы ж поспешим с тобой туда,

На полуночный диалог,

К шестой главе его сберег.