О маркерах и прочих мемах в банальной поэзии

Восьмое Марта закончилось. Заполночь. Спать не хочется. Может, рецензию написать? Благо что еще почти двое суток отведено на прием заметок в конкурс Zoom. Но лучше больше не тянуть… А сделать задуманное.
Итак, открываю первый попавшийся сайт журнала «Дружба народов», номер 10 за 2018 год. Листаю первую подборку.
 
Скользя по строкам, замечаю в одном месте знакомую фамилию «Докинз». Хотя нет ни ссылок, ни примечаний, из контекста понимается однозначно, что имеется в виду Клинтон Ричард Докинз (р. 1941), известный как своей книгой «Бог как иллюзия» (2006), так и тем, что входит в компанию «новых атеистов» (Р. Докинз, Д. Деннетт, С. Харрис, К. Хитченс), с которыми активно полемизирует аналитический философ Элвин Плантинга. Кроме того, отметим, что еще в 1976 г. именно Докинз выдвинул идею «мемов» как единиц культурной трансляции. По его мысли «мемы» — это некие аналоги генов, благодаря которым идеи переходят из одного мозга в другой.
Ну, вот автор стихотворения взял да и зацепил одним маркером-символом «Докинз» всю ситуацию, связанную с этой дискуссией! Мол, читатель, если умный и образованный, да еще и в современном религиоведении фишку сечет, то и комментарии излишни!
Ладно. Проехали. Точнее, возвращаемся к началу и читаем всё целиком:
 
«Медлительно, как древняя пирога,
боками дымноватыми алея,
плывёт рассвет. Окраина. Дорога.
Век двадцать первый. Эра Водолея.
 
Земля нетленна, густонаселённа,
над ней столбы застыли часовые,
внутри двора от тополя до клёна
натянуты верёвки бельевые.
 
Поэзия закончилась. Ни песню
не сочинишь, ни горестную оду.
Лишь изморось над крышами, хоть тресни,
да санкции на зимнюю погоду.
 
Мой дом выходит окнами на небо —
я на него смотреть предпочитаю,
но Бог давненько в наших сферах не был,
здесь Докинза архангелы читают.
 
Вот и лежу в миру материальном,
смотрю из незаправленной кровати,
на то, что оказалось идеальным:
косяк двери, розетку, выключатель».
 
Выделяю новые маркеры: пирога, Эра Водолея, санкции, идеальное.
 
Не знаю, как у Вас, но у меня вдруг — в контексте стихотворения — пирога ассоциируется с работами Клода Леви-Стросса про индейцев, расы и тотемизм всякий…
А тут еще и Эра Водолея — как отсылка к 90-м годам прошлого столетия с нью-эйджерами, рерихами-блаватскими, конечно, и с другим Леви – Доулингом, а также Алисой Бейли…
 
Санкции — это ясное дело намек на современную политику.
 
А «идеальное» — такой архетип, что сквозит во всей символической системе стихотворения, приводя читателя к своему антониму — «реальному» и «материальному», а точнее к скучному и по-хайдеггеровски «заброшенному» Dasein’у: косяк двери, розетка, выключатель.
 
При этом почему-то «розетка» вдруг подсознательно соотносится с детства памятным предостережением «не суй в нее пальцы!», хотя и так понятно, что пальцы в нее не засунешь, но мистический страх перед тотальным и моментальным самосожжением яркой картиной встает перед глазами в виде виртуальной кучки пепла.
 
Собственно о технике — пара слов: рифмы простые, ритм тоже. Почти классика.
Неужели всю поэтичность делают маркеры?
 
Но автор заинтересовал, ведь не всякий упоминает Докинза мимоходом.
 
Начинаю читать подборку далее, и тут же — новая цеплялка!
 
«Хочется вслепую, коридорами,
тихий путь проделывать, но вот:
магазины пахнут помидорами
и летит по небу самолёт».
 
Ну, вот к чему тут «вслепую» и «коридорами»?!
Представляется сразу слепой человек, идущий по коридорам наощупь вдоль стены.
И почему это действие «хочется» литературному герою?
Стать современным «Гомером», чтобы «тихий путь проделывать» в свой миф?
Образ достойный, похоже. Принимаю этот возможный «инсайт» автора.
 
Продолжаю читать стихотворение:
 
«Умереть? Рассыпаться? Раскаяться?
Выпить водки? Песню сочинить?
Самолёт на землю опускается,
тянет сверху солнечную нить.
 
Городок высокий, как поэзия,
поднимает к небу корпуса.
Как по мне, так это не профессия —
столбиком банальности писать».
 
Тьма ожидаемой слепоты контрастирует со светом — «солнечной нитью» — и с городком, поднимающимся к небу (вряд ли здесь имеется аллюзия с Вавилонской Башней, не так ли?). А вот эпитет-сравнение «высокий, как поэзия» — это что такое?
«Городок» — как аллегория всей человеческой культуры, цивилизации, истории. Плоскость, горизонталь. И тянется, понимаешь, ввысь, стать вровень с поэзией, с небом?
А концовка — прямо-таки в русле классических размышлений о назначении поэта — «столбиком банальности писать».
Если это не профессия, не ремесло, то что? Призвание, долг, миссия, гомеровское мифотворчество?
 
Последнее стихотворение в подборке всколыхнуло какой-то русалочьей мистикой:
 
«Берега рыжебокой Пахры
очертили неровности суши —
бесконечны речные миры,
неизменны рыбацкие души.
 
Под водой колыхаться луне,
зеленеть над водой хлорофиллу —
рыба, рыба, рождайся во мне,
я себя на крючок наживила.
 
Эта речь холодна и тиха,
уготована прозе, но снова
богомольная самка стиха
пожирает партнёра по слову.
 
Лейся, песня, до устья реки,
дотянись до глубин океана,
до коралловых чудищ морских,
до магнитного меридиана».
 
Магия, суггестия, нерасчлененный, первобытный синкретизм. Аналитике почти не поддается.
Но маркеры все-таки высвечиваются: бесконечность, неизменность, смерть, перерождение, глубина, магнетизм.
А вот эти строки — уже почти «запредел» поэтического мистицизма:
«богомольная самка стиха
пожирает партнёра по слову».
 
Отметим, что была в стихотворении и мистическая рыба: «рыба, рыба, рождайся во мне» (кто знает, может быть, это христианский символ «ихфис» здесь промелькнул?).
 
Тем не менее, судя по авторской задумке вынести фразу «богомольная самка стиха» в название подборки, этот некий апофеоз творческого экстаза-любви-заклания-жертвы — «себя» ли (наживка для рыбы), «иного» ли (партнёр по слову) ради «оплодотворения» души поэзией — своего рода квинтэссенция, пятый элемент, без которого Поэзия, даже выраженная банальностями, не существует.
Уф!
Пожалуй, всё сказалось, что пришло в голову при беглом знакомстве с творчеством Ганны Шевченко.