Усталой, разбитой за день походкой, Мефодьич вышел на опушку. Гудели ноги, гуталин с кирзы, смятой в дембельскую гармошку, давно стерся. Да и фляга с "партизанским квасом" была высосана до капельки - пока пробирался через пашенку, вывороченную до базальтовых плит разбитыми вусмерть "Беларусями", такая жажда замучила, что пришлось аж пробочку облизывать. Очень хотелось отдохнуть - опуститься на мать-сыру землю, вдохнуть её, родимой, весенний дух, послушать птах безгрешных. Ан не задалось - в лесу было накурено.

"Что за притча! - подумал Мефодьич - Лабаз в деревне ужо год, как заколоченный стоит, опосля того, как еле залили - пожар по пьяному делу сторож Егорыч, мать его, пенька старого, запалил. Самосад другой год, как не родится - тля, холера ей в дышло, всё пожрала. Мужики без курева ажно опухоли. Откель же тыбачишшем прёт?" Приложил к челу длань свою, заскорузлую от лопаты, аки Илья Муромец на картине, что у купца Третьякова в палатах, специально для того сложенных, хранится (не видал Мефодьич отродясь ни палат тех, ни картин, токмо от кума и слыхал - головастый мужик, циклопедию два раза читал. Да вот поди ж ты! - силён русский дух, любой поселянин, коли надо, Илюша из Мурома!), и увидал чуднýю штуку. На самом окоёме поля, почти что и в лесу уже, сидят хлопцы с девчатами. И все какие-то ненашенские, сразу-то и не спытаешь, чего в них нескладно. Вроде, телогрейки на них как положено - видал он те телогрейки ватные, самому супружница Власьевна не дале, как вчерась, такую латала. Сапоги на них привышные, не кирза, конешно, но резина - в лабаз такие как раз перед пожаром завезли - мужикам, знамо дело, чуднó было, да попривыкли - удобная обувка, чё уж там, особливо гóвны в хлеву месить - эх, ладно! - и пройтить везде завсегда можно, и обмыть легко. Ноги, правда, стынут, но навертишь портянку суконную, а ежели байковую, так ещё способнее - и тепло ноге и сухо - лепота! Но вот што диво - так то ихние порты. Чудные порты, почитай, в облипку, да цвета небывалого, лазоревого - чисто небо на закате, когда солнышко зашло ужо, а ышшо светло. А что чуднее всего, так то, что и девки в таких же портах! Срамотишша, леший их забери, тьфу! Вот от них-то, парней этих с девками, дым табашный коромыслом и пёр.

Заробел чёй-то Мефодьич к ним подойтить, хоша пытливость и подъелдыкивала: "Спытай, што там за незадача!" Вобчем, собрался Мефодьич с духом - чё там! двум смертям не бывать, а одной не миновать - пережили и продразвёрстку, и колехтивизацыю, и голодный мор - так опосля такого этих синештанников бояться, што ли! - да и подошёл к им.

- Здорово - говорит - робяты! Откель такие будете?

- Здорово, отец! - отвечают. Поди ж ты, отцом назвали - видать, с понятием - Из университета мы, студенты.

- Это чё ж такое? - удивился Мефодьич - Чего, значить, делаитя?

- Учимся, батя. Высшее образование получаем.

- Высшее? То ладно! А тута чё робите?

- Да вот, картошку под посев перебираем. Отделяем, так сказать, зёрна от плевел. А заодно стираем грань между городом и деревней! - и заржали, чисто твои лошади с коньми.

Обиделся было Мефодьич на их реготание, но, с врождённым уважением к городу, подумал: "Интелихенция, однако, куды нам, лапотникам-то", да и любопытство перемогло обиду.

- А на кого же обучаетися-то?

- На экологов, отец.

- Это шош такое - зверь, али скажем, механизьма какая?

Опять заржали. Да Мефодьич уже и попривык - молодые ишшо, им перст покажи - так и зайдутся в реготании. Так ить и ответили они, уважили.

- Это - говорят - батя, наука такая. Как природу беречь, как не навредить ей, как баланс соблюсти, чтобы и человеку хорошо было, и каждому деревцу, каждому зверю, птице не напакостить.

- А чего же для того надобно-то?

- У, батя, это целый комплекс проблем решать надо! Токсичные отходы, эррозия почв, варварская вырубка лесов, загазованность.

Мало чего из сказанного до Мефодьича дошло, дык ведь на то они и учёные, чтобы слова всякие говорить, поди, знают, чего бают. Почесал в затылке, да и решил не лезть в енти буреломы, а распрощаться.

- То ладно! Ну, так тому и бывать. Дóбро дело ладите. Покедова, прощевайте.

- И тебе, отец, удачи!

Так и разошлись. Мефодьич даже порадовался, что курить в деревне неча - природе не в урон, по науке-то выходит.

Токмо подходя уже к своей избе, заполошился Мефодьич: "А чё же оне насмолили-то так? Нешто оно природе ладно, по их ента...логии - или как её, беса - науке будет?! Это скока же дерев зачахнет, скока птах-то перемрёт от ихнева смраду-то?" Кинулся было спытатать - да куды! Уехали в свой нирситет, ищи их тама!

Так и остался Мефодьич в задумчивости на всю жизнь - а нужна она, така наука, коли ейные ратники с ей как-то не шибко и считаются? Али наука-то хороша, да их взашей гнать надо, ратников-то энтаких?

"Ента...логия, мать её..." - так и застряло в башке Мефодьича навовсе.