У ВСЕХ ЛИ ЖЕНЩИН ЕСТЬ ЧУВСТВО МАТЕРИНСТВА

У ВСЕХ ЛИ ЖЕНЩИН ЕСТЬ ЧУВСТВО МАТЕРИНСТВА
«Опьянение - не что иное, как добровольное безумье.
Продли это состояние на несколько дней, -
кто усомнится, что человек сошёл с ума? Но и так безумь
не меньше, а только короче»
Сенека Луций, римский философ (ок. 4 - 65 до н.э.)
 
 
 
На дворе март. Весна задерживается. В Крыму бывает, когда на смену холода неожиданно приходит жара. А сейчас с неба постоянно сыплет мелким снегом, больше похожим на нудный неприятный осенний дождик. Ветер подбирается под одежду со всех сторон, и нет от него никакого спасения. Не помогает добротная, тёплая одежда. Она стоит на автобусной остановке в лёгком пальтишке и разбитых вдребезги туфлях. К ней прижимается посиневшая от холода шестилетняя дочь, одетая не лучше матери. У обеих руки спрятаны в рукава пальто, а головы максимально вжаты в поднятые плечи. Но это нисколько их не спасает от ненавистного холода. Обе молчат. Говорить не о чем. Людмила, которую все называют Люсей, окончательно разругалась со своей матерью. Та больше не могла переносить её пьянки и приводимых в квартиру каждый раз новых неприятных мужиков. Мать согласилась оставить у себя восьмилетнего сына Люси. Готова была оставить и внучку. Но Люся воспротивилась этому. Видно после очередной пьянки не совсем протрезвела, и потому приняла неумное решение. А теперь не представляла, куда ей податься с ребёнком.
Люсе всего 24 года. Но она многое повидала в жизни, но больше плохого, чем хорошего. Специальности никакой не имела, да и никогда не рвалась её получить. Два раза по-пьянке забеременела и родила мальчика и девочку. Она понятия не имела, кто были их отцы. Слишком много у неё было мужчин, с которыми она легко вступала в половую связь ради предложенной нехитрой еды, а главное - любого спиртного, лишь бы в нём были градусы, уводившие её на некоторое время от действительности. В такие минуты жизнь казалась беззаботной и весёлой.
Люся попала в положение, из которого не знала, как выйти. Голова плохо соображала после вчерашней попойки, проходившей в незнакомом бомжатнике. Там была какая-то баба - алкоголичка в летах, и несколько мужчин разного возраста, до утра требовавшие от Люси близости за то, что она ела и пила за их счёт. И она никому не отказывала.
В кармане не было ни гроша, даже на флакон самого дешёвого одеколона, который с удовольствием выпила бы, не разводя водой для крепости. Ни подруг, ни знакомых, к которым могла пойти Люся, у неё не было. Не зря мать ей сказала, что поболтается по городу, и приползёт на коленях с просьбой пустить в дом, но она подумает, прощать ли в очередной раз непутёвой дочке.
Чем дольше Люся стояла на холодном ветру, тем быстрее проходил ночной хмель. И она уже стала подумывать, как уговорить мать пустить в дом, когда перед ней появился он, спаситель. Алексей, дружки которого называли коротко Лёхой, направлялся с бутылкой самогона домой к сожительнице, чтобы похмелиться. У него трещала голова не меньше, чем у Люси. В ней он сразу узнал своего человека, который страдает, как он сам. "А деваха ничего, не то, что моя нынешняя сухопарая мымра," подумал Лёха, нагло осматривая Люсю с головы до пят. С такой можно по полной оторваться в постели." Он взял её за руку и повёл к себе домой, бросив одно слово: "Пошли!" Люся с радостью приняла эту неожиданно свалившуюся спасительную помощь. Шли очень быстро. Девочка едва успевала перебирать окоченевшими ножками. Квартира Лёхи для Люси показалась дворцом, состоящим из трёх комнат. На царивший в квартире бардак Люся не обратила никакого внимания. Она видела квартиры похуже. Главное, было безумно тепло, за которое можно было отдать что угодно, даже душу. Сожительница Лёхи была намного старше Люси, и выглядела неприглядно. Она молча выполняла все требования развеселившегося Лёхи. Бутылку самогона осушили моментально. Лёха по случаю нового знакомства, и в честь вечной любви и дружбы, бегом притащил ещё две бутылки вонючего самогона. Когда Лёха хорошо выпил, он весь изменился. Глаза у него налились кровью, а щёки стали багрового цвета. Он начал громко разговаривать, перейдя на сплошной мат. При этом сильными здоровыми кулаками бил по столу, отчего посуда бойко подпрыгивала, а пустые бутылки скатывались на пол. Хорошо, что уставшая дочка Люси крепко спала в дальней комнате. Лёха продолжал грозно выкрикивать слова по поводу того, что никому не позволит ослушаться его, когда он задарма кормит и поит. Сожительница Лёхи шепнула Люсе, что Лёха был когда-то контужен, и поэтому, когда напьётся, становится невменяемым. При этом любит распускать руки. Неожиданно Лёха до гола разделся и потребовал, чтобы женщины последовали его примеру. Сожительница тут же разделась и юркнула в громадную всегда разобранную постель с грязными скомканными простынями, с разводами пятен. Люся несколько замешкалась. Тогда Лёха грубо снял с неё одежду и толкнул к сожительнице. Так они втроём до утра, руководимые Лёхой, занимались разнообразным сексом. А Лёха в этом деле был неутомим. Богатырским сном заснул лишь под утро. Групповое ночное веселье продолжалось десять дней. Потом Лёха сожительницу выгнал, сказав, что ему накладно кормить двух взрослых дармоедок, да ещё ребёнка в придачу. Сожительница, молча собрала свои нехитрые пожитки, и ушла.
Люся думала, что после этого Лёха станет спокойнее. Её надежды не оправдались. Напившись до одури, опускал на голову Люси кувалды - кулаки. К этому она привыкла, так как и раньше ей доставалось от буйных мужиков - собутыльников. Люся выполняла все требования Лёхи. Она не стала перечить, когда он потребовал, чтобы дочка спала с ними в одной кровати. Перепуганная девочка прижималась к стенке и со страхом наблюдала за тем, чем занималась мама с приютившим их дядей. Постепенно она к этому привыкла и никак не реагировала. Лёха сначала девочку не трогал, только требовал, чтобы она не закрывала глаза во время его оргий. Люсе говорил, что это его очень возбуждает. Постепенно он стал приставать и к ребёнку, поглаживая её интимные места. Люся надеялась на то, что этим всё закончится. А это было только началом последующих неприятностей.
Как-то поздно ночью вдвоём они опорожнили две бутылки самогона. Когда у Лёхи налились глаза кровью, он по обычаю, грохнув кулачищем по столу, потребовал, чтобы Люся разбудила спящую дочку и положила в их кровать. Сказал, что сегодня за хлеб и соль Люся должна будет ублажать его в постели вместе с дочкой. Люся отказалась это делать. Услышав это, Лёха стал безбожно колотить её кулаками по лицу, отчего у неё пошла кровь из носа и разбитых губ. Когда Люся попыталась выбежать из квартиры, Лёха дав ей хорошего пинка ногой в живот, побежал на кухню за ключами, чтобы запереть дверь. Люся с перепугу, выбежала на балкон, перелезла через перила, и чудом добралась через разбитое окно в комнату - сушилку. Сбежав по лестнице четвёртого этажа, пьяная Люся помчалась в сторону автобусной остановки, где, побитая и растрёпанная, налетела на четверых молодых ребят, возвращавшихся из молодёжной компании. Они кое-как выяснили у Люси, что её избил сожитель, и что сейчас находится в опасности её маленькая дочка. Добросовестные ребята не бросили Люсю, а вместе с ней пошли к дому Лёхи.
Тот, закрыв на ключ изнутри входную дверь, возвратился в комнату, которая оказалась пустой. Нигде не найдя непослушную Люсю, Лёха озверел окончательно и, забежав к спящей девочке, схватил её в охапку и притащил на балкон. Он поставил её на перила балкона и потребовал, чтобы девочка стала звать маму. Она кричала, но Люся не слышала, так как была далеко от дома. Соседи, которые рано встают, слышали, как кричал ребёнок, но не придали этому никакого значения. Одна пожилая женщина видела в окно своей квартиры, расположенной на втором этаже, как что-то большое пролетело не вниз вдоль стены дома, а в сторону от дома, вперёд. Женщина плохо видела и потому решила, что пролетела большая птица. Она не слышала крика девочки и звук упавшего тела, так как не успела надеть слуховой аппарат. Но старушка оказалась очень важным свидетелем, твёрдо утверждавшей, что приняла за птицу, что-то, пролетевшее вперёд от дома.
Подбежавшие парни с Люсей к дому, увидели лежащую на земле девочку. Она была в нескольких метрах от дома. Впоследствии они, отдельно друг от друга, чётко показали это место во время следственного эксперимента. К удивлению девочка была жива и в полусознательном состоянии. Сумела сказать, что её сильно толкнул дядя Лёха в спину, отчего она с балкона полетела вниз. Скорая увезла девочку в больницу, где она умерла через два часа. Приехавшая следственно - оперативная группа приступила к осмотру места происшествия. Но прежде пришлось сотрудникам "Беркута" брать штурмом квартиру Лёхи, так как он фундаментально забаррикадировался и категорически отказался добровольно открыть дверь.
На допросах Лёха, при поддержке адвоката, виновным себя не признавал, заявляя, что с девочкой произошёл несчастный случай. Он утверждал, что девочку поставил на перила, чтобы она позвала свою пьяную мать, которая, бросив её, удрала из квартиры. Якобы девочка, проснувшись, и не найдя мать, испугалась и стала плакать. Хотя он крепко держал девочку, та всё время вертелась, поскользнулась на перилах и упала вниз. По делу было проведено несколько судебных экспертиз, одна из которых определила, что девочка, поскользнувшись, должна была упасть вертикально вниз. Она же отлетела на несколько метров вперёд. Следовательно, девочка получила большой силы толчок, от которого падала на землю по дуге. В суде Лёха показания не изменил. Но не смогли он и его защитник убедить суд, что произошёл несчастный случай. Лёха понёс суровое заслуженное наказание.
 
Что касается Люси, то она была лишена родительских прав на сына. В конечном итоге случившаяся трагедия, усугублённая алкоголизмом, сделали своё дело, повлияли на психику Люси. Она была помещена на излечение в областную психиатрическую больницу. Врачи - психиатры по служебным делам часто бывают в этой больнице. Один из врачей является моим другом. Так как меня заинтересовало состояние здоровья Люси, то мой друг, находясь в командировке в психиатрической больнице, её посетил. Рассказал, что Люся всё время сидит на больничной койке, качая подушку, как ребёнка. Пытается что-то напевать, похожее на колыбельную песню. Я поблагодарил друга за информацию, а сам подумал, что слишком поздно у Люси проявилось материнское чувство.