РЕФЛЕКТОРНО-РЕФЛЕКСИВНОЕ

ВРЕМЯ ТЕЧЁТ...
 
Время течёт себе, не оглядываясь на нас.
Кто-то историей стал… Кто-то остался в прошлом
Парой конкретных дат или невнятных фраз…
Можно ли с этим жить? Определённо – можно!
 
Слава, блага, успех… Что ты хотел ещё?
Было ли, не было – пусть. В общей канве неважно.
Хватит блажить… Поскольку некому выставить счёт…
Время течёт. А он… он всё равно бумажный.
 
Стоит ли жилы рвать… истово глотку драть…
Бить себя в грудь… башкой глупой о стену биться?
Туз козырной опять не попадает в масть.
Рожи, рога, пупки… и временами лица.
 
Время течёт… а ты – хрупкий кленовый лист
В водовороте дней, в омуте дат глубоком…
Карточные мосты… кто-то сказал: «Держись!»
И побежала жизнь… пульсом… по кровостоку.
 
 
РЕФЛЕКСИЯ
 
И когда причина уже становится поводом,
И неважно, куда заведёт твоя рефлексИя,
Ты последний нерв живой… оголённым проводом
Достаёшь из кармана робко, слегка грассируя.
 
Ты идёшь по проспектам, неся его веским доводом,
В небе солнце дурацкое вполоборота полощется.
На черта с утра тебе эти долгие проводы?
Что там есть за спиной? Давай! Расправляй полотнища!
 
В неурочный час оживают и львы, и лошади.
С неба капает нечто мутное, беспробудное,
И опять через час ухмыляется солнце глупое
И макушку щекочет тебе на Дворцовой площади.
 
Небо синее? Вот, повезло! Это здесь в диковину.
Но оно, всё равно на тебя перманентно падает…
Каждый день отдаёшь ты по несколько капель крови, но
Иногда этот город не брезгует даже падалью.
 
Ну и пусть ты ночами, как будто луною меченый
Выползаешь из-под полы мОста… ветер за плечи «Цап!»
Этим городом исполосован ты… искалечен, но
Никуда от него не денешься… это не лечится.
 
 
ЧУЖОЕ ПРОСТРАНСТВО
 
Здравствуй, мама. Не приезжай. Я устал лукавить.
Я до ручки дошёл. Жизнь точки над «i» расставила.
В этом городе – никого, кто живёт по правилам…
Раздражает? Напротив. В душе конденсирует зависть.
 
Зависть к тем, для кого это просто, как в чёт и нечет…
Объясняли… В итоге, принял бездоказательно.
Помогало сперва… пока не сломался держатель, но
зацепиться нечем. И время-собака не лечит.
 
Здесь дают понять, что ты на фиг кому-то нужен
с филигранной точностью… прямо/иносказательно…
Привыкаю… и отсекаю особо старательных.
Объяснять это логикой – только выходит хуже.
 
А на ужин… сегодня на ужин ко мне припрётся
неуютная, хмурая девка – моё одиночество
коротать со мной ночь… А когда и она закончится,
мне в окно постучится угрюмое пьяное солнце.
 
Представляешь, тут кошек совсем не бояться мыши,
те ведь серы, а эти твари… они цветные.
Я подумал, а может, наесться какой белены и
ради смеха пойти пошляться по местным крышам?
 
Где меня не стремает язык недочеловечий,
где не надо чего-то строить и всем доказывать…
Ночью небо вдруг распахнётся, засветит стразово,
и мурлыча уляжется воротником на плечи.
 
Ухожу на излёте, и только глупая память
на меня с укором посмотрит глазами твоими.
Я её отпою… напоследок оставив имя
для себя… Остальное – не знаю, кому оставить.
 
 
НАИЗНАНКУ
 
Растворяясь в тебе ежедневно и без причин
Среди множества женщин и меньшим числом мужчин,
Я бреду по намоленным мной и не мной местам,
Ни в Аллаха, ни в Яхве не веруя,.. ни в Христа.
 
Жизнь с тобой наложила на бледном лице печать.
Ты имеешь священное право не отвечать
На мои вопросы… А я, растопырив карман,
Не найду в нём ни слова… и снова размою грань.
 
В третьем акте назло тебе вылезу гол и бос.
Я до главных злодеев душой ещё не дорос,
И в герои-спасители ты меня не возьмёшь.
На кого я похож? На Иуду? На Авеля? Что ж...
 
Фонари-софиты - и толпы зевак в темноте.
Я спляшу для них джигу и сделаю фуэте.
А вороны и ангелы дружно пойдут в буфет,
Они видели пьесу не раз за тысячи лет.
 
Я – Сизиф. Лезу вверх и, ломаясь, падаю вниз.
Год за годом ты наблюдаешь этот стриптиз,
Улыбаясь. Питаясь тем фактом, что твой я. Весь.
Мой убийца. Мой город… Мы вместе… Сегодня… Здесь.
 
 
ПЫХ!
 
Я не помню, когда и в какой из земель,
И по прихоти чьей, я изволил родиться,
Только вышел хреновый с меня журавель,
Я - обычная передовая синица.
 
Тот, кто держит в руках, откровенно достал,
А иные... другое сокровище ищут.
Жизнь тихонько уходит в глубокий анал
И пытается там обустроить жилище.
 
Иногда посещает неясная мысль:
От земли оторваться и вверх... дирижаблем.
Ну, а дальше… теряется всяческий смысл.
Это ж надо с дивана поднять телеса… бля.
 
От подобных идей - рефлексия и стыд.
К чёрту всё! Я другому оракулу внемлю!
А по небу журавль знакомый летит
И презрительно каку роняет на землю.
 
 
МАЛО БОЛИ
 
Что тут скажешь? Полжизни пройдено – это факт.
Вдрызг подкладка - до дыр истёрлась, и моль побила
твой пиджак выходной, любимый цветной халат.
За спиной инфаркт... боль надорванного ахилла.
 
Что ты пишешь, чудак? Кому это всё? Зачем?
Обернутся твои «измышлизмы» удачей? Мифом?
Собирая из кончиков пальцев ошмётки рифм,
Бедный ангел устал куковать на твоём плече.
 
Он не брит сорок зим, непонятно, во что одет…
Заскорузлой ногой качает и кроет матом
всю рефле́ксию эту. Ему много сотен лет…
Выбит зуб, волос сед… изрядно лицо помято.
 
Но доволен собой пройдоха, плевать, что пьян,
беспрерывно гундит - а ты и развесил уши.
В этом странном союзе единственный есть изъян:
ты не знаешь, кому из вас, кто сильнее нужен.
 
За стеной незнакомый город – набухший флюс
голосит: «Жизнь – игра простая, как в чёт и нечет.
Проиграешь опять… и всё – расплатиться нечем…»
Но вошёл во вкус твой ангел, зудит: «Не трусь!»
 
До рассвета подать рукой, но пока - не срок...
К чёрту сон! Треплет шторы, чудит косолапый ветер,
чешет нос. Ты нашёл свой "кван" между тонких строк,
прорываясь сквозь ветошь мыслиц и междометий?
 
Город-йети… косматый… лепит следы. Не смог
ты его ни понять, ни предать, ни продать кому-то.
Он сжирает тебя по годам, по часам, минутам,
забивая под кожу прокуренный мёртвый смог,
 
Пусть ползёт из-под края манжеты, из слёз твоих
выбирая по крохам, по квантам крупицы соли.
Мало боли пока ещё!.. мало!.. Ты плачешь, что ли?
Плачь. Задумчиво курит ангел. Закончен стих
 
 
СМЫСЛЫ
 
Мне сегодня опять не спится.
Время крутит по кругу спицы
возвращая их в точку до…
Зуммер тока, и запах пыли.
Ноги ноют. Устали крылья.
В голове абсолютный вздор.
 
Нет причины, и нет кручины.
Свет стоваттный одной лучины,
истончаясь, дрожит в глазу.
Он к утру не погаснет точно,
превращая, что было ночью
в сумасшедших небес лазурь.
 
Точит шумно обмылок капля -
символично вполне… не так ли?
Покумекаю эту мысль,
собирая фрагменты пазла…
Сигарета давно погасла.
В этом - тоже какой-то смысл.
 
 
ГОВОРЯТ
 
Цифры и прочие знаки
не помогают в драке,
не добавляют смысла
в этот «весёлый» сюр.
Что ты всё время ищешь
в символах этих нищих?
Ныне, вовек и присно
всё это блажь и дурь.
 
Время иного рода –
мелкая прёт порода,
дурни поют осанну,
а знатоки говорят,
что на хромой собаке
в рай заезжали раки…
Пётр был в стельку пьян и
всех пропускал подряд.
 
Мы измеряем страны,
реки и горы… странно…
Лучше б любили близких,
или кого ещё.
В ж…пу работу атланта,
ежели нет таланта…
Небо нависло низко,
и затекло плечо…
 
 
МНЕ БЫ…
 
Мне предложили выбор –
быть бессловесной рыбой
в хоре таких же… либо
просто не быть, и всё.
Мысли взлетают стайкой
в стиле японских хайку.
Был бы живой, их лайкнул
сам бы старик Басё.
Что мне для счастья? - хлеба,
песен, воды… и небо
с радостной рожей Феба
квантом в бойницы век.
Только дождит погода
всякое время года,
и, как назло, для взлёта
коротковат разбег.
 
 
ПРОТАРКОВСКОЕ
 
Разделяя сознание, учимся врать помаленьку,
чтобы выжить, но истину где-то в подкорке храня,
безразмерную шапку снимает застенчивый Сенька.
Удивительным образом Сенька похож на меня.
 
Я не рвусь никуда, надорвавшись на третьем подходе.
Пальцем в небо уже попадал и стрелял в молоко.
Без меня пищевая цепочка пусть круговоротит.
Вся теория Дарвина – пшик. Вдруг и это – прикол?
 
Размотаю дистанцию до… поломаю все рамки,
опояшусь железным кольцом с кривдой-маткой внутри…
Глупый Сенька чужие опять оприходовал санки.
Лыжи смазал и я, на восток их в сердцах навострив.