1.

 

Нельзя сказать, что Тартыгин был писателем модным и продвинутым, но внимание со стороны определённой части читательской аудитории к своей персоне чувствовал, и, самое главное, ощущал интерес к своим творениям редактора Портнягина. Вот и сегодня Портнягин позвонил по меркам Тартыгина, ярко выраженной совы, рано, часов в девять.

- Приезжай, кое-что надо обсудить, - буркнул главред и бросил трубку.

Будучи человеком зависящим и понимающим, что споры и пререкания бесполезны, Тартыгин, кряхтя, выбрался из кровати, поплёлся на кухню и поставил чайник на плиту.

Жил он один, в небольшой двушке на левом берегу, особо не бедствовал, деньги у него водились. Но к быту был совершенно не приспособлен. Рубашки не менял неделями. Ходил в одних и тех же заношенных, засаленных джинсах. Что сказать, - холостяк! В квартире всё было раскидано и разбросано. Повсюду валялись окурки и почему-то скомканные в аккуратные шарики листки черновиков. Появлявшаяся раз в неделю немолодая уже представительница клинингового агентства охала-ахала, молча делала свою работу и, кисло улыбнувшись, удалялась.

Тартыгин, сделав бутерброд с колбасой и налив горячего чаю, уселся за стол. И тут же, ойкнув, выматерился, обжегшись чаем. С его кухонным столом творилось что-то непонятное: одна ножка дня три назад вдруг стала короче трёх своих соседок, и Тартыгин, забывая об этом всё время проливал на себя чай (кофе, компот, молоко). Недолго думая, Тартыгин подсунул под ножку стола одну из книг, в изобилии валявшихся на подоконнике. Любил он, грешным делом, попивая чаёк, полистать Пронина с Поляковым, а иногда и Толстого с Чеховым. Но не в этот раз, не в этот раз…

Тартыгин был забывчив, мечтателен и, как все гении, рассеян: сядет, бывало, в свою “восьмёрку” с намерением ехать куда-нибудь, скажем, на Сухой лог, но, задумавшись, предавшись размышлениям о судьбах своих героев, окажется где-нибудь, скажем, в районе Башни. Но сегодня он был решителен и сосредоточен: будучи человеком чутким и проницательным и уловив благодаря этим качествам в голосе главреда во время его утреннего звонка холодные металлические нотки, Тартыгин готовился к серьёзному разговору. Выехав со двора и влившись в медленно ползущий автопоток, он стал мысленно готовиться к разговору с Портнягиным.

Он настраивался на разговор. Но что-то мешало ему. Что? Он понял ЧТО. Ныл затылок. Он начал ныть ещё когда Тартыгин выбегал из дома, наскоро одевшись и нащупывая в кармане пальто ключи от машины. А ведь раньше голова никогда не болела.

Через полчаса он входил к Портнягину, ощущая себя совершенно разбитым столетним старцем: голова болела всё сильнее, боль из затылка перебралась в височную область.

Вопреки ожиданиям, Портнягин был спокоен и доброжелателен: сделал всего несколько замечаний, касающихся рассказа “Бедняк”, поторопил со сроками, слегка пожурил и отпустил Тартыгина с миром.

Он шёл по коридору редакции, пошатываясь от подкатившей слабости. "Надо бы позвонить Вадику Тумасяну”, - пронеслось в заполняющемся туманом сознании. Позвонил, пожаловался, договорился о встрече, доехал до клиники Тумасяна на автопилоте.

Тумасян, помучив Тартыгина в течение часа всевозможными манипуляциями, включая МРТ, напустив тумана в виде различных медицинских терминов, произнёс, провожая своего пациента до машины: “Ты здоров, как бык, не забивай себе голову!” и убежал в свой кабинет… А боль, между тем, становилась сильнее и сильнее...

До дома оставалось проехать пару кварталов. В это время ожил мобильник. “Инесса” – высветилось на дисплее.

 

2.

 

С Инессой, репортёром канала ТВ 2000, они познакомились полгода назад на одной из презентаций. Высокая (195 см) со спортивной осанкой бывшей баскетболистки, она по антропометрии была полной противоположностью маленькому (160 см), толстенькому Тартыгину. Но это не мешало им любить друг друга.

- Привет, грязнуля, - как обычно, бодрым, низким голосом проговорила она привычные слова, - Ты не забыл, что обещал заехать ко мне?

- Любимая! Ты не представляешь, КАК у меня болит голова!

Просто не знаю ЧТО со мной случилось. Я уже и у Тумасяна побывал. А боль не прекращается.

- А ты знаешь, Тартыга, что на головные боли обычно девушки жалуются, а мужикам это не свойственно? Врёшь ты всё! Брошу я тебя! – прокричала Инесса и отключилась.

“А ведь действительно, бросит,” – подумал наш бедолага-литератор. “Она красивая, молодая, на 24 года младше меня. Найдёт себе кого-нибудь. Да ей и искать-то никого не надо,

Такой красавице…

Боже мой! Почему же так болит голова? У меня, наверное, рак головного мозга… А что? Взять, к примеру, певца Дмитрия Хвостовского или писателя Михаила Задорниса. Или певицу Жанну Миске. Все ведь от рака умерли. И Иосиф Кобзев – тоже. Рак цепляется к нам, творческим личностям. Наверное, и мой черёд пришёл.”

Его железный конь вдруг зачихал и остановился, как вкопанный. Попытки привести его в чувство успехом не увенчались. Заглох. “Час от часу не легче,” – подумал Тартыгин и поплелся домой пешком, благо до дома оставалось метров пятьсот. В его движениях сквозила покорность и обречённость. Каждый шаг отдавался в голове острой непереносимой болью.

Зайдя в квартиру и чудом сразу же отыскав в царящем хаосе коробку с лекарствами, он высыпал в горсть сразу пять таблеток анальгина и двинулся по направлению к кухне, за водой. Но покачнулся, таблетки вывалились из руки и покатились под стол. Он наклонился… То, что он увидел в следующее мгновение, заставило его вздрогнуть и застыть в изумлении…

 

3.

 

Под ножкой стола, в качестве опоры, лежала книга. “Глеб Тартыгин. Избранное.” – прочёл он. Массивный стол всей соей дубовой тяжестью давил на ЕГО книгу.

Получается, что утром он по рассеянности подсунул под ножку стола СВОЮ книгу. Матерясь и чертыхаясь, он ОСВОБОДИЛ книгу, а под ножку поместил первый том “Войны и Мира” Льва Николаевича Толстого.

И, о чудо! Боль мгновенно прошла! Исчезла! Улетучилась!

“Это необъяснимо! Это – фантастика! Этого просто не может быть!” – так думал Тартыгин, набирая номер телефона Инессы.

- Дорогая! Приезжай скорей ко мне! Со мной Такое ПРОИЗОШЛО! Я выздоровел! Фантастика! Я бы сам к тебе приехал, но у меня машина сломалась.

- Конечно приеду, моя любимая вонючечка! Кстати, прости меня за то, что я тебе давеча нагрубила.

После бурной встречи на мягкой удобной кровати, Тартыгин, пригревшись под бочком Инессы, задремал.

Ему снился Лев Толстой. Классик мировой литературы был вожаком стаи африканских львов, бегал по зоопарку имени Ростислава Шило, по-звериному рычал и, страдая от страшной мигрени, прижимал передние лапы к огромной голове. Иногда он останавливался, чтобы выкрикнуть:

- Что же ты сделал со мной, Тартыгин? Теперь держись! Когда проснёшься, мы с братьями разорвём тебя на части и будем есть медленно, маленькими кусочками…

Но Тартыгин ему почему-то не верил…