***

Я вижу, вы плачете, горько вам. Да, это мы

 

Дальше знамя нести, принимая из вашей руки,

 

С умиленьем должны. Оскверняю губами святыню,

 

Поцелуями страсти черня колыбель праотца,

 

Чей же сын в первом веке с рожденья стал частью креста

 

И распят был, неся позабытое имя,

 

 

Что нести ему было указано сверху отцом.

 

Имя было — любовь. И таким же счастливым концом

 

Озадачен был тот, кто хотел всему миру бессмертья

 

И отдельно себе. Каждый вылететь может в трубу,

 

И поэтому только бежать и хватать на ходу

 

Этот воздух отравленный. Я и таких же две трети

 

 

Неуёмно стягают со свистом нависшую ночь,

 

Чтобы их что-то новое вышло таким же точь-в-точь,

 

Как когда-то то вышло из-под пера гениаля.

 

И разбиты сосуды, откуда берется вода.

 

Есть другие, но ночь им, как видно, к тому отдана,

 

Чтобы время ушло для обычного: «Я понимаю».

 

 

Только те, не желая прописанных истин принять,

 

В смысле тех, что имеется необходимость понять,

 

Еженочно лишь опровергают 

 

Существованье себя и таких же, как те,

 

Неспособны что в общей постыдной своей слепоте

 

Распознать явь и невь. Отголоски здесь приобретают

 

 

Неотличный от грохота свой неуместный оскал.

 

Больше трети из нас не имеют свободных зеркал

 

В своем доме. И все, что ни есть, рассказали.

 

Но тогда бы умолкнуть гитаре в руках подлеца,

 

А ведь все же ему прекращать свою песнь не с лица,

 

Вот и водит по кругу, пока есть, кто слушает, в зале.

 

 

Остальному скоплению звезд нет исхода во тьме,

 

Пусть и горсть их осталась от перечисления тех,

 

Кто из омута дня или ночи не выйдет, из лени.

 

Остальному скоплению звезд, пусть их две или три,

 

Не увязнуть в ночи и не знать, что такое морфин,

 

Стимулятор агонии, бреда и гения.