***
Я вижу, вы плачете, горько вам. Да, это мы
Дальше знамя нести, принимая из вашей руки,
С умиленьем должны. Оскверняю губами святыню,
Поцелуями страсти черня колыбель праотца,
Чей же сын в первом веке с рожденья стал частью креста
И распят был, неся позабытое имя,
Что нести ему было указано сверху отцом.
Имя было — любовь. И таким же счастливым концом
Озадачен был тот, кто хотел всему миру бессмертья
И отдельно себе. Каждый вылететь может в трубу,
И поэтому только бежать и хватать на ходу
Этот воздух отравленный. Я и таких же две трети
Неуёмно стягают со свистом нависшую ночь,
Чтобы их что-то новое вышло таким же точь-в-точь,
Как когда-то то вышло из-под пера гениаля.
И разбиты сосуды, откуда берется вода.
Есть другие, но ночь им, как видно, к тому отдана,
Чтобы время ушло для обычного: «Я понимаю».
Только те, не желая прописанных истин принять,
В смысле тех, что имеется необходимость понять,
Еженочно лишь опровергают
Существованье себя и таких же, как те,
Неспособны что в общей постыдной своей слепоте
Распознать явь и невь. Отголоски здесь приобретают
Неотличный от грохота свой неуместный оскал.
Больше трети из нас не имеют свободных зеркал
В своем доме. И все, что ни есть, рассказали.
Но тогда бы умолкнуть гитаре в руках подлеца,
А ведь все же ему прекращать свою песнь не с лица,
Вот и водит по кругу, пока есть, кто слушает, в зале.
Остальному скоплению звезд нет исхода во тьме,
Пусть и горсть их осталась от перечисления тех,
Кто из омута дня или ночи не выйдет, из лени.
Остальному скоплению звезд, пусть их две или три,
Не увязнуть в ночи и не знать, что такое морфин,
Стимулятор агонии, бреда и гения.
