Остаток.

"Я в сотый раз швырнул на стул пальто.

На плечиках запыленного шкафа

Висят рубашка, брюки. Неумно

Блюсти надменный педантичный пафос.

И над столом окно растворено,

В динамиках рождественский Валакас.

 

Хрусть - таракан. И я за чистоту.

Не то что неумно, проблематично

Держать в порядке, и, на прямоту,

Бедлам, что здесь - зимой - круглогодично.

Но мне, засим, как вешнему коту,

И город, окрестясь, берет наличность.

 

Собрав с закромок медные гроши,

Спускаюсь вниз, в киоск, не за газетой,

За табаком, в заснеженной глуши

На дикий нрав хоть сетуй, хоть не сетуй,

Но горожан прикрытый фетишизм

Вылазит из-под пестрого жакета.

 

Мне дела нет, я также близорук,

Чтобы смотреть большие передачи,

Но вежливость не знает цвета брюк

И точно знает, сколько в сутки трачу.

Лишь впопыхах кидаешь взор: вокруг

Восток горит в золоченных болячках.

 

Художник пьян, пролил на пол вино,

Смешал с землей есенинские краски,

И чертит кистью график нефтяной,

Семаргл рассказывает сказки, каски

Он пялит на младенчее чело,

Но спит малой, повязанный в коляске.

 

Здесь все - мираж, искрит строки оскал

В оправе монитора цвета хаки.

В концертных залах лобные места,

За вежливым бонтоном мех собаки

Спрятан, и только волки, не застав

Блохастой гривы, чуют гончих ссаки.

 

Смотри же ты - мосты разведены,

За точеным гигантами забором

Глухая степь, граничные столбы,

А что потом, положено с прибором.

Туман и смог, извергнутый с трубы,

Летят, летят, плевавши на фаворы."