Лейтенант Натаниэль

Что-то стало мне очень херово.

И теперь, от большого ума,

понимаю почти с полуслова

одного Александра Дюма.

 

Город светится бледно и мутно,

ртутный градусник в небе разбит,

и Венера крупинкою ртутной

то горит, то опять не горит.

 

Говорят, от французских болезней

помогает любовникам ртуть.

Только нет ничего бесполезней,

если ярости им не вернуть.

 

Оттого перемазаны кровью

все страницы - недетский роман,

только детскому средневековью

я его ни за что не отдам.

 

Свет зажгу и открою окошко,

с толстой книжкою лягу в постель,

и прильнёшь ты влюблённою кошкой,

и прошепчешь мне - "Натаниэль".

 

С толстой книжкой, как с толстою шлюхой,

и с тобою, уткнувшейся мне

подбородком в тяжёлое брюхо,

при дневной бесполезной луне.

 

Бесполезной, как предосторожность,

как попытка сберечься, сберечь.

И начнётся судьбы невозможность

в переводе на русскую речь.