СЪЕДЕННЫЙ ОГУРЕЦ КУРСАНТОМ ПОЛКОВОЙ ШКОЛЫ

СЪЕДЕННЫЙ ОГУРЕЦ КУРСАНТОМ ПОЛКОВОЙ ШКОЛЫ
"Совершенным называется то, что по достоинствам и ценностям не может быть превзойдено в своей области"
Аристотель Стигирит, греческий философ (384 - 322 до н.э.)
 
Меня вместе с другими новобранцами привезли в воинскую часть ПВО, расположенную в городе Сальяны Азербайджанской ССР. Из трёхсот человек выбрали сто новобранцев, имевшим образование не ниже десяти классов. Были ребята, окончившие техникумы. Один парень из Латвии был намного старше нас. Он имел высшее образование. Окончил физмат. Как только нас переодели в военную форму, повели в клуб, где провели воспитательную беседу, из которой узнали, что в город, населённом только азербайджанцами, увольнений не будет. Можно будет ходить на почту за посылками и денежными переводами в обеденный сон, чтобы не прерывать учебный процесс. Солдат, получателей посылок и переводов, как правило, собиралось до пяти человек. Идти следовало не в развалку, а строем. Один назначался старшим, отвечавшим за поведение своих товарищей. Строгость с увольнением связана с тем, что недалеко находится государственная граница с иностранным государством. А враг не дремлет! Могут выкрасть советского воина. Кроме того, командование части таким путём хотело избежать неприятных инцидентов с местным населением. Нам сказали, что мы должны в письмах предупредить родителей, чтобы те не вздумали в посылках пересылать спиртные напитки, так как посылки проверяются офицерами части. Обнаруженное спиртное, изымается и уничтожается. Проинформировали и о том, что в части нет для родственников никаких гостиниц, как и в маленьком городишке. Поэтому нет смысла родственникам приезжать на свидание. Они, действительно, ни к кому никогда не приезжали. За три года службы я не знаю ни одного случая приезда родителей к служащему сыну. При строгой дисциплине солдаты сами не горели желанием повидаться с родными и близкими, чтобы не прослыть в части маменькиным сынком. Наше внимание особо было обращено на то, чтобы никогда, ни при каких обстоятельствах, ни в коем случае в городе не покупали пищевые продукты, дабы при жарком климате избежать кишечно - желудочных заболеваний, типа дизентерии и других инфекционных болезней, которые могли бы на радость агрессору вывести из боевого строя весь полк. О приобретении фруктов и овощей, особенно в летний период, не могло быть и речи. За нарушение приказа следовало самое суровое дисциплинарное наказание. Старшина полковой школы, прозванный курсантами "Волком," доходчиво нарисовал картину могущего быть общего инфекционного заболевания воинов полка по вине какого-нибудь разгильдяя, нарушившим дисциплину и съевшим помидор или огурец, что привело к дизентерии, скосившей всех военнослужащих. "Представляете, идёт бой, а весь полк со снятыми штанами сидит вдоль реки Куры, - гремел "Волк," нервно расхаживая вокруг трибуны. Вас с голыми задами противник захватит без единого выстрела, и в таком виде поведёт в лагерь для военнопленных, не разрешая надеть штаны. Позор!" - криком закончил "Волк" свою грозную речь, и резко рубанул рукой воздух так, будто в ней была сабля огромных размеров. Все представили такую страшную картину, и потому по полковому клубу пронёсся траурный выдох, который курсанты долго держали в себе, боясь им нарушить громоподобную речь "Волка." В тот момент перепуганным курсантам расхотелось что-либо съесть из фруктов и овощей и даже подумать об этом. Такой приказ следовало отнести к плохим новостям. Хорошей новостью было то, что в магазине города, но ни в коем случае с рук частника, разрешалось купить, чтобы побаловать себя деликатесом, свежий лаваш, азербайджанский хлеб. Но съесть его надо было в городе, не принося в часть.
 
В часть мы попали ранней осенью, в сентябре. С первых дней пребывания в полковой школе начались занятия. Мы, бывшие гражданские парни, быстро втянулись в тяжёлую солдатскую жизнь со всеми её трудностями, которые первое время было очень трудно преодолевать. Весь световой день уходил на занятия по огневой, боевой, строевой и физической подготовке. Перед ночным отбоем оставалось пару часов для личного времени, чтобы можно было написать домой письма, постирать обмундирование, подшить свежий подворотничок, начистить сапоги, навести порядок в тумбочке и, конечно, потрепаться в курилке. Радостью было то, что каждое воскресенье в клубе солдатам и офицерам показывали какой-нибудь фильм. В полку был свой духовой оркестр из военнослужащих солдат и офицеров. Раз в месяц в один из воскресных дней возле здания штаба полка устраивались танцы под этот оркестр. Солдаты танцевали друг с другом. Женщин в части не было. И всё равно от танцев мы получали море удовольствия, с нетерпением ожидая следующего танцевального вечера. Часто послушать танцевальную музыку духового оркестра из небольшого военного городка приходили жёны офицеров полка. Они стояли в сторонке от танцующих солдат, не принимая участиях в танцах. По лицам было видно, что они хотели повеселиться, но что-то мешало им это делать.
 
Разнообразием солдатской жизни служил выход в город за посылками и переводами. По дороге с интересом рассматривали маленькие азербайджанские домишки, растущие деревья, а в их тени сидящих женщин на тротуаре и продающих продукты питания, в основном, разную зелень, овощи и фрукты. Тут же мирно похаживали добродушные работяги-ослики, которых тогда в Азербайджане было очень много. Они, вытянув губы, медленно пощипывали травку, растущую вдоль дорог, или прикрыв веки с длинными ресницами, стоя спали под кроной дерева, лениво отгоняя хвостом мух и других назойливых насекомых, продолжая во сне монотонно работать закрытыми челюстями. Мы покупали свежий лаваш, который поедали в большом количестве, не забывая угостить ласковых осликов. Удивительное дело, никто из нас никогда не пытался купить что-нибудь из зелени, фруктов и овощей, даже не вели разговоры на эту тему. Мы спокойно проходили мимо стихийных базарчиков, равнодушно поглядывая на разложенные горками всевозможные южные фрукты и овощи, на арбузы и дыни.
 
В один из дней над курсантами полковой школы нависла большая неприятность, исходившая от всевидящего и всезнающего старшины "Волка." Неожиданно в середине дневного сна дежурный по казарме прокричал: "Подъём! Тревога!" Курсанты натренировано выскочили из казармы и быстро выстроились, как обычно, по ранжиру, по росту. Справа от меня стоял керчанин из Сипягино, Коля. Через пару солдат стояли ещё два керчанина, оба Алексея. Один-житель посёлка Аршинцево, другой из Жуковки. Никто не понимал, что случилось. Ломали голову, в связи с чем объявлена тревога.
 
И тут перед строем появился "Волк," у которого прямо по Пушкину: "глаза его блистали". Он скомандовал "Смирно!" Мы вытянулись в струнку, не сводя глаз с бегающих желваков на скулах чем-то предельно разгневанного старшины. "Волк" сначала стал медленно ходить вдоль строя, пристально всматриваясь в глаза каждого курсанта, похлопывая по животу, а затем после двух таких прохождений резко остановился, и неожиданно быстрым движением фокусника выбросил вперёд руки из-за спины. Все увидели на раскрытых ладонях "Волка" горку матово-зелёных обрезков свежих огурцов. Стало понятно, что кто-то съел огурцы, предварительно старательно срезав зелёную поверхность. Как стало известно от старшины, огуречные отходы он обнаружил в учебном классе, в нише одной из парт. Он стоял перед нами, грозно произнося только одно слово: "Кто?!" Строй молчал, не шелохнувшись. Мы даже перестали слышать дыхание друг друга. И так как никто на вопрос не ответил, «Волк" стал держать речь таким тоном, будто все находились на похоронах, а он последний раз выступал перед усопшим. Вся речь сводилась к тому, что курсанта, съевшим огурец в антисанитарных условиях, подстерегает смертельная опасность. Если не принять срочные медицинские меры, то всё может закончиться печально - трагически. Но ещё есть время спасти потенциального самоубийцу. "Волк" говорил полушёпотом, медленно, растягивая каждое слово, которое помимо нашей воли нахально лезло в мозг и там застревало. В тот момент он мне напомнил одного знаменитого гипнотизёра, на выступлении которого я как-то побывал, когда учился в десятом классе. От одного взмаха его руки люди валились на землю, как подкошенные. А вот гипнотические заклинания старшины казалось нисколько ни на кого не действовали. Но когда он снова стал заклинать, повторяя одну и ту же фразу: "За ним ходит смерть. За ним ходит смерть, я почувствовал, как Коля сильно сжал мою правую руку, будто говоря: "Во, даёт!" Я ему ответил лёгким пожатием, дескать, напрасно "Волк" старается. Как Коля себя чувствовал, я не имел понятия, потому-что мы ни на секунду не спускали преданных глаз с неумолкающего «Волка". Он стал бы похож на факира-заклинателя змей, окажись у него в руках волшебная флейта. Только у меня в голове пронеслась эта крамольная мысль, как я почувствовал, что Коля своим пожатием собирается переломать все пальцы моей руки, настолько оно было сильным. Вдруг стискивание резко прекратилось, Колина рука соскользнула с моей руки, раздался его утробный вдох, и через секунду он оказался без сознания лежащим на земле. У него подкосились ноги, отчего он сначала присел, а потом запрокинулся на спину, безвольно разбросав руки и ноги в разные стороны. Глаза на белом, как мел лице, были плотно закрыты. Строй разом ахнул, так как каждый курсант подумал, что Коля навсегда ушёл от нас, отравившись огурцами. "Волк," явно довольный своей эффектной речью, дал команду двум курсантам отнести камикадзе, как он назвал Колю, в санчасть на промывку желудка и проведения ректоскопии, которую боялись абсолютно все, как чёрт ладана. Сержантам, нашим командирам отделений, "Волк" приказал отправить на эту процедуру курсанта, который сидит с Колей рядом за партой, а также тех, чьи кровати примыкают к его кровати. Курсанты повернули Колю лицом вниз, взяли подмышки и потащили в сторону санчасти. Голова Коли безвольно была опущена. Носки кирзовых сапог, развёрнутые в разные стороны, чертили на земле две неровные полоски, которые протянулись до санитарной части. Так печально закончилась единственная попытка одного курсанта полковой школы незаметно съесть свежий огурец.
 
Прошло много лет после демобилизации. Постепенно с бывшими керчанами - сослуживцами я стал из-за занятости на работе встречаться все реже и реже. Как-то случайно в городе встретил Николая, едва узнав его из-за появившихся седых волос. Во время разговора спросил, как он относится к свежим огурцам, помнит ли он армейский случай, произошедший с ним. Он засмеялся, и сказал обычной поговоркой: "Как бабка пошептала. Веришь, с того памятного дня их в рот не беру и даже запах не переношу." Я его поправил, сказав, что тогда пошептала не бабка, а старшина полковой школы по кличке "Волк." Коля согласно кивнул головой.
 
--