Лисицкий, Пхукет

Как много всяческих соблазнов

Таит неведомый Пхукет,

Там трудно жить благообразно,

Не нарушая этикет.

 

Судьба поэта на чужбине -

Грустить по прошлым временам,

Хотеть настойку на рябине

И черноплодного вина.

 

И односолодовый виски

Манерно сцыкивать в камин

И слушать пошлое: "Лисицкий!

Вот а ю дуин?! Вот ю мин?!"

 

Затем, поймав в фое швейцара,

Ему устроить сущий ад,

Немедля требуя гитару,

Цыган, мамзелей, опиат.

 

Всю ночь раскатывать на рикше,

Давя в окрестностях собак,

То повторяя: "Тише-тише."

То говоря себе: "Слабак!"

 

Под утро вторгнуться покои,

Упасть как был, в одном пальто,

Под крики: "Что это такое?!"

Под шёпот: "Яша, это кто?"

 

Подставить благородный чубчик

Под чьи то злые сапоги,

Услышать робкое: "Голубчик,

Лисицкий миленький, беги!"

 

Опять арест, скандал в газетах,

Бубнёж судьи сквозь шум и хмель,

Нелепый иск за бой клозетов,

До кучи - вызов на дуэль.

 

Стреляться должен на закате

Любой лирический герой,

В лучах не видно кровь на платье,

И тьма уже не за горой.

 

За чайками не слышны корчи,

Мольбы к апостолу Петру.

В конце-концов, уж лучше к ночи

Погибнуть, нежели к утру.

 

Гуляй весь день как день последний,

Устав, встречай уже конец,

А ночью - спишь хмельной в передней,

И подь с похмелья под свинец.

 

Дань отдавая Афродите,

Примножа пенную волну,

Услыша грозное "Сходитесь!"

Сойтись в пристрастии к вину.

 

И дальше в отблесках заката,

По пенной кромке семеня,

Как можно менее стакатто

Орать куплеты про коня.