Банджо
Мое банджо звучало сквозь крики и гром
Над землею летели пули,
И сержант виновато сминал сапогом
Ту стезю, что мы смело гнули.
В очумелых глазах отражалась война.
Банджо пело сквозь слезы и стоны.
Я услышал, как рвется тугая струна,
А вдали полыхали знамена.
Вслед за ней затрещала вторая, и вот
Банджо стонет, как раненый в битве.
Пролетает за годом разодранный год
В пустоте бесполезной молитвы.
Мои пальцы метались по грифу, когда
Обожгло рябоватые руки.
На горящую землю струилась вода,
Заглушая последние звуки.
И как нежно стенала, рыдая, струна,
Одиноко влача свои годы.
Пустота. Лишь на грифе два жирных пятна
У безрукого сына свободы.
На заросшем куске обожженной земли
Зреет рожь и цветет облепиха.
Мое банджо в углу, в тишине и пыли.
И вокруг так пронзительно
тихо...
Над землею летели пули,
И сержант виновато сминал сапогом
Ту стезю, что мы смело гнули.
В очумелых глазах отражалась война.
Банджо пело сквозь слезы и стоны.
Я услышал, как рвется тугая струна,
А вдали полыхали знамена.
Вслед за ней затрещала вторая, и вот
Банджо стонет, как раненый в битве.
Пролетает за годом разодранный год
В пустоте бесполезной молитвы.
Мои пальцы метались по грифу, когда
Обожгло рябоватые руки.
На горящую землю струилась вода,
Заглушая последние звуки.
И как нежно стенала, рыдая, струна,
Одиноко влача свои годы.
Пустота. Лишь на грифе два жирных пятна
У безрукого сына свободы.
На заросшем куске обожженной земли
Зреет рожь и цветет облепиха.
Мое банджо в углу, в тишине и пыли.
И вокруг так пронзительно
тихо...