Крестьянин брёл с поникшей головою,

С надеждой-просьбой к магу-колдуну.

Глазницы впавшие изъедены слезою,

Гримаса выражала скорбь одну.

 

Ему навстречу шёл беспечный странник,

Лицо сияло сердца чистотой.

Ахура Мазды* на Земле посланник,

Пророк, никем не узнанный святой.

 

Крестьянина с безоблачной улыбкой

В реальность Заратустра* возвратил.

Шутить так в обстановке зыбкой

Не всякому обычно хватит сил:

 

"Идёшь ты, дорогой, не той дорогой,

Никто не ждёт тебя на том конце.

Защиты не найти там и подмоги,

И слёзы не иссякнут на лице".

 

Несчастный, шедший в забытьи, очнулся,

Открыв от неожиданности рот:

"Да как язык твой только повернулся,

Сейчас мне не до шуток и острот!

 

Откуда обо мне ты что-то знаешь,

Куда ведёт мой невесёлый путь?

Пошто насмешкой дерзкой унижаешь,

Зачем зазря пытаешься куснуть?

 

Совсем не знаешь моего ты горя,

И слёз моих бравадой не унять".

Улыбкой Гуру, словно бризом с моря

Сумел расстройство горемыки снять:

 

"Ты говоришь, что потерял корову,

Поддержки колдуна идёшь искать.

Однако ты уже добавил к слову,

"Меня", "мой" "мне", "моё", уже раз пять.

 

Сейчас ты больше всех себя жалеешь,

Твоя ж бурёнка счастлива вполне.

Неужто ты совсем не разумееешь -

Людские беды колдунам в цене!

 

Когда найдёт, отдашь ты половину,

Кормилицу зарезав в тот же день.

Забить без срока бедную скотину -

Неужто ум свернулся набекрень?

 

Корова щиплет травку на просторе,

Её не ты лепил и создавал.

Ушла она, невиданное горе!

Пропажу сам хозяин прозевал".

 

Всё та же безмятежная улыбка,

Невинные и добрые глаза

Простолюдина удивляли шибко,

Иссохла разом горькая слеза:

 

"Не злой ты человек, но непонятно,

Слова твои как нужно расценить?

Коль не верну животное обратно,

Зимой чем буду я детей кормить?"

 

"Похоже, ты не зря на свет родился,

О детях коли вдруг заговорил.

Слегка от "я-чества" освободился,

Достойным мыслям дверцу приоткрыл.

 

Однако, должен с духом ты собраться,

Печали в сердце ходу не давать.

Стараясь в равновесии остаться

Сумеешь мудро трудности решать".

 

Съязвил крестьянин больше по привычке:

"Кормить себя не нужно мудрецам?

Должны как певчие летать мы птички,

Оставив всё хапугам, наглецам?"

 

"Святая мудрость, друже, в том хранится,

Что нет нужды готовить что-то впрок.

Природа нам наесться и напиться

Всегда даёт в наш отведённый срок!"

 

Сельчанин, успокоившись заметно,

Сдаваться в разговоре не желал.

Вопросом ясным, искренним, конкретным

Беседу с Заратустрой продолжал:

 

"Я не разиня, или невезучий.

Обиды все не на судьбу мои!

Не Бог оставил с носом и не случай,

Одноплеменника, главу семьи.

 

Когда бы на чужое покуситься,

Не смел никто, презрев законов свод!

Потёрей я не стал бы так грузиться! -

(Простите мне столь вольный перевод) -

 

Среди арийцев издавна ведётся,

Заслуживает смерти лютой вор.

Стерпеть то преступленье остаётся?

Такое не прощалось до сих пор!"

 

"Возможно прав ты, я судить не буду.

Желая происшедшее понять,

Собой сознания являешь чудо

Меняя рассуждения опять!

 

Не видно слез, нет жалобного крика.

Свою разумность взяв за образец,

Теперь ты не злосчастный горемыка,

Не бедный муж, замученный отец.

 

В народе изменения основой,

Где список добродетелей не густ,

О чести всех племён арийских слово

Сорвалось с честных, полагаю, уст!

 

Уже забыв почти свою проблему,

Ругаться перестав на всё подряд,

Ты говоришь о важной общей теме,

Убрав от личного пристрастный взгляд.

 

Хотя намного ты уже поднялся,

Обида всё ж мешает суть понять.

Соблазн откуда в человеке взялся,

Чужое воровать и отнимать?

 

Того, кто покусился на такое,

Родители старались воспитать.

Толкал ли Бог его на дело злое,

Решил из-за чего он вором стать?"

 

"Чего не знаю я, того не знаю -

Простой бедняк ответствовал в сердцах -

Пускай за грех сполна он отвечает,

Другой чтоб думал впредь и чуял страх!"

 

Тут Заратустра снова рассмеялся:

"А если этак твой поступит сын?

Тогда бы ты не очень распалялся,

Ища для оправдания причин!

 

Откуда же приходит слабость эта,

Толкает кто за чести рубикон?

Никем ведь в мире зависть не воспета,

Никто не учит преступать закон.

 

Один становится лихим злодеем,

Другой безнравственен, безмерно скуп.

Сии заложил разве Бог идеи,

Настолько ли Отец Всевышний глуп?

 

Ответ, конечно, друг мой, очевиден.

Зачем играет Он подобный трюк?

Иной раз людям кажется обиден

Подхода воспитательного крюк.

 

Детей испытывать подчас желая,

Любви урок стремится преподать.

Чтоб не смогла повсюду воля злая

Порядки в душах наших утверждать.

 

Идёт учёба в жизни регулярно

В извечной Зла и Доброты борьбе.

Должны мы быть премного благодарны,

За школу эту собственной судьбе.

 

Смотреть нам лучше за собою нужно,

Напрасно чем грехи чужие клясть.

Счастливым стать, чем горевать натужно,

Прощать, чем в жажду мести сердцем впасть.

 

Всегда Искатель свой ответ получит

На живо в нём трепещущий вопрос.

Ахура Мазда и награду вручит,

И за проступки поимеет спрос!

 

Быть праведным без горя и соблазнов.

Составит разве множество труда?

Пройдя ж горнило приключений разных

Поймёшь других, коснись их вдруг беда!

 

Когда сосед твой опечален будет,

Надежду словом станешь воскрешать.

А если в гневной слепоте осудит,

Сумеешь худшему случиться помешать.

 

Случится так, что всюду постепенно

Должны добра идеи победить!

Хотя вначале нужно, несомненно,

Внутри себя нам Правду утвердить!"

 

Так говорил, увидевший Пророка,

Крестьянин с незлопамятной душой.

Имевший волею святого Рока,

Счастливый случай несколько смешной.

 

По сути, Заратустры главной вестью

Могу я пару фраз его считать:

"Любите Бога! Не томитесь местью!

Любя людей, старайтесь всё прощать!"

 

Правдив кто, честен, бескорыстен,

Тому нетрудно это принимать.

Иных никто не открывал нам Истин,

Стараясь человечество поднять.

 

 

Ахура Мазда* - так называл Заратустра Всевышнего Бога

 

Заратустра* - один из десяти Первозданных Учителей, ("Ади Гуру" на санскрите), приходивших на Землю для того, чтобы показать человечеству центральный, сбалансированный путь эволюции