ОТЧАЯННАЯ ОДЕССИТКА ИРИС

ОТЧАЯННАЯ ОДЕССИТКА ИРИС
«Чувство собственного достоинства развивается
только положением самостоятельного хозяина»
Н.Г. Чернышевский, философ, публицист (1828 – 1889)
 
 
На последнем, втором курсе Одесской специальной оперативной школы милиции, перед государственными экзаменами началась последняя практика в районных отделах милиции города. Я был направлен в бывший Сталинский РОВД, где проходил практику и на первом курсе обучения. Стажировался у старшего опера УР Ветрова, умело передававшего мне опыт розыскной работы. Я понял, что вся работа оперативника заключена в его ногах, а не в рассаживании в кабинете.
 
Вот и этот раз, едва я вечером переступил порог его кабинета, как он тут же отправил с заданием в оперативный пункт, расположенный в парке имени Шевченко. Его обслуживало два сотрудника от районного отдела милиции, старший оперативник уголовного розыска Юрий Абрамович и старшина милиции по имени Яков. Молодёжь Одессы хорошо знала старшину, так как он всегда находился на танцевальной площадки от начала вечера и до конца танцев. Все его называли дядей Яшей, и он нисколько на это не обижался. Оба сотрудника были пред пенсионного возраста, годящиеся мне в отцы. Когда мы встретились первый раз в прошедшем году, Юрий Абрамович, называя свои имя и отчество, широко улыбаясь объяснил, что русская мама дала ему имя, а еврей папа, отчество. Хлопнув по плечу старшину, Юрий Абрамович торжественно сообщил, что Яков чистокровный одесский еврей, выросший из босяков. Общаясь с ними, пришёл к выводу, что они переполнены одесским юмором. У нас сложились хорошие тёплые отношения. «Иначе быть не могло, заявил дядя Яша, так как Крым и Одессу объединяет одно море не совсем с хорошим названием, Чёрное. Такому красивому морю дать такое название!» не унимался он. Мы сошлись на том, что следовало бы его переименовать. Своё мнение поддержали очередной рюмкой водки, провозгласив: «За переименование моря»! Во второй половине ночи, расходясь по домам, приняли решение оставить в покое любимое Чёрное море, так как люди всей планеты его знают под этим названием. Назови его по-другому, и гости вместо Одессы будут приезжать чёрт знает куда, так и не узнав, где находится знаменитая улица Дерибасовская. Последний тост был за отказ от переименования Чёрного моря. Я убедился, что мужчины насчёт выпивки очень находчивый народ. Ей всегда найдут повод. Когда с Юрием Абрамовичем выполнили заданием Ветрова, он посоветовал пойти на подходящие к концу танцы, чтобы отдохнуть и помочь дяде Яше проводить с танцплощадки молодёжь по домам, не допустив между ними разборок, иногда заканчивающиеся серьёзными драками. Я был в форме курсанта милиции. Обычно перед танцами курсанты переодевались в гражданскую одежду. Постоянные посетители танцев нас узнавали и в ней. Мы нисколько не стеснялись танцевать в форменной одежде. Но приглашали тех девушек на танец, которых хорошо знали, будучи уверенными, что они не откажутся от приглашения. Когда я ступил на танцплощадку, толпа пришла в движение, так как по динамику был объявлен традиционный последний танец, называемый «белым танцем». Недалеко от входа стояла группа молодых людей с вертлявыми девушками и парнями с папиросами «Беломорканал» в зубах и надвинутыми на лоб фуражками. На танцах всегда было много ребят с Молдаванки и Пересыпи, любителей подраться. Видимо, эта группа была из тех краёв. Я не успел рассмотреть танцующих, как услышал бойкий голос девушки, стоящей в этой группе: «О! А вот и кавалер мой пришёл.» Несмотря на возгласы негодования со стороны ребят, девушка подошла ко мне, крепко взяла под руку и, не ожидая согласия, повела в толпу, расталкивая танцующих, на ходу говоря, что товарищ мент не имеет права отказать в танце трудящемуся народу. Во время танца она узнала, что меня зовут Васей. «Это, который слушает и всё время ест»? спросила девушка. Никакой ты не Вася. У того от еды должно быть пузо, а у тебя живот, как из бетона», сказала она, от души похлопав по моему прессу. «А я скажу правду, продолжала неугомонная девушка, меня зовут Ирис», и видя моё удивлённое лицо, разрешила называть Ирой, Ириской, как зовут её знакомые. Ирис возмущалась тем, что ни у кого не лезут на лоб глаза, когда слышат имена Роза, Лилия и прочие названия цветов. В Одесса каждая вторая женщина носит имя Розы, и от этого ещё никто не провалился сквозь землю. В детстве сверстники и дети постарше, её называли «Ириской, злой киской», так как она никогда не давала себя в обиду. «Меня и сейчас никто не сможет безнаказанно обидеть»,- гордо заявила Ирис. Она взяла мою руку и прижала к верхней части бедра, выше колена. Я почувствовал под платьем какой-то небольшой предмет. «Там с помощью подвязки находится маленький ножичек, который мне всегда поможет в трудную минуту- пояснила отчаянная одесситка. Поэтому ты можешь меня, как угодно называть, только не Ириской-трусишкой, родившейся на Молдаванке.» Я сказал, что мне всё равно, как её называть, так как жениться на ней не собираюсь. «Мало ли, что ты не собираешься, парировала Ирис. А, может, у меня рванёт крышу, и я решу выйти замуж за мента? И кто тебя при всём при этом будет спрашивать о твоём желании, перешла она на одесский говор. Я скажу тебе, ша, любимый мент, лёжа в кровати, в чём мама родила, широко раскрой гляделки и посмотри на роскошное тело, увиденное такое впервые в жизни. И когда ты глянешь на гения чистой красоты, упадёшь с катушек на меня, и дело будет сделано, так как тут же с иконой в руках появятся папаня и маманя для благословения.» Пока Ириска-киска, чем-то действительно похожая на большую рыжую кошку с веснушками на щеках рассказывала, как она будет выходить легко замуж, я не переставал думать, стоит ли её провожать домой. Решил не терять достоинство курсанта милиции и проводить девушку, чего бы мне это ни стоило.
 
Услышав моё предложение, Ирис сказала, что сразу во мне разглядела благородного валета, который со временем станет королём. В края Ирис надо было ехать трамваем долго и нудно. Я не имел понятия, куда везёт ночных пассажиров дребезжащий трамвай. Ирис, крепко держа меня под руку, будто я собирался от неё удрать, радостно сообщила, что мы сможем потанцевать в их местном клубе, где танцы длятся, пока ни уйдёт последняя танцующая пара. Как оказалось, надо было ехать в конец Молдаванки, где я никогда не бывал, а только слышал, что там проживает много одесской шпаны.
 
По полу тёмным улицам мы прошли несколько сотен метров и оказались перед старым двух этажном зданием. Из открытых окон второго этажа раздавалась любимая музыка одесситов, знаменитые «Семь сорок,» сопровождаемая разноголосыми мужскими криками, смешанными с девичьим повизгиванием, похожими на «Гопа»! Топот ног перебивал грохот весёлой зажигательной музыки. Когда мы вошли в затемнённый зал, от висевшего над головами танцующих дыма я закашлял. Глянув на лихо пляшущих молодых людей с папиросами в зубах с ярко накрашенными девушками, невольно подумал: «Куда меня занёс чёрт»? Когда одуревшие от танцев и выпитого спиртного парни рассмотрели танцующего среди них мента с их девушкой, раздался общий вздох удивления и глухое негодование. Как только закончился танец, Ирис сказала, чтобы я вышел покурить в коридоре, ни в коем случае не выходя во двор, а она тем временем будет разбираться с недовольными моим приходом в этот шалман.
 
Сразу за дверью, в углу, стояла грязная с чёрными потёками металлическая урна, вокруг которой валялись окурки, сгоревшие спички, пустые коробки от них, и смятые пачки от папирос «Беломор – канал». Возле урны стоял мужчина лет сорока, руки которого были синими от многочисленных татуировок. Во рту отсутствовало несколько зубов, а лоб покрывали глубокие морщины. Было понятно, что мужчина побывал за решёткой и, может быть, не раз. Не глядя на меня, будто разговаривая сам с собою, стал быстро говорить, что взбалмошная Ирка напрасно привела меня в их клуб, подвергая жизнь опасности. Усиленно рекомендовал быстро спуститься во двор и, не ища на свою дурную голову приключений, без оглядки мчаться домой.
 
Не докурив папиросу, поблагодарив мужика за добрый совет, быстро спустился на первый, не освещённый этаж, разыскал дверь, и выскочил на улицу. Минуя тёмные одно этажные хибары, во дворах которых на все лады заливались лаем собаки, и какие-то строения, похожие на гаражи, стараясь находиться в их тени, пошёл в сторону города, издали манящий многочисленными огнями. Стояла полнейшая тишина, нарушаемая только лаем собак, усиливающийся, когда они слышали мои шаги. Если бы не лай, можно было подумать, что здесь всё живое вымерло. Я остановился, чтобы успокоиться во время перекура. Я готов был зажечь спичку, чтобы прикурить папиросу, когда услышал приближающиеся шаги нескольких человек, быстро идущих со стороны клуба, и громко разговаривающих по поводу исчезнувшего мента. Голоса были молодыми. «Это они ищут меня», обожгла страшная мысль. Я осторожно завернул за первый же сарай и прижался к нему спиной, стараясь не дышать. От волнения моя рубашка взмокла, а по лицу покатился пот, застилая глаза, будто я вылез из парной. Я услышал, как парни побежали вперёд, посылая мат в мой адрес. Едва бежавшие удалились, я помчался быстрее ветра назад, и юркнул в первый попавшийся переулок, выбежав на параллельную улицу. Бежал до тех пор, пока ни налетел на рельсы трамвая, вдоль которых продолжал свой безумный бег. Через какое-то время меня догнал последний трамвай, идущий в город, в депо. Кондуктор любезно остановил трамвай на бестолковые взмахи моих рук. Видя моё состояние, кондуктор ни о чём не стал расспрашивать, только не то печально, не то осудительно покачал седой головой. Я расслышал, как он тихо со вздохом проговорил: «молодо, зелено». Я с ним мысленно согласился, и не заметил, как заснул на жёстком сиденье.
 
Друг мой Эрих не спал, ожидая меня. Глянув на мой вид, не стал ни о чём расспрашивать. Я, не разбирая койку, бухнулся на неё одетым, сумев перед этим снять сапоги, прислонил голову к подушке, и крепко заснул.
 
Эрих ходил в парк на танцы без меня. Мне не хотелось встречаться с пацанвой Молдаванки, хотя Эрих предлагал вместе с крепкими курсантами найти моих преследователей и хорошо с ними поговорить с применением приёмов самбо, которому нас два года учили преподаватели, мастера спорта. Я думал не о мщении, а об Ириске, как сложились из-за меня её отношения с блатными ребятами.
 
Вскоре воспоминания о неприятной истории притупились, и я в наступившее очередное воскресение пошёл с товарищам на танцы. Они стали танцевать, а я сел за столик летнего кафе, расположенном недалеко от танцплощадки. Слушая музыку, я с удовольствием пил холодное пиво с серебряными каплями, сползавшими со стенок большой стеклянной кружки. Всё-таки я зашёл на танцплощадку, когда был объявлен последний танец. Кто-то сзади ладошками закрыл мне глаза. Я сразу понял, кто стоял у меня за спиной. Поворачиваясь, как можно спокойнее, как будто не было того неприятного вечера, проговорил: «Ириска, скаженная киска, пойдём потанцуем?» «Здрастьте вам, господа офицеры! А чего бы я стала обниматься с бежавшим и с неба свалившимся ментом?» Во время танца Ирис сказала, что она совершила глупость, приведя меня в их шалман, а я правильно поступил, послушав мужика Антипа, которого в блатном мире кличут «Святым».
 
После танца я подвёл Ирис к компании её друзей, и демонстративно, с благодарностью за танец, поцеловал руку, а она в ответ громко чмокнула меня в щеку. Стоящие парни с папиросами в зубах, сопели, опустив глаза. И хотя я был в гражданской одежде, видел, что они узнали меня.
 
Когда я отошёл от танцплощадки, направляясь в школу, услышал крики и какую-то суматоху среди выходящих парней и девушек. Вскоре показался старшина милиции дядя Яша, ведшего за руку в оперативный пункт Ириску. На мой вопрос, что она натворила, спокойно ответила, что «Фикса» будет знать, как ему указывать, с кем ей танцевать. Дядя Яша сказал, чтобы я не волновался, и шёл отдыхать, а они с Юрием Абрамовичем разберутся в случившимся. Следом за дядей Яшей и Ириской шёл прихрамывая перепуганный парень с окровавленной штаниной в районе бедра правой ноги. Его на все лады поносили подруги Ириски, жалея, что она его, придурка конченного, не ухандокала окончательно и бесповоротно. У оперативного пункта стояла скорая помощь. «Фиксу» сделали перевязку, после чего он был опрошен, как и Ириска и её подруги. «Фикса» сказал, что он хотел перелезть через металлический забор, зацепился за острый наконечник прутьев, порезав ногу. К Ире никаких претензий не имеет, и ножа у неё не видел. Его показания подтвердили все их общие друзья и подруги. Когда компанию отпустили домой, я зашёл в оперпункт. Юрий Абрамович сказал, что при таких обстоятельствах по собранным им материалам в райотделе будет в отношении Ирис отказано в возбуждении уголовного дела. Ножа при Ириске не оказалось. Она не понесла никакого наказания.
Сдав государственные экзамены, уехал домой, к сожалению, не попрощавшись с неунывающей Ириской.
 
С женой каждый отпуск проводили в Одессе, где проживали её родители и многочисленные родственники. Однажды, проходя по Пушкинской в сторону Карла Либкнехта, чтобы навестить мою любимую школу милиции, я подумал, что седьмой год подряд посещаю с удовольствием красавицу Одессу, и не перестаю ею любоваться. Я так окунулся в воспоминания, что едва не налетел на супружескую пару, перегородившую мне дорогу. Хотел извиниться, и идти дальше. Глянув на мужчину, которого крепко держала под руку симпатичная рыжеволосая женщина, на пол головы выше его, узнал в прохожем Антона. С ним обучался на одном курсе оперативной школы милиции. Он, как одессит, после выпуска, остался работать в своём городе. Мы, по-дружески, горячо обнялись, не проронив ни слова из-за нахлынувших чувств. Когда закончились наши горячие объятия, Антон, повернувшись к спутнице, и глядя на неё влюблёнными глазами, представил, как свою горячо любимую жену, родившей ему двух погодок ребятишек. Как только улыбающаяся женщина протянула мне руку, я окончательно убедился, что передо мной стояла слегка располневшая, но не потерявшая свою красивую фигуру, Ирис. Она меня узнала сразу. Обращаясь к Антону, рассмеявшись проворковала: «И ты меня после того, что у нас с ним было, хочешь познакомить с ментом, которому я чуть не призналась в любви раньше, чем узнала, что ты есть на свете. Я ещё тогда ему сказала, что если у меня рванёт крыша, я выйду замуж за мента. И она-таки однажды рванула, и я тебя согласилась взять в мужья. И вытри наконец слёзы, так как у нас с Васей были не кроватные, а дружески-боевые отношения на почве его одесских неприятностей».
 
От нас в нескольких шагах был знаменитый ресторан «Красный», перед нами распахнувший свои тяжёлые массивные двери. В нём я был последний раз на банкете в честь окончания оперативной школы милиции. За семь прошедших лет в нём ничего не изменилось. Его воздух по-прежнему был наполнен ароматами старой Одессы. Весь вечер, до глубокой ночи, мы делились воспоминаниями. Здесь Ирис узнала моё настоящее имя. Меня интересовал вопрос, как сплелись судьбы Антона и Ирис. Дополняя друг друга, весело рассказали о своём случайном знакомстве. Однажды Антону пришлось допрашивать Ирис поздно ночью в качестве свидетеля. Узнав, что Антон холостяк, в конце допроса, Ирис, пустив горючие слёзы, сказала, что ей после дачи ценных показаний против бандита, очень страшно молодой беззащитной девушки в одиночестве возвращаться далеко домой по безлюдным улицам не спокойной Молдаванки. Она готова для своей безопасности провести ночь в квартире Антона, примостившись где-нибудь в углу на половичке, чтобы рано утром покинуть гостеприимного хозяина. Антон не смог отказать просьбе, понравившейся ему девушки с веснушками на лице и рыжеватыми волосами, цвет которых он любил с детства. Когда утром, едва не опоздав на работу, Антон покидал квартиру, Ирис крепко спала в кровати, разбросав волосы на белой подушке, отчего они казались огненными. Она чему-то счастливо улыбалась во сне.