СЛУЧАЙ В РЕСТОРАНЕ
"Мера жизни не в её длительности,
а в том, как вы использовали её."
М.Монтель,
Французский философ (1533 -1592)
С Валентином мы закончили Одесскую специальную оперативную школу милиции. Затем учились в одной группе юридического факультета Одесского университета. Оба крымчане. Он работал на различных должностях по оперативной работе в областном УВД, а я в своём родном городе следователем. После учёбы работа в разных городах нас разъединила. Валентин вскоре перешёл в военную прокуратуру, где хорошо проявил себя, и через пару лет был направлен на должность прокурора одного советского военного гарнизона в ГДР. Это было время, когда наши военные части находились на основании Варшавского договора в социалистических странах Восточной Европы. Мы с ним иногда встречались, так как он хотя бы раз в два года обязательно приезжал во время отпуска на несколько дней в наш город. В пригородном посёлке проживали его родственники. Он встречался со мной, и мы по несколько часов за рюмкой водки вспоминали годы совместной учёбы и отдыха в прекрасном городе Одессе. К тому же, многое можно было узнать друг у друга о милицейской и военной службах. Такие беседы были интересны тем, что делились информацией, которую не всегда прочтёшь в газетах, или услышишь по радио и телевидению.
В очередной раз он приехал в отпуск из Берлина сначала в свой город Симферополь, а затем в наш. Как всегда, мы пошли в ресторан "Керчь". Царила весёлая и добрая атмосфера, когда люди от отдыха получают истинное удовольствие. Играет музыка, галантные мужчины приглашают на танцы нарядных и счастливо хихикающих дам, официанты между столиками бойко и умело на подносах разносят спиртное и разную закуску. В это время ещё нет перебравших молодцев, которые обязательно в середине вечера начинают выяснять отношения, кто с кем и как танцевал, кто не так на кого-то посмотрел, и по другим поводам, а то и без таковых. До этого момента можно было поговорить с тем, с кем пришёл для этой цели. Чуть позже о разговоре не могло быть речи, так как хорошо подвыпившие мужики, а порой и женщины, делали будто специально всё, чтобы ты вынужден был его прекратить.. Через несколько часов из-за общего гомона в плотной завесе от дымящих сигарет что-либо разобрать было невозможно. Оставалось или уйти из ресторана, или поддаться общему пьяному угару, влившись в галдящую, кричащую, жующую, пьющую и танцующую, слившуюся в одно целое, гуляющую напропалую массу опьяневших людей. Так как было начало вечера, то ресторан не был забит до отказа. За нашим столиком пустовало два места. Мы с Валентином выпили по пару рюмок хорошей водки, закусили и повели неторопливый разговор.
Вскоре за наш столик сел пожилой мужчина, намного старше нас. Было видно по всему, что он или ветеран войны, или давно ставший ветераном труда. Старик к своему возрасту смотрелся хорошо. Был высокого роста и крепкого телосложения. Чисто и тщательно выбрит, хороший костюм, под которым была белоснежная нейлоновая, модная по тем временам рубашка с одноцветным галстуком. Голова с небольшими пролысинами, вся покрыта старческой сединой. Это я, как следователь, успел быстро рассмотреть, пока мужчина садился за столик. Будучи коренным керчанином, по одежде, поведению мужчины понял, что он неместный. Больше я на него не смотрел, но слышал, как он сделал заказ у официанта и спокойно стал ждать, когда его обслужат. Валентин, наливая нам в рюмки водку, предложил налить мужчине. Он поблагодарил, но категорически отказался от нашего угощения. Мы продолжали с Валентином прерванный разговор. Неожиданно я почувствовал чей-то взгляд, а повернувшись к мужчине, севшим за наш столик, убедился, что именно он не сводит с меня старческие, чуть слезившиеся глаза, которые время от времени вытирал чистым носовым платком, белым как его рубашка.
В какой-то момент, мужчина, извинившись,прервал наш разговор, и сильно волнуясь, обратился ко мне, назвав Николаем. Я сказал, что он ошибся, так как у меня другое имя. Тогда твёрдым голосом старик сказал, что точно узнал меня. Не давая себе возразить, он, чтобы не перебили, стал быстро говорить о том, как во время войны мы с ним участвовали в знаменитом Эльтигентском десанте под Керчью, как крепко дружили, и что я при атаке на немецкие окопы был тяжело ранен. Он тогда ничем мне не мог помочь, так как продолжал бежать вперёд с атакующими. Больше меня не видел. Считал убитым. Сейчас поражён тем, что увидел своего друга Николая живым и здоровым, оказавшись за одним столиком. Очень рад был тому, что я остался таким же молодым, каким был в те страшные военные дни, и нисколько не изменился. Когда увидел меня за столиком, то сразу узнал во мне своего друга Николая, но сомневался, думая что мог обознаться. Услышав же мой голос и то, как я разговариваю, убедился окончательно, , что действительно встретился со своим боевым другом, считая его погибшим. Выпивая на праздники рюмку водки, поминал Николая и других погибших товарищей. Мы с Валентином не понимали, что происходит. "Какое отношения имел я к десанту, атаке и смертельному ранению?" - думали я и Валентин. Мы не перебивали ветерана войны, глядевшего на меня, не стеснявшийся своих слёз, и продолжавшего говорить без остановки. Он хотел меня убедить в том, что у него в памяти осталось на всю жизнь. Его убивало, что я отказывался признать своим другом. Когда ещё больше постаревший на наших глазах мужчина сказал, что мне, может быть, по каким-то причинам из-за боязни быть наказанным властями, нельзя признаваться, что каким-то чудом остался в живых, решил его прервать. Я попросил его успокоиться и внимательно выслушать. Сказал, что, к сожалению, он горько ошибся, так как по малолетству не мог принимать участие в войне. Назвал, сколько мне лет, а Валентин подтвердил правдивость моих слов. И тогда до незнакомца дошло, что я только лицом и голосом похож на его погибшего друга Николая, навсегда оставшимся в его памяти таким, каким был, когда его сразила очередь немецкого автоматчика. Незнакомец с годами старел, но в его памяти не старел его погибший друг. Для него Николай на всю жизнь остался молодым, и никакие годы не смогут его состарить. Время над Николаем было не властно. Оно и в памяти выжившего друга не могло его состарить.
Мне было очень жаль незнакомого пожилого, много перенесшего горя человека, которого пришлось разочаровать. Было больно сознавать, что он никогда не сможет увидеть друга, с кем делил боевые страшные дни и последний кусок хлеба. Понимал, что рассказав о себе, в этот вечер нанёс болезненный удар старому человеку. Но я ничего другого не мог сказать. И когда незнакомец окончательно успокоился, мы втроём выпили за его не вернувшегося с кровавой войны друга. В тот вечер с Валентином больше не говорили о наших обыкновенных буднях. Помянули всех товарищей деда, которые остались лежать на Керченской земле, отдав за неё свою жизнь. Выпили и за здоровье незнакомца, приезжавшего каждый год из далёкого города в Керчь, чтобы поклониться местам, где проходили жестокие бои, и могилам тех, кто сложил свои головы, не оставив после себя потомства, не успев полюбить и жениться; кто навсегда остался молодым в памяти выживших друзей. Их жизнь была недолгой, но прекрасной. Это были мужественные люди, патриоты Родины, презиравшие смерть. А "в мужестве два главных проявления: презрение к смерти и презрение к боли." Цицерон Марк Туллий, римский философ (106 - 43 до н.э.)