Елена Аргивская. Вторая трагедия из тетралогии "Троянская война"

ЕЛЕНА

Аргивская

 

Азия окрест легла; куда ни посмотришь – азийский

мертвый пейзаж за окном, азиатские всё перспективы.

Некуда, значит, отсюда ни сушей, ни морем: тяжолых

воздух не выдержит крыльев, и я не Дедал. Привыкаю

к мысли, что только в четвертой стихии возможно такое –

Азию бросить, чтоб, дымом легчайшим да едким взвиваясь,

к милой Элладе отправиться. Одолевает пространство

дым, забирается в комнаты, слезы из глаз, раздражает

ноздри. Что пишешь сквозь слезы? Ко мне? Подыши этим дымом.

 

Долгую участь кляну, оставаясь наградой и жертвой.

Старости не заслужила, морщин, седины – движусь бодро

от преступленья к предательству, далее к бедам различным;

перебираю людишек – кто глаже, кто гаже, кто ближе;

перебираю наряды – что ярче, дороже, теплее;

перебираю места, страны – где мне богаче, свободней;

перебираю судьбы варианты – и ни к одному не склоняюсь.

 

Кто мне сопутствовать сможет во всех упражнениях плоти,

духа, кто не постесняется быть молодым и влюбленным,

в бедах страны не участвовать, не замечать их, покинуть

родину в самый разгар их? Пускай там терзают друг друга,

пропадом пусть пропадают – нам чистое ложе готово.

 

Сроки означены – вот они. Всё ли войной забавляться

странам, народам: нам – пленом, им – властью над нами? Неволя,

воля свои исчерпали возможности, глохнут в далеких,

в близких последствиях. Скоро сметать, что остались, фигурки

будет Клио, никаких других средств не имея сквитаться

с нами со всеми, начала, концы свести, лишь бы хоть как-то

полупобеду – одним, другим – поражение полной

мерой.

 

Время теперь убыстряется, мы его токи сплошные

чувствуем всем естеством: голодаем едва от обеда

и холодаем едва от костра. Как с горы час сорвавшись,

падает весом своим, приминая, сгнетая событья.

Им – тем, кто смертные, – страшно, мы ж предвкушаем награду:

будет за краем войны нам прекрасное место для жизни.

 

Так поддавай жару, муза; мети, смерть, по войску чужому,

по своему; убывай, народ, счетом! Преграда меж нами –

тысячи тысяч живых, кому мертвыми лечь в деле ратном.

Мы ли причина их смерти? Нет, только зависим от смерти…

 

ПРОЛОГ

 

Кормилица

 

Десятый год в плену позорном маемся,

всё испытали: радости и горести.

Как принимали нас, стелили под ноги

пурпурные ковры, грузили золотом

запястья, шеи, уши; адамантовый

преследовал нас блеск; одежды легкие

скользили по телам, а песни звонкие

звучали ночь-полночь. Как спать, как бодрствовать

в таком чаду?

А после, навалилась как

беда на город, – так другое дело, так

врагини мы, гречанки. Страсть позорная

к нам привлекала юношей – они теперь

оставили, иных объятий ищущие,

любовницы костлявой вожделеющие.

Их матери, их жены, сестры лица в кровь

царапают, всё ищут, обезумевшие,

кому отмстить. Но греки настоящие

там, под стеной, их не достать – мы туточки,

бессильные, несчастные родством своим.

 

Ах, девонька моя, в паскудной старости

я ослабела, защитить-то как смогу,

укрыть тебя от гнева этих праведных,

и сильных, и безжалостных? Одну тебя

винят в войне – как будто что мужчин уймет,

от меди отвлечет, как будто до тебя

проклятый Илион сто лет бездействовал,

оружием не потрясал и битв не знал!

 

Так что же все на нас?

 

ПАРОД

 

На орхестру выходят греческие пленницы.

 

Хор

Мы – свита благой Афродиты,

не к лицу нам труды и заботы,

плен уныл нам, позор не страшен,

мы живем в этой Трое дикой.

Мы войне и она нам лишняя.

 

СТРОФА 1

Ты темна, богиня,

светла, богиня,

как тебе послужишь,

оставшись вчуже?

Лишь тебя увидишь,

ты в члены внидешь:

никакого тука, какого дыма –

плоть огнем палима,

тобой сладима.

 

АНТИСТРОФА 1

Есть ли путь не стыдный,

путь не обидный,

как тебя, богиня,

сильна богиня,

ублажить, ославить,

твои чтоб справить

игры-поминанья, тебя желая,

мать страстей благая,

всё несытая?

 

Хор

Что ж ты прибираешь, Клио,

наши жизни, наши судьбы?

Сор летучий, прах блескучий

радости земной – богине

для чего, богине сильных,

умных, мертвых? Мы – живые,

суетливые созданья,

мы – безмозглые бабёнки,

мы слабы на передок и

духом. Нам верни то мало,

что осталось от лет жизни

после дел твоих над нами.

 

Мы не матери, чтоб лоно

опустевшее болело,

мы не сестры, одинакой

крови ток чтоб жег нам жилы,

мы не жены, что нам сохнуть

в одиночестве холодном?

Кто погиб – те нам чужие,

кто живой – родней родного.

Мы и после столькой смерти

счастливы, довольны будем,

только отпусти, Кронида!

 

СТРОФА 2

Мы не черная кость, чтоб за работой

время мыкать, мы кость иного сорта:

можем груз принять, можем взять заботу,

но сколь лучше мы, если беззаботны!

Процветает страна при нашей неге,

чуть займи, затемни нас чуть печалью,

чуть развей нашу скуку золотую –

и начнется: война, беда тугая.

Мы – священные телки в божьем храме:

ублажай нас, гадай по нашим вскрикам.

 

АНТИСТРОФА 2

За таких, как мы, смертью не воюют.

Те, с кого верность требуют, – причина

долгих войн, унижений; мы – ничьи, мы –

тех, кто платит, мы – общие мужчинам,

их связуем в союзы попрочнее,

чем род, родина, дружество, чем войско;

отучаем делить мечом, оружьем

то, что общее всем, как ветер, воздух,

примирит что получше общей смерти,

дастся вровень и без трудов усталых.

 

 

ЭПИЗОДИЙ 1

 

Тронный зал.

 

На сцене сам Приам, его сыновья, троянские старейшины. В глубине сцены отдельно ото всех стоит Одиссей. Хор робко переминается на орхестре.

 

Гектор

Отдать ее.

 

Парис

Я что, убит?

 

Гектор

Сейчас ты смел –

что ж сплоховал в единоборстве?

 

Парис

Я живой,

и он живой – кто ж победил? Никто, так пусть

и остается всё, как было: он – у стен,

я – за стенами, с женщиной.

 

Гектор

Спасла тебя

богиня зря.

 

Парис

Как спорить с высшей милостью?

Всё в божьей воле.

 

Гектор

Есть

прямая правда, и ее никак нельзя

богам поправить, никаким таким

всесильным произволом. Афродита нас

обманывает.

 

Парис

Кто ж правдив – Афина ли,

а может, Гера? Две они, враждебные,

вещают Трое правду – поражение

пророчат, призывают, так?

 

Гектор

Не надо нам

ни милости богов, ни их немилости –

пусть правда будет.

 

Парис

Правда? Ты готов признать

троянцев поражение, урон страны

невосполнимый, страшный, лишь бы правильно

всё было, по закону? Пусть сравняют нас

с землей; пусть прахом по ветру народ страны

развеется; пусть враг не пощадит седин

святых отцовых; тельце сына белое –

Астианакса труп – пусть рвут псы, вороны,

поживы ради споря; Андромаху пусть –

мать нежную, супругу твою верную –

терзают греки – всё брат Гектор вытерпит,

когда оно по правде.

 

Гектор

Ты пугай себя

итогами войны. Кто смеет тронуть нас,

когда один Парис труслив и слаб во всем

священном Илионе? Мы к тому ж с войной

покончим нынче.

 

Парис

А, ты отдашь Елену – и

вдруг прекратится вся война?

Погибло сколько нас

и греков сколько, сколько мести, ярости

в окопах там, за стенами троянскими,

созрело, накопилось…

 

Не за Елену вы уже воюете,

а каждый за свое, ведь есть у каждого

погибшие свои: по другу, брату скорбь,

по сыну, по отцу – вот что вас гонит в бой,

науськивает друг на друга. Ты ее отдашь –

и что?

Войну тем обуздаешь, укротишь, уймешь?

Нет, брат, так не бывает: далеко зашло.

Один лишь Менелай готов прочь бросить меч,

Елену получив.

 

Гектор

Устали от войны и мы, и греки. Срок

удачи, славы, мужества прошел, теперь

тупое ожидание конца у них,

у нас не лучше.

Свинцовые настали годы. Повод дай

войну окончить – кто быстрей ухватится:

свой или грек, а?

 

Парис

С многими богатствами

Эллады так же ты легко расстанешься,

как с женщиной?

 

Гектор

Еще досыплю от себя.

Какие там богатства в нищей Греции?

На золоте едим мы – медь скребут они,

каменья наши светят – их тусклы, бледны,

в шелках мы ходим – им дерюга, холст

и те одежда.

 

Парис

Нашими богатствами

украсившись, одевшись, не уйдут они,

пока всю Азию не выжмут, выдоят,

уж я-то греков знаю.

 

Гектор

Знает воров вор.

 

Гелен

Кто из них прав, и что нам лучше?

Где она, правда честная, и где она, ложь?

Обеих понамешано

щедро и густо с обеих, со всех сторон.

Пусть царь их рассудит.

 

Приам

И что мне делать, дети?

 

Гектор, Парис и Гелен

Справедливый суд

судить.

 

Приам

Каков он будет, справедливый суд?

Туда-сюда качаются весы у правосудия,

а я ведь тоже руки не пусты стою:

припрятал кой-чего, принес. Куда слегка

подкинуть – вправо, влево, а? туда? сюда?

Вы оба не чужие мне.

Да разве много груза я поднять могу?

Когда бы правота какая весила,

как должно, и тянул бы настоящий вес

ту чашу вниз, то что, мои две горсточки

качнули бы весы?

Не дрогнули б пуды, таланты правды: нет

возможностей у нас суд настоящий вспять

поворотить, вкривь сдвинуть.

А раз двигаем

и поддается раз за разом, крен пошел,

так, значит, ни суда, ни правды не было.

Пока всевышние на это дело смотрят

прикидывающе и выжидающе.

 

Парис

Так, значит, можно и не грех большой еще успеть

какой-то – подсобить, другую правду – прочь

и побоку.

 

Да, Менелай сильнее, но и мой Парис

успел в него копьем,

успел из схватки вывернуться

почти что невредимым – всяких ран следа

к утру уже на теле не останется.

И что это за раны? Так, царапины.

Пройдись, мой сын, подпрыгни. Каково? Здоров.

 

Приам

Что ж, если бог дает простор нам, волю всю

решать и о себе судить, не ждет же он,

что мы иных, чужих к себе суровее

и жестче станем. Обратим

себе, своим на пользу суд.

 

Гектор

Ты прав, отец:

негоже нам стараться для чужих, судить

в угоду им. Мы о себе подумаем,

мы взвесим, что нам надо, хладнокровно и

спокойно, мы не купимся на яркий блеск

подделки медной, мы отыщем золото

прямой и явной пользы.

 

Пусть победу празднуют

враги, пусть веселятся, пусть безумствуют –

мы лишь бы знали правду, их в обман введя.

Отдай им бед причину, зол вместилище,

отдай им эту женщину. И пусть плывут...

 

Парис

Я говорю тебе – они останутся.

 

Гектор

Пусть не уйдут,

пусть новые найдут причины, поводы

к войне – уже не страшно будет:

смрадный сброшен груз,

и мы честны, свободны. В смертный бой бежать

готовы будем, победим:

Афина, Гера нас простят

за суд твой, суд неправый.

 

Парис

Никогда они

нас не простят.

 

Гектор

Когда тебя осудим, всю мы правду их

признаем чохом – сразу перестанут мстить.

 

Эней

Когда храбрец и воин хочет прекратить войну,

а трус взывает к битвам, лучше, правильнее

послушаться нам смельчака: ему войну,

не трусу воевать.

 

Хор (радостно и возбужденно)

Ах, весною бы невоенной

как бы выйти за стены,

суставчики бы размять,

сандалии бы прочь снять,

ноженьки утрудить ходьбой

по травушке, по любой

муравушке зеленей

всяких градских камней.

В поле, лужок – скок-скок –

я и мой мил-дружок.

Воздухи-то прям сласть,

вольные – в гущу шасть

леса гулять, шалить,

пить, невозбранно пить,

громко петь – никого:

ни врага, ни следа его.

 

Приам

Пусть остальные выскажутся воины,

советники мои.

 

Из толпы выходит Деифоб.

 

Деифоб

Хороша была дева, завидовать мог

каждый встречный Парису, и я за нее

был готов в битву, свалку, но только прошло

это время: нас мудрости учит война,

приучает ценить только жизнь, только смерть,

да еще то, что жизни и смерти ценней.

 

Я воюю за что? Слава, честь – их с собой

я в подземную тьму утяну, там они

в неприязненной бездне остатки души

мне согреют кой-как. А любовный-то пыл

был да вышел, любовный напиток скис. Зря

нам за плоть ее собственной плотью платить.

 

Приам

То есть выдать Елену.

 

Деифоб

Гони, царь, ее.

 

Гелен

Мы сильны,

а краденое отдавать –

примета плохая:

своего бы к нему не додать.

Чужих права признавая,

того и гляди окажешься

свободным от всякой ноши,

от всяких богатств: любое

чужим (было время) было –

что изначально наше?

Даже тело иное

носим: в его составах

мы со времен младенчества

напрочь переменили

все вещества до унции,

до последнего нерва, жилочки,

до кровиночки каждой, малой.

 

Тевкр, скопидомствуй, всяких

права уверенно отрицая,

разного, всякого, лишнего добра себе подгребая,

всё, до чего дотянешься,

законно своим считая.

 

И потому

все-таки держать ее,

надоевшую, лживую женщину.

А если нельзя,

если царь прикажет нам –

с тяжолым сердцем

мы отдадим гречанку.

 

Приам кивает ему и оборачивается к сидящему на какой-то приступке Анхизу. Тот несколько раз начинает говорить и каждый раз сваливается в дремоту.

 

Анхиз

Черных лет Троаде нашей и не счесть, ее былая

слава сникла, спесь пропала, умирает с каждым утром,

каждым вечером выносят от нея куски былые:

что – в могилу, что – на ветер, что – развеют, что-то – спрячут.

День любой не без урона, ночь какая без ущерба?

Что осталось, постоянно, непременно убывает.

Мы так даже не заметим, что умрем, как в бездну канем,

в смерть, и влаг ее не вспеним, и не взроем ее почвы,

легкая дань для поддонных…

 

Мы – бессилье прежней силы. Что от женщины нам надо,

разве кто-то еще помнит, дело юное повторит,

тело юное обнимет, как положено? Мы стали

целомудренны: усохла часть души большая – та, что

разожгла борьбу за деву, представляла ее плоти

целью славною, доступной. Бесполезно мы воюем,

знать не зная, как победой дальнею распорядиться.

Долгая война, бывает, обессмысливает цели,

выхолащивает цели…

 

Что до мести Афродиты за любимицу Елену –

никакой не будет мести. Я ль не знаю нрав богини

переменчивый! Какие клятвы только не бывали –

по ветру все. Я ль не связан крепко-накрепко был с нею!

Обо мне она забыла – и забудет о Елене,

о всей Трое. Афродита…

 

(Окончательно засыпает, и речь его остается неоконченной.)

 

Гектор

И Анхиз желает мира.

 

Вперед выходит Эней.

 

Эней

Долго ли может стоять осажденный город?

Голод на нас навалился, ест войско голод.

 

Источники замутились: эллины землю роют,

того и гляди подземных вод пласт заповедный вскроют.

 

Нам некуда деться, некуда плыть отсюда:

ахейской работы вон сколько стоит посудин.

 

Дайте им только повод, дайте им вид победы –

и поплывут отсюда за призраком, тенью следом.

 

Надо им обмануться, чтобы сберечься, выжить.

Нам и того не надо – лишь девку из дома выгнать.

 

СТРОФА 1

Выпустите ее, выпустите,

хоть со стены и вниз,

высмотрели ее, высмотрели

греки: я слышу свист,

гогот их, звуки пения,

а песни похабны. Ах,

выгоните ее Из ворот,

и прекратится страх.

 

АНТИСТРОФА 1

Мы уйдем, на плечи взвалим

всю войну, ее уносим,

шаг да шаг, от вас далеко,

шаг на пядь вбиваем в землю.

Столько груза! Оставайтесь

в мире, в неге – нет вам больше

лет войны, и ран ее нет.

Мы, как смерть бледны, уходим.

 

На сцене появляется Елена.

 

Елена

Вижу я, что вы решили.

Тяжела для Трои стала –

ненавистную отдайте:

никакого нет прощенья

той, кто в спорах божьих правду

увенчала, ей награда.

Изгоняйте – я готова

выйти к грекам, в дом вернуться.

 

Прощевай, мой друг любезный,

мой Парис, пастух, царёнок!

Я любила тебя мало,

я забуду тебя сразу

под рукою Менелая –

будто ночью намечтала

беленького ласки ради.

 

Мой Парис, пастух, царёнок,

ты найди себе какую

проще будет, даст приплоду

много ради Илиона,

и Приама, и Гекубы –

вместо этакой бесплодной.

Выиграл меня отдавший.

 

Только в час перед закатом

сядь и вспомни то, что отдал

всяким грекам, своре гладной,

нещечко свое. Выть взвоешь

(боли сколько!), бесталанный,

одинешенек в постели.

 

Парис

Удержать тебя, родная,

чем? Мои ослабли пальцы:

ни оружия не держат,

ни край платья – отпускаю.

Уходи, коль хочешь, к грекам,

к своему бедняге мужу.

Как-то он тебя там встретит,

приобнимет, не осудит,

увезет обратно в Спарту,

будто не было побега?

 

Расскажи ему про наши

шашни-страсти – пусть смеётся

над счастливою четою

муж, разрушивший их счастье.

 

Елена

В женской доле счастья нету –

тяжела и тянет долу.

 

Парис

Ты не верила, Елена,

ни любви, ни мне, Парису,

ни самой ты Афродите

никогда не доверяла,

не решалась ей отдаться

беззаветно. Всё с оглядкой,

осторожно, робко, словно

примеряя путь обратный,

ты ходила за богиней,

ты плыла к брегам азийским.

 

Ах, твоя судьба, Елена,

много, много тяжелее

моей быстрой, сухопарой,

одной цели подчиненной,

как стрела с тугого лука,

пущенная прямо в солнце,

к цели жаркой, невозможной,

а летит и попадает –

и сгорает, лишь достигнув.

 

Троянские воины и старейшины начинают обсуждать Елену.

 

1-й тевкр

Ох и красота,

превыше всяких красот:

поет,

речь ведет

плавно.

Пава,

лебедь на глади вод –

вот

ее образ, вот

вся она.

 

2-й тевкр

И как такое отдать,

как с похотью совладать,

с любовью,

грех с души снять,

от сердца оторвать,

хоть и с кровью?

 

3-й тевкр

Нет,

я лучше в бой, я в могилу пусть,

мертв, оступлюсь,

весь спущусь,

не боюсь

смерти всякой

в опасной драке.

 

4-й тевкр

Будем же биться ради нея,

убиваться ради нея,

не уклоняться от острия,

от небытия.

В кои-то веки

может случиться смерть моя

не просто так,

а ради того, в чем я

вижу смысл всякого, подлинного бытия.

 

5-й тевкр

Ох, красота превыше всяких красот,

ох, я стараюсь, мечом убиваюсь – вот:

много ли, мало счастья война несет –

всё оно здесь, только меня и ждет.

 

6-й тевкр

А мне с лица воды не пить,

не пить, допивать, лакать;

а мне красивую не любить,

не мять, подминать, ласкать;

а мне лишь бы тепла, бела,

лишь бы нежна, дала.

Все от одной произошли

женщины – как одна,

ласковые, женственные; для сна

каждая мне – она.

 

Вперед выступает Одиссей.

 

Приам

Что скажет хитроумный Одиссей, посол

доверенный Атридов?

 

Гектор

Говори смелей

нам доводы свои, чтоб убедить царя, –

и ты уйдешь с Еленой вместе.

 

Елена

Мы уйдем.

 

Парис

Известный лжец, заведомый! Как можете

вы слушать Одиссея, верить наглому?

 

Одиссей выдерживает паузу и с достоинством начинает.

 

Одиссей

Хитрецом я ославлен всей Элладой,

и вся Азия знает Одиссея, –

кто поверит ему? Затем и послан

Агамемноном, прочими вождями,

кто, войной не насытясь, смотрят, Трою

как разрушить, и разные железа

вам готовят… и нам, кто хочет мира.

 

Кто поверит, разумный, Одиссею?

Всё он врет, пес паскудный, враг лукавый.

Раз ведет речи, мечет раз словами,

сыплет щедро – он, значит, замышляет

ковы всякие.

Слушайте, трояне:

мы пришли воевать, брать этот город,

брать богатства его. Сияла слава

впереди гордым грекам, божья воля

собирала полки, судом Париса

растревожены были две богини,

мы – повязаны клятвой, взять Елену

нудил Зевс, грозный бог, блюдущий клятвы.

 

Что теперь? Девять лет отвоевали

и потратили вдевятеро больше

ваших, наших богатств. Сияла слава –

где она? Ахиллес один и помнит

о знаменах, о гимнах, вычисляет

как погромче, подольше чтобы эхо

от битв, дел, от шагов его держалось.

А богини – да что им наши битвы!

Надоели, поди. Лишь Афродита

кого вашего вытащит из боя –

вот вся помощь. Такой ли побеждают?

Лишь один у войны остался узел,

что мешает распасться, развязаться.

 

(Показывает на Елену.)

 

Дай, Приам, нам уйти, чтоб без позора,

без обиды; отдай нам только нашу,

удержи, хочешь, из казны лаконской,

а ее возврати – и не увидишь

завтра греков. Свободный, чистый берег

обойдешь, победитель, подсчитаешь

сколько вмятин в песке. Носы корабльи

близоруко уткнуты были в землю –

нынче смотрят в бескрайность Посейдона,

бездну мерят соленую. Что было,

девять лет здесь чего происходило:

схватка, смятка, война – как сон по Утру,

всё развеялось. Тевкры победили.

 

Парис

Обманет грек, ох обманет.

 

Одиссей не дает ему говорить.

 

Одиссей

В чем обман мой? Вот мы возьмем Елену

и ни шагу отсюда – в чем, какие

вам уроны, потери? И какие,

где нам прибыли с этого? Мы были

в чем-то правы. Тех прав и притязаний

никогда тевкры здесь не признавали,

но была всё же видимость законных,

государственных дел, войны священной.

А так что? Получившие Елену,

не уплывшие с нею восвояси,

кем мы станем? Разбойничею шайкой.

И дух войска, так нынче слабый, кислый,

он и вовсе развеется.

 

Гектор

Он прав, царь.

 

Одиссей

Хоть один, царь Приам, найди мне довод,

чтоб Елену держать, за нее биться.

 

Гектор

Отдай ее, царь,

отдай, отец,

видишь – даже опытный лжец

ничего не скрыл,

правдой заговорил.

 

Приам (оборачиваясь к Елене)

Быть по сему.

Ты возвращайся, дочка, к грекам своим.

 

Елена

Ну, прощевай, отец.

 

Приам

Зла не держи.

 

Елена (начинает говорить, наступая на Приама)

Эвона как:

зла не держи!

 

Брали меня,

крали меня,

плыли со мной –

как, расскажи,

в дом я вернусь

к мужу женой?

 

Сколько же клятв

слышала я

в Трое, вот здесь:

греков прогнать,

с пришлых посбить

всякую спесь.

Где они все,

Трои мужи?

Вижу одну

свору бабёх,

слышу визг, брёх

сдавших страну,

выгнавших из

Трои ворот

в шею меня.

Битый народ,

долго ли так

выживешь, а?

День, месяц, год?

Я и мои

воины всех

вас перебьем.

Идем на вы,

Трою возьмем.

 

На сцену выносят какие-то тюки.

 

Тевкры, выносящие тюки (на разные голоса)

Всё, что нашли у них:

колец полста,

серебряных, золотых

цепочек верста;

 

всяких камней

короб – в оправе, без,

светлей, темней,

под глаз цвет, под цвет небес;

 

аметист синь,

ал лал-рубин;

как вынутый из глубин,

камень аквамарин;

 

деньги – чекан

греческий (сов-то, сов!);

слоновья кость,

выточенная невесо-

 

мо, тонка работа,

ценнее, чем матерьял, –

статуи бога,

который стрелок и мал;

 

рухляди мало,

бывших одежд труха –

то, чем, бывало,

подманивала жениха.

 

Хор

Мы место пусто

оставляем, шаром кати:

всё без остатку

в дом свой мы возвратим.

 

Одиссей

Всё, точен счет:

больше этой войне

никто не отдаст,

никто с нее не возьмет.

 

На сцену выбегает Вестник.

 

Вестник

Греки пошли на штурм,

бьет в ворота Ахилл,

ломит, что есть в нем сил, –

створки и вереи

дрожью дрожат. Спасай,

Гектор, иди убить

ворога, с нами встань

город наш отстоять –

иначе пал Илион.

 

Гектор и остальные воины хватают оружие и выбегают из зала.

 

Приам

Как же так? Почти договорились,

согласились мы – зачем же, боги,

снова? В шкуру старую змее вползть –

нам в войну обратно.

Ты, Елена,

отойди, смотреть на тебя больно…

 

Одиссей, стараясь не привлекать к себе внимания, уходит со сцены.

 

СТАСИМ

 

Корифей

Лётают стрелы туда-сюда,

за каждой летит беда,

удар каждой прям:

где сердце – он там,

где брызгает кровь-руда.

 

Не только ты цель,

и доблесть твоя

не вся – так стоять – толст, прям,

недвижим, горд – вот

грудь, руки, живот –

не худший стрелок и сам.

 

Кому убивать

не страшно, стрелять,

тот примет стрелу – вот так:

кровь – вон, тело – прах,

играетесь – швах –

вы о головах,

чтоб каждому проиграть.

 

СТРОФА 1

Великий муж, сгорбленный под громадой славы,

видишь, он ходит трудно,

он топчет, калечит землю?

Выстрели в него – и горя

горького обрушишь горы,

илионского и ахейского: всем опостылел сильный.

 

АНТИСТРОФА 1

Вертлявый плут, видишь, с оружьем бегает,

уворачивается от еще спокойных,

в туле лежащих стрел?

Выстрели в него – и долгой

войны прекратишь заботы,

по домам отпустишь всех собранных,

ахейских и илионских, кому опостылел слабый.

 

Корифей

Ахилл убивает Гектора,

носится со своей славой,

торгуется из-за тела,

выходит вперед из войска,

получает стрелу в прореху

доспеха – в любой твердыне

есть куда смерть уметить.

Слабые руки брали

лук, но хватило лёта

пернатой. Когда приходит

пора, то убийство будет

не тяжела работа

и не грех никакой убийство.

 

Парис, изумленный делом

собственных рук нетвердых,

становится сам на линию

быстрой и славной смерти:

в него Филоктет стреляет –

тяжолая рана, крови

потеряно много, умер,

а война продолжается.

 

Вдовствующая Елена –

ни грекам она, ни тевкрам

ненужная – ходит пО дому,

сшибает углы, тревожит

хриплым и пьяным голосом,

песнями город Трою,

хуже любой Кассандры,

надсадней поет, пророчит.

 

ЭПИЗОДИЙ 2

 

Покои Елены. На сцене появляется Вестник.

 

Вестник

Царица где?

 

Кормилица

Тебе чего?

 

Вестник

Готовьте ей

умыться и одеться. Ждет Приам ее.

 

Кормилица (бормочет себе под нос)

Что ж, дело наше рабье: нас зовут – идем,

кричат – бежим. Нам даже горе свежее

не довод, не защита – тянешь вдовую

и скорбную наверх, в палаты царские.

Там плачь, Елена, на виду, навыказ плачь,

чтоб видела Троада неподдельную

скорбь женщины по мужу. Уберем ее

в наряды неудобные, невзрачные –

пусть видят все, что делим с Троей горе мы…

 

Корифей

Подчеркнуть тоску – подведем глаза,

будто бы слеза вниз с них держит путь;

отбелить лицо мазь такая есть,

что и скорбь сама не бледней бледнит;

платье подберем, чтобы черен цвет;

из каменьев лишь алый лал-рубин;

чтоб прикрыть главу – плат, на нем цветы,

вышиты, сплелись – асфоделей цепь.

 

Вестник

Другие одеяния ей, брачные,

готовить надо.

 

Кормилица

Что?

 

Вестник

Готовься к свадьбе.

 

Кормилица

Нет.

 

Вестник

На стол мечи припас. Уж расстарайся, мать,

чтоб трезвых не осталось – хоть насильно лей,

пои вином всласть – злобы и вдрызг – мести их.

Не то припомнят ей, невесте, пир былой,

богатый, предвоенный да сравнят.

 

Кормилица

И что?

 

Вестник

Чей дом не оскудел, поля не занял враг,

родни не выбил лет стрел, в город пущенных?

Кто не калечен, не пленен, кто не погиб,

кто при своем остался из гостей былых?

Ломился стол тогда – кус черствый хлеба в соль

макаем нынче, сух он, горло в кровь дерет.

Одна она, невеста, как была: стройна,

сыта, довольна, в золотах, богатствах вся.

Тут могут и зарезать.

 

Кормилица

Защитит, я чай,

жених, млад муж жену.

 

Вестник

Не стал бы прежде всех

убийцей ей.

 

Кормилица

Да с кем же ложе брачное

готовит ей Троада? Кто нам будет муж?

 

Вестник

Он Приамид. Средь поросли воинственной

один, кто мог в бою сравниться с Гектором.

 

Кормилица

Неужто Деифоб?

 

Вестник

Он самый.

 

Кормилица

С Гектором

сравниться мог?! Но Гектор, лишь окончен бой,

в кругу семейном тих и скромен – этот же

груб, неотесан. Кто придумал страшный брак?

Накаркала Кассандра? Из ума Приам

от горя выживший решил так подло мстить?

 

Вестник

Старейшины решили.

 

Кормилица

Как же… Жены их –

трухлявые старухи добродетельные,

с обвислой плотью и глазами тухлыми…

Проклятье им, проклятье…

 

Вестник

Чем врагов сильней

мы сможем уязвить? Елена вдовствует –

и радостны они: Париса помнят смерть;

жена Елена – и ничто их подвиги,

удачи бесполезны.

Лаконское наследство не должно уйти

из рода Дарданидов. Пал один – другой

на его место тут же. Кто оспорит, нагл,

законность наших прав?

 

Кормилица

Опять политика,

престиж, расчеты, выгоды – всё так, всё так…

 

Хор

Ох, кого ты готовишь мне, мать Афродита, в мужья!

Груб он и нагл, ходит медведем,

силен, неуклюж, лохмат.

Ему б деревенщину,

чтоб пахла навозом, чтоб

дебела и тяжела,

растрепой ходила, колодой спала,

не знала твоих искусств,

притираний, зеркальц, любви.

Мать Афродита,

дай ему по заслугам,

меня же оборони, сохрани!

 

Вестник

Я в ваши слезы, стоны, причитания

не верю: есть обычай – перед свадьбой выть,

вот вы и расстарались, бабы глупые.

А сами рады, знаю я, радешеньки.

 

На сцене появляется Елена.

 

Елена

Рады, говоришь?

Пьяны, говоришь?

Из платья вон прыгнУ,

тело изогну,

благим голосом заголошу,

своих тут всех переполошу.

Как же ж,

свадьба ж.

 

Вдовью долю клясть

не устаю,

как бы только пасть,

думаю,

в теплую постель

белую –

кто ж возьмет меня не-

целую?

 

Надо оно мне,

опытной,

клятой, битой,

надо оно мне,

на чужой стороне

всяким сытой,

какие ни есть мои вольности

доныне

променять на брачные простЫни?

 

Как ни кичись, ни силься,

а войдет муж-муженек в спальню –

и вся я – его, вся – под,

истрепанная,

испробованная:

владыка он надо мной,

раз стала его женой,

раз клятвы ему дала,

раз ноженьки развела.

 

Униженная лежу,

спользованная,

споднизу на всё гляжу

былая гордая я.

 

Вестник

Госпожа…

 

Корифей

Девушки еще польстится могут

на благА обещанные – вдовам

ясно видно будущее женской

доли нашей – с нелюбимым мужем

лечь.

 

Елена

Да что за дело мне до этих

мелочей – с любимым, нелюбимым?

Всяких я испробовала, вкуса

сильно их не различая. Надо –

я, как Пасифая, как Европа,

с всяким белым лягу и двурогим.

Плоть моя бывала, будь во всяких

пялах-мялах – только ох тоскливо

сызнова!

 

СТРОФА 1

 

Как

нам такую свадьбу справить?

Ох, не к добру это все.

Стынет, болит мое сердце,

смотрю я вперед:

тёмно там, плохо там.

Смотрю –

какая Кассандра накаркает

то, что будет за этой свадьбой?

 

Кормилица подходит к Елене и приобнимает ее.

 

Кормилица

Так ли, дитятко,

тебя я отдавала в день великий, в первый раз?

Вся Греция тогда

сошлась, сплылась на свадьбу. Небо ясное:

Кронид раздул по облачку в края небес,

чтобы увидеть доченьку. Храм светел, бел

стоял перед тобой – ступай чиста, нежна

внутрь по ступеням, оглядись сквозь полумрак:

вон молодец жених, вон дрУжки, сватушки,

вон я стою – слез ток из глаз, их пристален,

пристрастен взор, но нет урона, пятнышка

ни на убранстве-платье, ни на личике.

Тих воздух, томен в храме, благовония

смолятся, жертвы мы несем от тучных стад –

их первенцев.

Да будет брак сей наш счастливым, праведным!

 

Корифей

Других, Кронид, оставь,

всех обдели, Кронид,

а нашей дай голубушке богатств-щедрот

чрезмерно даже.

 

Елена

И вот куда завел счастливый этот брак.

 

 

АНТИСТРОФА 1

Ох,

дальше будет хуже:

чувствую – наступают

черные дни,

ох черные.

Свадьба? Какая свадьба?

Гульбище похоронное,

по нам, б….м, поминальное –

вся растакая свадебка.

 

Елена

Ах как хочется, няня,

с дурехами разрыдаться,

пить с ними, голосить с ними,

выйти к алтарю, икая.

 

Корифей

Да, да, пей с нами.

 

Елена

А, и так уже пьяная.

 

Кормилица

Всё ничто, терпи, голубка,

надо выйти к Деифобу

гордо – пусть он видит ясно:

ты судьбой не тяготишься,

не бледна, не очи долу,

не боишься, не хлопочешь,

равнодушно и свободно

жениха берешь такого,

приобщаешь его к сонму.

 

Пусть он видит, муж твой новый:

ты не старишься в мытарствах,

годы бедствий протекают

над тобой легко, безвредно;

вновь Прекрасная Елена

посвежела в бедах смертных,

белизною убелилась,

красотою укрупнилась:

нет морщин, седин у сильной,

знать, не кровь бежит по жилам –

чистым полные ихором,

пламенеющим составом,

не дают тебе урона

претерпеть от лет бегущих.

 

Пусть любуется, боится,

цепенеет от восторга;

пусть млад муж, хоть глуп и груб он,

чувствует в тебе иные,

высшие людских, природы;

пусть боится тебя муж твой,

хладный страх пусть ощущает;

подчинится пусть Елене

Деифоб, воитель смелый;

на посылках у Прекрасной

растрясет свою спесь, гордость,

станет тихим и покорным.

 

 

Елена

Я так, няня, выйду к тевкрам

ласковой. Пьяна, свободна,

покачнусь перед Приамом,

изогнусь пред Деифобом:

вот я, тевкры, успевайте

быстрым зрением за мною

и быстрейшей жаркой мыслью

успевайте по следам вверх,

изумляйтесь красотою

да и стойте изумленно.

 

И не кровь – хмель ярый в жилах…

Я иду…

 

Покачнувшись, падает в кресло. Хор начинает обряжать Елену.

 

Кормилица

Есть обычай выть да плакать,

провожая дочь из дому.

Я в который раз, Елена,

по тебе лью эти слезы!

С каждым разом водянистей

горечь их, а будет время –

сладкое слижу я с дряблых

щек своих.

 

(Оборачивается в сторону хора.)

 

Ну а вы, родная свора,

свита подлая и злая,

что стоите, в пол глядите?

Иль забыли, что вам делать,

как плясать, какие песни

запевать? А ну за дело:

огласите воплем сцену,

пляской пол поколебите.

 

Корифей

Надо выть,

невестушку провожать,

слезыньки проливать,

рОдную пропивать.

Хоть нет слез, а слезы лей,

о ней, госпоже, о ней,

которой хитрей и злей

нет в мире каких людей.

Всё вертится вокруг ней,

мы вертимся всех первей.

 

Кормилица

Ну,

по-настоящему петь!

 

КОММОС

 

Начинается дикая, разухабистая пляска.

 

Корифей

Ах, не было горь-бед,

да все туточки:

девке замуж пора,

а вам всё шуточки.

Утешьте ее

да уберите ее

в огонь-рыжьё,

девичье пропойте житьё-бытьё.

 

Хор

А тешили ее, утешали

сорок тешильников,

сорок

шелков подавальщиков,

кос вязальщиков,

жемчУг вешальников.

 

Ты походи, погуляй,

краса-баса,

по саду, по палисаду,

нага, боса,

авось нагуляешь себе чего

плодного,

для того, кто придет за тобой ни с того-сего,

годного.

 

С всякими сегодня потрудись

в поту,

глаза их потешь о свою наготу,

всю возьми, прими их моготу –

как надысь

кувыркалась, вспомнишь на пиру, свету.

Так, пока свободна, – шасть в темноту!

 

А давали-подавали ей

зелена вина:

сколько влезет, рОдная, пей да лей,

до пья-, дО пьяна, до пьянА.

А

как бельма зальешь,

так сама пойдешь,

напоследок всё,

всё, что есть, отведешь,

тоску растрясешь,

душу пропьешь,

звезды с неба сведешь,

к мужу сама придешь

потрудиться с ним –

и хошь не хошь

огонь лют зажжешь.

 

Корифей

Мы честнО выдаем тебя с головой,

мы выдаем тебя такой, как ты есть, – такой,

как любили тебя семью семь мужей,

как гоняли тебя с семи мест взашей,

как видали тебя на шести мостах,

на шести мостах – продувных путях,

как считали в тебе по пяти красот

пятью чувства-, пальца-ми перечет,

как носило тебя на четрех ветрах,

как купали тебя в трех больших водах:

в воде мертвой и сразу в воде живой,

в воде третьей – по ней ты плыла – морской,

как ты двух пород – есть кровь, есть ихор, –

как один над тобою поет-причитает хор.

 

Елена

Муженек мой первенький,

тьфу на тебя,

старенький да верненький,

тьфу на тебя!

Муженек мой сильненький,

тьфу на тебя,

золотом обильненький,

тьфу на тебя!

Муженек мой мёртвенький,

тьфу на тебя,

клад в земельке черственькой,

тьфу на тебя!

Муженек мой следующий,

тьфу на тебя,

будущее не сведующий,

тьфу на тебя!

 

Хоревты зажигают факелы, а потом гасят их, пляска становится медленнее и степеннее.

 

Корифей

Кончены брачные торжества,

ночь вслед за ними долга, темна –

что говорить об этом?

Прошедшая к алтарю

чуть пригубила клятв,

едва ли больше – вина.

Теперь – жена.

 

Совершены положенные

для совершения брака дела.

Как теперь смотришься в зеркала,

Елена? Круги под глазами, синь,

устала, и стыдно плакать,

сидишь всё одна, придвинь

лицо к отраженью

и наблюдай себя.

То-то, спокойна, счастлива,

ничто не берет тебя.

 

Не понять, где нас, женщин, плоть

подведет и начнет подмахивать,

в каких таких обстоятельствах.

Мы слАбы, мать, ты да я,

этим живем и пользуемся:

раскормленная счастьем плоть

все испытанья выдержит,

везде ей светло, тепло.

 

ЭПОД

Стыд нам унять

долго ль успеть?

Будешь ты, мать,

будешь терпеть

плен над собой

хуже, чем здесь:

станет тоской

бывшая спесь,

и прикипишь

к тесным сетям,

мужу простишь

стыд и дитя,

сядешь, квашня,

зла, тяжела,

ликом страшна,

плоть оплыла,

ни красоты

и ни ума,

но не пусты

груди – сама

станешь беречь

мужа, предашь

норов свой, речь,

обиход наш.

 

СТРОФА 1

Темная доля – ах,

канула доля – швах,

где ё теперь сыскать?

С мужественною лежать

тля легла – доля страх

стыдная – липкий прах

девственности смывать

в черных водах – лей, мать.

 

АНТИСТРОФА 1

Была душа о крылах

многих, на высотах

мелькала душа – летать,

в небе свое хватать.

НабралА душа вес – взмах

не держит на воздухАх;

твое тело – землю мять

оно учится, умирать.

 

На сцене появляется мальчик, который начинает причесывать и одевать Елену.

 

Корифей

С рук – золотце червонное,

с ушка – сережки новые,

сник блеск дробимый, зыблемый

короной адамантовой:

тоскливо в свете утреннем

богатство бывшей полночи,

и тени углубляются,

синё лицо усталое.

 

Елена

Не то поете. Я спою.

 

Эй, мальчик, услужи-ка мне:

подай льняную тУнику,

колечки с лалом-камушком

нанизывай на пальчики,

запястья злато-серебро

на рученьки, на ноженьки

надень – сердечко нежное

богатством защити мое.

 

Эй, мальчик, ремесло твое

эрото-афродитино:

в шкатулках притирания,

хна в толстостенных баночках;

ты гребешком орудуешь,

взбиваешь пеной волосы –

ко мне ты ближе, мальчик мой,

чем все, кого робеешь зря.

 

Эх, мальчик, друг мой утренний,

раздеть меня – их вон толпа,

один ты друг мой искрений:

красот моих лелеемых,

забот моих невидимых

сподвижник, соучастник ты.

Мы вместе, вровень, делаем

Прекрасное – гневить богов.

 

Хор (на разные голоса)

Общая всем судьба –

не для Елены она.

То ли божеская суть так сказывается,

то ли впрямь судьбы переупрямила –

но и сквозь браки все, все замужества

непримиренной вышла,

свободной, похорошевшей.

 

Всё ей дадено, ничего не отнято.

 

ЭПИЗОДИЙ 3

 

Елена сидит в своих покоях, с нею разговаривает отвратительного вида нищий.

 

Хор (на разные голоса)

Похаживает к ней один.

Да кто он такой –

наш он или не наш?

Да вроде как свой,

знакомый.

Откуда он здесь,

в городе, где врагами

площадь кишмя кишит,

дворы плотно так набиты,

что не продыхнуть, толкнуться

от толп,

враждебных мне толп народных?

 

Кормилица

Всюду себе вода

входы-проходы выищет,

сквозь-насквозь просочится,

мало-мало проторит

тропки себе, дорожки –

так и мужчина к женщине

найдет путь, сама проделает

лазы к себе какие.

 

Корифей

Такие ли тут причины –

червонные интересы?

Нет, холодность ее, холодность

известна.

Играет другими Областями

духа, другими Областями

желаний – сильней, опасней.

 

Нищий

И сколько здесь осталось амазонок?

 

Елена

Всех –

полста не больше. Северных ворот они

твердыню охраняют.

 

Нищий

Остальные где?

 

Елена

Как только умерла Пентиселея

от страшных ран, так разбежалось ее войско,

остались только эти.

 

Нищий

Хорошо.

 

Елена

Всё меньше в Трое воинов.

 

Нищий

Всё меньше

их и у греков.

 

Елена

Скоро Агамемнон

с Приамом никого между собой

не выставят. Сойдутся – царский бой

увидят только птицы с высоты.

 

Нищий

Да женщины со стен…

 

Елена

А победитель

на меч свой рухнет.

 

Нищий

Кажется, всё так

и будет.

 

Елена

Никакие подкрепленья

к вам не плывут?

 

Нищий

Откуда?

 

Елена

Как один

безумец трижды всё испортить смог!

 

Корифей

Ахилл?

 

Елена

То гнев за Брисеиду замедляет

течение войны: он отдыхает

в тот самый жданный час, обетованный,

когда пришла пора, созрела Троя

для гибели, для смерти. Встал он мстить,

конечно же, силен и страшен, смел

сверх всякой нужной меры,

но было уже поздно – только Гектор,

а не весь род Приамов нам достался.

 

Корифей

Прославленная мелкая победа,

торг за труп

позорный, как нарочно чтоб Приама,

его людей, какие еще живы,

взбесить, заставить биться с новой силой.

 

Нищий

Ахилл великий воин был.

 

Елена (насмешливо)

Великий...

Великий воин побеждает – этот что?

Без толку его подвиги, без выгоды.

Вот мы договорились прекратить войну –

женить его на Поликсене. Сколько, как

юлили, унижались тевкры, эллины,

по пяди, по полпяди уступали и

обратно отторговывали. Лучшая

из дочерей Приама согласилась. Всё.

 

И он, казалось, рад был предстоящей

почетной свадьбе. Надо ж подстрелить

ему Троила было! Показалось,

что это зверь или засада там

в кустах.

 

Корифей

Как вспомню этот день, так прямо зло берет.

 

Елена

Ну ладно, что убил, с кем не бывает? Прячь

скорее лук, бери стрелу каленую,

да ею покорябай так меж ребрами,

чтоб рана не опасна, но заметно чтоб:

стреляли прямо в сердце, промахнулись чуть.

Ложись да голоси: "Убили! Где они,

убийцы? Убежали! Догоню! Убью!

Троил, мой мальчик, ты держись, не умирай!"

 

Но нет, дурак во всем сознался сам –

и снова завертелась, понеслась война,

и снова его подвиги, на день, на час

победу не приблизившие.

 

Корифей

Что еще

он сделал?

 

Елена

В следующий, в третий раз

подпортил он, когда Париса

мой Менелай поранил, победил.

 

Нищий

Тогда

мы расшатали мнения толпы, царя:

от ярости устали они.

 

Елена

Я уже

вещички собирала. Надо ж этому

герою влезть! Ударил, штурм устроил он

отчаянный и неудачный.

 

Корифей

Сам погиб

и нас обрек войне, дальнейшей гибели.

 

КОММОС

 

Хор (на разные голоса)

Ах, кровопийца!

Зла моего не хватает

на Ахиллеса,

несытого кровью.

 

В лицо бы вцепилась ногтями своими острыми я,

изогнутыми я.

Глаза выцарапала бы,

света его лишила бы,

тьмой его досыта, допьяна

напоила бы.

На тебе!

 

Я б растерзала его

всего,

я б разметала тело

бело

по клочкам, по клочочкам,

по маленьким по кусочкам.

Дело!

 

Мертв он теперь,

но мне и этого мало – ц

месть моя

и за смертью его преследует,

и за смертью его находит.

На тебе, тень Ахилла,

слово, что желчью каплет!

 

Елена

Он – демон,

он – чудище из поддонных.

Слышала я,

разное я,

старую старь историй.

 

Хор (на разные голоса)

Есть

лютый косарь,

сгоняющий тыщи тысяч

к Эребу.

Гуляет пока под небом,

нет покою живым.

Но,

делатель смерти,

сам не бессмертен он,

более других

жаден до славы и кратковечен.

 

Светлый бог,

бог стреловержец,

Феб

дохнул на стрелу,

летящую тихо, мимо,

дохнул на бессильную

кожу порвать, войти

с лёта войти

в плоть,

прободать сквозь кости –

и стрела обрела невиданные,

не бывшие прежде свойства.

 

Светлый бог загоняет тьму

в глубь земли.

 

И

служитель смерти падает мертвым

и

уходит к своим,

и

облегченный стон

издает больная земля,

его опуская во внутрь свою,

на ней настает благоденствие.

 

Елена

Насытится он в Эребе смертью –

подобным подобное

насытится; обопьется, шалый,

и там будет с оружьем шастать,

но уже безвредным:

тень тенью меча фехтует,

тень тенью меча достанет кого –

и взвоет от лютой злобы,

на бессилье свое пеняя.

 

Корифей

Тень его не развеется,

пока память о нем живая,

потому так старался

для многоразличной славы:

все мы, его проклинающие,

на пользу ему стараемся.

 

ЭПИЗОДИЙ 3 (продолжение)

 

Елена

Я потому сейчас в успех наш верящая,

что мертв Ахилл.

 

Нищий

Мы можем воевать теперь

спокойно до победы.

 

Елена

Только сил где взять?

 

Хор

Ходит малыми волнами

океан, поесть чтоб землю,

всю-то землю, без остатка,

до костей ее, и кости –

черны камни – в лоб шибает,

сбоку лижет, снизу топит,

накрывает пеной сверху.

И не жди, чтоб обессилел,

обсчитался чтоб волнами,

отвернулся от добычи, –

всю ее, упорный, сгложет,

в хрящ-песок ё измотает,

в глубь глубин своих упрячет.

 

Так и мы, с упорством дивным,

в страшном деле подвизаясь,

в деле долгом упражняясь,

обреченные победе, –

мы придем к твердыне Трои,

мы ударим в ее створы

раз за разом, тише, тише,

вновь сильнее (сил откуда

прибыло?), еще ударим,

будто нежное погладим,

будто острое царапнем,

даже будто сожалея

о нам обреченной Трое.

 

Елена

Греки, греки, рать морская,

всё б вам биться-убиваться,

смертью лютою стараться!

Ничего, не океан вы

бесконечный и бездонный –

вы толпа несильных, робких,

убывающая быстро.

Высохнет прибой ахейский,

солнце выжжет, время сгложет,

и ни памяти, ни пара –

нет ущерба сильной Трое.

 

Слушай, Греция, Ахайя!

Есть победы верный способ.

Он сокрыт в твоем грядущем,

он напитан злобой, ядом –

верен способ, темен способ.

Слушай, Греция, Ахайя,

дочь свою из плена тёмна!

 

Начинает говорить всё тише и тише, постепенно приближаясь к нищему.

 

Вот что тебе подскажу, скажу,

по-женски, по-вдовьему счастья наворожу:

есть одна не мужеского ума мысль

верная,

как повернуть, перевернуть войну, –

мысль черная.

 

Нищий

Как?

 

Елена

Ну, слушай.

 

Начинает что-то нашептывать ему на ухо.

 

Хор (на разные голоса)

Есть что-то такое женское

в недрАх, в бедрАх,

что от изначального зла, –

то,

что дает нам низость мыслить

о том,

до чего ни один не додумается

мужчина,

не доберется.

 

Ничего я не знаю

о светлом, о человеческом,

когда там клокочут крови,

а клокочут они по-разному,

не только ведь от любови.

 

Нищий в восторге смотрит на Елену.

 

Нищий

Этакой хитрости и я бы не смог придумать.

Надо ж такое подлое!

 

Елена

А согласись – толково.

 

Нищий

Ну голова!

 

Елена

Прекрасная.

 

Нищий

И остальное тоже.

 

Постельная сцена.

 

Хор

Так делается войны настоящая, темная, потайная работа:

ни тебе смерти, страха, ни подвигов до седьмого пота,

 

но тут осторожно, но там осторожно словцо, словцо,

подслушанное и переданное, меняют войны лицо.

 

Подспудные, незаметные усилия объявились,

облеклись всякой плотью, многократно, стократ усилясь.

 

Чернь войны – пехота и конники – шастают по полям,

чернь войны убиваются, ложатся то тут, то там.

 

Празднично им и весело за подвигом молодым

жизнь проводить ненужную и обращаться в дым.

 

Мы же иное делаем дело, иных высот

заслуживаем, взыскуем. Само в руки к нам идет

 

решение – хитрость хитрая, подлость подлая – для того,

чтоб мы победили, хитрые, чтоб мы победили, подлые, всяких до одного.

 

На сцене появляется Кассандра, которую безуспешно пытается не пустить Кормилица.

Елена встречает ее в досаде и некотором замешательстве.

Нищий как ни в чем ни бывало остается в углу сцены.

 

Кассандра

Думала ли я, что сюда вернуться

мне еще придется, когда прощалась

я с тобой, с невесткой, у гроба брата?

Но по-другому

 

брату породнились.

 

Елена

Зачем явилась?

Мне пророчить поздно, сама всё знаю.

 

Кассандра

Помнишь, как тогда, за три дня до смерти,

он мне поверил

 

и прислал просить? Он тебе свободу

возвращал любую: отправься к грекам,

хочешь – здесь останься, одна ли, с кем-то,

как пожелаешь…

 

Елена

Ты б ему сказала, раз дело знаешь:

смерти не избегнуть, меня оставив.

Что бы изменилось?

 

Кассандра

Мог выйти чистым

к Коре подземной.

 

Хор (на разные голоса)

Кто он там теперь, сын Приама верный?

Сын Гекубы нежный? Нет! Брат Кассандры,

Гектора, Троила? Нет!

 

Кассандра

Сшел бы к мертвым

наш, не Еленин.

 

Хор (на разные голоса)

Не отягощен ненавистным браком,

не опутан сетью сплошной измены,

в легкой чистой смерти почил бы.

 

 

 

Кассандра

Взял он

низкую долю.

 

Елена

Пророчишь о земном – тебя не слушают,

тогда

ты начинаешь громоздить нелепицы

о дальнем, о поддонном.

 

Кассандра

Я пришла к тебе

о здешнем, о земном сказать.

 

Елена

И что?

 

Кассандра

Оставь, прошу,

ты Деифоба, брата. Не пускай к себе.

 

Елена

Ты девственна, Кассандра…

 

Кассандра (перебивает)

Последняя надежда

для Трои Деифоб: стар царь Приам, другие

сыны Приама молоды и слабы.

Один

в рассвете сил и мужества.

Оставь

его в покое. Убеги, Елена.

 

Елена (насторожившись)

Ты знаешь как?

 

Кассандра

Найди лазейку, ход,

вниз кинься со стены к своим данаям.

 

Нищий

Хозяйка, не оставь нас.

 

Кассандра

Это кто?

 

Елена

Солдатик… так…

калека…

жертва греков…

и всей этой войны.

 

Нищий

Нас не оставь, хозяйка. Кто еще

поможет сирым нам, убогим нам,

когда покинешь город?

 

Кассандра

Пусть уходит –

расщедрюсь медью вам, а будет праздник –

подкину серебра. Вас не оставлю.

 

 

Елена

Она подкинет…

Она поможет вам…

А я…

А может, правда лучше мне

бежать?

 

(Обращается к Кассандре.)

 

Тебя не трогают данаи,

мор ради Хрисы помня, ты к любым

прибрежным храмам невозбранно ходишь,

и с небольшою свитой. Наряжусь

побогомольней – и дорогой шасть

в кусты, а там к своим…

 

Кассандра

Да-да, попробуй.

Тебя не выдам, выведу.

 

Елена (обращаясь к нищему)

Ну как?

Бежать мне с нею? А? Не выдаст?

 

Нищий (немного подумав)

Убеги.

 

(Делает знаки Елене.)

 

Она права: одна надежда есть

у нашей Трои – сильный Деифоб,

воитель, полководец. Только он

опасен предводителям ахеян –

Атридам, Одиссею. Только ты

ему опасна.

 

Кассандра

Слушай его, правду

он говорит. Солдат, он знает дело

и знает, кто опасен для солдата.

Оставь нам Деифоба – и спасешь

тем Илион святой.

 

Нищий

Погубишь греков.

 

(Снова делает знаки Елене.)

 

Не бойся, что узнают. В их одеждах –

широких, красных, жреческих – не то что

Елену не узнать, но, даже если

какой мужчина в очередь святую

затешется,

неузнанным пройдет

сквозь воротА, охраны.

 

Елена

Да?

 

Нищий (тихо)

Такого нам

еще полжизни шанса ждать.

 

Хор (на разные голоса, тихо)

Давай рискнем,

повезет – выведет его,

а пока он здесь,

мы сами как на острие ножа:

найдут его –

нас, что ли, пощадят?

А тут сама Кассандра

поспособствует нашему делу.

 

Кассандра

Ну, ты идешь?

 

Елена

Иду.

 

Пойдем, сестричка,

утречком яснень-ким,

пойдем помолимся

богам твоим дорогим.

 

Как накину я

покаянный плат,

кто узнает меня

без шелков и злат?

 

Нужное подсказало тебе

небо, способствующее нам:

молитва обращена к твоим,

а доходчива будет к нашим богам.

 

Кассандра (пытаясь за равнодушием скрыть большую радость)

Помнишь, говорила тебе, что снами

ночи напролет мучаюсь? Их много

на глаза наводит сын темной ночи.

Вижу: трояне

 

сами в город вносят беду – зверь мощный

рвется растоптать, рвет канаты, пышет

ненавистью жаркой, в нутре вскипели

черные смерти.

 

Корифей

Плохо ваше дело, раз нет Кассандре

собеседниц в доме, одна врагиня

слушает ее, стережет – запомнит

веское слово.

 

Кассандра

Связан Зверь с тобою, сестра Елена,

будто тебе служит, тобою взнуздан,

нет тебя – недвижим, с тобой – несется

вихрем на Трою.

 

На сцене начинается суета. Собирают вещи.

 

Кормилица

Собирайся,

укутайся,

покровов, мехов накинь –

кто

в кулеме-то этакой

Елену мою узнает?

 

Кассандра (нищему)

Ну а ты, солдат, заходи, расскажешь,

как старался в битвах. Вина дам, хлеба,

за честнЫе раны воздастся.

 

Нищий

Буду.

 

Кассандра (Елене)

Утром выходим.

 

КОММОС

 

1-й хоревт

Волком ходит по родной земле,

волчьего бога она слуга;

тенью бродит гиблой в кремле,

развевается за нею тоска-туга;

дальние дали охватывает,

вблизь не видит, тыкается в углы,

народ глядит на нее, похохатывает:

что ж она бельма, сука, закатывает,

будто правда будущее охватывает?

Пророчит, что ли? Да мы нелюбопытны и злы…

 

2-й хоревт

Наше знание будущего, от чего оно?

От неуверенности в настоящем,

от сегодняшней,

всегдашней,

мертвящей,

теснящей,

болящей виски тоски,

от недоверия к происходящим

событиям всем вокруг, обстоящим.

Нет ничего, кроме будущего,

и так получилось, что мы за него в ответе.

 

3-й хоревт

Господи,

оставь нас в нашем неведении,

в нашем неверии,

оставь нас нашей тоске.

Нам и легче одним,

нам и лучше одним,

не трогай нас знанием своим,

отпусти погулять до смерти.

 

4-й хоревт

В чистом неверии,

в легкой, светлой тоске

проживем свою жизнь,

свободны и беспорочны,

не тронуты домогательствами всевышних,

не развращены

надеждами на их попустительство.

Мы смешны в своей чистоте,

мы унылы в своем геройстве.

 

5-й хоревт

Боги-то наши хуже весьма людей,

злокозненнее,

бессмертная ненависть их

преследует нас, не отпускает нас.

Страсти, что в них бушуют,

похоть до нас

мора любого страшней,

болезни внутренней.

 

6-й хоревт

Дафна бежала,

где пробегала –

лавр шелестит листвой.

Ниобея стояла,

камень рожала,

камнем стала сама собой.

Марсий играл,

кожу снимал,

ветер ею трепал большой.

Кассандра стоит,

слова говорит,

и каждое – камень немой.

 

7-й хоревт

Аполлон, не сложилась что наша связь –

не твоя вина, не моя.

А могло ль быть иначе? Нет, мы богам,

не обязанные ничем,

пророчим. Надо ли нам чего,

кроме немного ума,

чтобы видеть, куда она идет, страна –

в бездну бездн, шаг да шаг – сама?

Косноязычием твоим горда, Аполлон,

жестоковыйностью своею горда.

 

8-й хоревт

Господи,

когда я скоро умру –

а смерть моя будет страшна, –

Господи,

я приду к тебе в светлый рай,

хочешь – буду тебе жена;

только здесь, на земле,

проклятье свое

не отведи от меня:

без этого знания я не своя,

хоть устала, его кляня.

А так я что?

Без него я кто?

Дочь царская, серая мышь.

Я жизнь и дар

проклинаю всегда,

но ты меня не расслышь.

 

9-й хоревт

Единственное, что мы знаем, – время.

Пространство дано другим:

а кому-то высоты, а кому-то глубины,

дальние дали – и здесь кому-то.

Мы же заняты временем,

теченьем его, делами,

мы наполняем его собственными словами.

Так, изучая, приручая его,

усваивая его естество,

мы, каждый, становимся странное существо.

Так вот почему нас не понимают деятели пространства.

 

10-й хоревт

С верблюжьей грацией, шаг да шаг,

горбата вдвойне бедой,

куда ее тащишь? К себе домой.

А надо ли – шаг да шаг?

Ах, надо, надо, моей страной

заслужено – шаг да шаг –

опустошиться большой войной,

окончиться – шаг да шаг –

за все ее подлости – шаг да шаг –

за весь ее нрав и строй,

за то, что сама она – шаг да шаг –

грезила: в бой да в бой.

Да все такие (само собой!),

все к гибели шаг да шаг,

не мне забота – стране чужой –

нести это шаг да шаг.

 

11-й хоревт

Как

плывет рыба-щука в глуботе,

летит птица-сокол в высоте,

свистит ветер в поле, в широте,

растет зерно в почве, в темноте –

так

слова твои стихнут в глухоте,

дела твои канут в пустоте,

мысль явится в сраме-наготе,

во времена плохИ тебе, не те.

 

12-й хоревт

Из келейки твоей да в горницу,

из горницы да во двор,

со двора да в ворота,

из ворот во поле широко,

а по полю босиком, бегом,

до самого до края земли,

где стоймя стоят яблоневые сады, –

туда иди-бреди,

там встань – заголоси,

там встань – веры себе испроси,

чтоб слово осталось твое

твердое,

собою изменило бытиё

мертвое,

оживило его,

объявило его.

 

Кассандра

Дар отпускает. Чудной пустоты

в груди, во лбу приятно ощущенье

и холодит. Снов, слов провисли цепи,

долг выплачен, отходит Аполлон,

прекрасный, равнодушный. Прощевай,

касатик-бог. Нам не слюбиться было

никак, и покарал ты, как умел:

своими завалил благами деву,

благ божьих недостойную. Вот мне

последние видения даны

отчетливо: бог правды не скрывает.

Я вижу гибель Трои, поступь Зверя,

вступающего в город, но теперь

я успеваю, вывожу Елену

из града вон, спасаю брата, весь

свят-Илион. Прощаясь, светлый бог

простил меня, воспользоваться знаньем

позволил. А закончится война –

я выйду замуж, нарожу детей,

не вспомню никогда в больном мозгу

теснящихся видений. Близость бога

я больше не почувствую, мне хватит.

Таким я вижу будущее, так

пророчествую я в последний раз.

 

ЭПИЗОДИЙ 4

 

Кормилица

А может быть, не надо, сами пусть они,

мужчины, кто кого решают? Хитростью

когда могла помочь, то всё ты делала,

что надо грекам. Нынче-то не хитрости

нужны. Он напролом прет, Деифоб твой, как

его ты остановишь? Не успеет яд,

веревки он порвет, и не связать его,

огромного такого.

 

Елена

Няня, думаю.

 

Кормилица

Ножом? Ты – не сумеешь, всей толпою мы

навалимся – он раскидает, сильный, нас

кого куда, мы разлетимся, -ляжемся,

калеченные кто, а кто и мертвые.

 

Елена

Есть, няня, мои способы.

 

Кормилица

Как знаешь.

 

Елена

Я

возьму все его силы, выжму, выдою

сух-насухо.

 

Корифей

Чтоб вял, чтоб слаб.

 

Елена

Оружие

оставит, снимет – спрячу я оружие.

Я время отниму для боя, вылазки,

отпора.

 

Корифей

Когда хватится, то поздно уж:

то малое, что можно было удержать мечом,

распространилось на весь Город.

 

Хор

Выросло

во всю страну, заполонило, хлынуло.

 

Елена

Слух обману его: вокруг дворца лязг, хруст,

а он услышит, страстью стыдной занятый,

те шепоты и стоны, что в его руках

издам, жена.

 

Кормилица

Горит огонь, лизнет огонь,

пройдется языком вертлявым по стенАм дворца,

тогда почует он…

 

Елена

Что пышет жар такой

в объятиях, соитиях; не с улицы

несет дымком, но мы схлестнулись сродными

своими пламенами.

 

Кормилица

Дверь шатается,

качаются две вереи, ломаются –

и к вам толпа… Тогда очнется.

 

Елена

Не убьет:

я извернусь,

я посмеюсь в глаза ему,

предательство всё расскажу, как было. Он

к мечу – где меч его,

копье где,

щит где, испещренный бранными

картинами?

 

Корифей

С какими не похож его

последний будет

бранный день,

бесславный день!

 

Кормилица

И безоружный он опасен.

 

Корифей

Но ему уже

не до Елены.

 

Елена

Вот

по спальне мечется, одежду ищет –

и ее

припрятала лукавая жена.

Иди, давай воюй

в своем исподнем мятом.

Как представлю я

вид его глупый, жалкий, смех берет меня.

 

Кормилица

Опасно. Как смеяться? Смерть-то рядышком.

 

Корифей

Пусть рядом, не про нас.

 

Елена

Уж коль я подрядилась послужить стране,

Ахайе милой, так я с удовольствием

служить ей буду, развлекаться службою

и ублажаться ею.

 

Кормилица

Верю, сделаешь

победу для ахеян.

 

Хор (на разные голоса)

А может, и нам

грекам помочь,

плоть потешить

двумя огнями:

похоть один,

смертью зовут второй?

 

Иди ко мне, милый,

в моих-то объятьях

легче

смерть повстречать

в виде вовсе не героическом.

 

Телом послужим,

белым послужим Родине.

Ах, никогда

рядом такой

я полноты

чувствований

не предполагала,

не претерпевала,

не ею одаривала.

 

В общей победе

наше-то вот

так соучастие.

Бабий черед

бой воевать,

мы его

выдержим.

 

Кормилица

И радостно и страшно: ждали сколько мы –

и вот она, победа. Близко, вот она.

Но бой ночной, превратность его – всё лежит,

все судьбы на весах. А вдруг неверный шаг

весы перевернет; а вдруг в пылу-чаду

победы победитель не узнает нас

и ткнет мечом, услышав – столько лет прошло! –

наш варварский акцент; а вдруг какой-то тевкр,

обложенный и загнанный, израненный,

ворвется в эту горницу, нас перебьет?

 

Хор (на разные голоса)

Страшно-то как, тёмно-то как, свету бы мне.

Что будет, что? В жарком бою, в городе, тут,

близко-то как! В этот-то раз мы на войне

не за стеной, не со стены. Эти убьют?

те в грудь копьем? свои свою? враги меня?

первый кто? Бей! Среди таких разных бегу

близких смертей: справа стрела, слева огня

всполох ожжет – до дня дожить я не смогу,

кто-то убьет.

 

Елена

Смерть в бою за Отчизну

приятна и не страшна,

смерть в победном бою –

это к славе дорога верная.

Приободрись, подруга,

накрасься, чтобы Харон

выронил свои весла,

увидев тебя, прелестницу.

 

Шум за сценой.

 

 

Приободрись, подруга,

вот уже начинается.

 

Вбегает Кассандра.

 

Кассандра

Где Деифоб?

 

Кормилица

Нет его здесь.

 

Кассандра

А вы собирайтесь: там

греки ушли,

берег тих, чист,

всех нас зовет

к морю Приам,

весь народ там.

 

Елена

Вдаль поглядеть,

платком помахать

царь нас зовет

грекам самим,

их кораблям?

Что ж, мы пойдем.

Кто различит

сквозь моря мглу

лица родных;

кто подтвердит

зреньем царю:

все они там?

 

Кассандра (оторопело)

Ты здесь?

Ты как?

Елена?

Кто ж там

вместе со мною ходил,

вбок отбежал,

кто

скрылся вдали,

вывела я кого

из крепости?

 

Елена

Я того

не знаю,

о чем, сестра,

ты говоришь сейчас.

 

Кассандра

Вот оно – то…

Ты меня, Феб…

 

Елена

Пойдем-ка, сестра, на берег,

посмотрим, что там творится.

Пойдем-ка, сестра, на берег –

зрелище успокоит,

и убедит нас зрелище,

что наступает будущее.

Увидишь ты то, что ведала,

увижу я то, что сделала.

Пойдем-ка, сестра, на берег,

свободный так ненадолго,

готовый для новых бурь, волн.

 

(Обращается к хору.)

 

Все идите за нами.

 

Все уходят со сцены.

 

ЭКСОД

 

Хор

Девушки, милые,

Из дому, Из дворца

к морю широкому,

к бездне его блескучей,

чаше его горючей

выйдем, пойдем,

ноженьки разомнем.

 

Что-то увидим там

принесенное по волнам

широким? Какой-то вид

сердце расшевелит

греческое в груди?

Что-то, что впереди?

 

Корифей

Среди хлОпот и криков

радостных – черный лед

тяжеле, хладней на сердце:

наш скоро, их черед

собою покрыть мать-землю,

покрыться землею всей?

Ах, как поют заливисто

о гибели о своей,

называя ее победой.

Не покажи им страх

сковывающий, расшатывающий,

давящий. Трое прях

отложили мотки, всю пряжу,

ножницы: скоро в шесть

рук труд – в нем раскромсают

всякую нашу шерсть.

 

Хор (на разные голоса)

Жуткая жуть,

но и радостно:

вот она

решится сейчас, война,

здесь вся.

 

Дыхание затаи,

стоны уйми свои.

Жди.

Не высовывайся,

не привлекай внимание.

 

Радости

не выдай,

нетерпения

не выдавай,

но дО крови, дОбела

кулачки сжимай –

пусть повезет нашим.

 

Сквозь доски взгляд,

в лоб и в упор,

не отвести,

но отвернись,

в море гляди,

своих не

выдай.

 

Вот

сейчас

Кронид отмыкает замки

хранилищ своих,

вытаскивает весы,

жребии помещает.

Чей вверх?

Замерло время.

Наш вверх!

 

Ходят они, враги,

снуют,

не знают, что всё решено, –

мы знаем.

Видят разную жизнь вокруг –

мы смерть их видим,

радостью радуемся:

наш день!