Барби
Город кутался в туман, как в одеяло от осеннего
холода, от ноющих бесконечно куда-то мчащихся
машин, сирен и назойливого шума что-то бубнящих
в телефоны пешеходов, ёжившиеся от иголок прохлады
ранней Осени.
Осень ещё была почти не заметна. Она была
в одежде, пока ещё такой разнобойной и забавной.
Время одевать шарфы не пришло, но куртки уже прикрывали
выкрашенные солнцем и тату руки, босоножки сменились на
кроссовки, и стиль casual перемалывался и перемешивался
в толпе той серостью, которая свойственна большим
городам.
Мастера знали все и в тоже время не узнавал
никто, он был классиком где-то там, на страницах
книг и справочников. Мастера не должны ходить
по улицам. Они просто «есть».
А он шёл. Он не был стар, был скорее просто
несколько уставшим. Уставшим
от однообразия и суеты, и просто от жизни.
Кто говорит, что хочет жить вечно? Он всегда
хотел их спрашивать — а насколько вечно?
Он просто шёл. Смотрел на людей. Это так
забавно - смотреть на людей.
Вот парень что-то рассказывающий
девчонке, так убедительно страстно, он даже кажется
верит в то, что говорит, да и она тоже. Она просто
смотрит и не отводит глаз. Вон две провинциалки,
едва идущие на высоких каблуках. Они очаровывают
Город собою. Во все глаза смотрят, вдыхают его отраву.
Вот две девчушки с мамой за витриной детского
магазина, плачут и тянут руки к таким очаровательным
Барби. Как же можно уйти, и не взять эти сногсшибательные
коробки с собой?
Мастер шагнул в магазин. Уже на выходе обратился
к миловидной маме и произнёс — мадам, у
нас сегодня акция - юбилейному посетителю подарок
на выбор! Пожалуйста, мы будем искренне рады сделать
его вашим девочкам! Женщина вспыхнула. Они не жили в достатке.
Они никогда не жили в достатке. Но то она, а детей
ей было до слез жалко. Она не могла купить им этих кукол.
Мастер достал с полки две коробки. Девчонки
прильнули к ним, они просто светились от счастья
и наперебой показывали друг другу.
Он незаметно оплатил покупки. И тоже вышел из
магазина. Ему показалось, это утро было каким-то иным.
Туман уже рассеялся. Город все также бежал.
Бежал вперёд.
В своей вечности и одиночестве...
