Предание о Серафиме Саровском-5
ПРЕДАНИЕ О СЕРАФИМЕ САРОВСКОМ
Роман в стихах
ГОРЕТЬ ДУШОЮ ДО УТРА…
(Глава третья)
Настало время постриженья.
Шла к цели молодая жизнь.
А для Пахомия мученья
В духовном смысле начались.
Для инока какое имя
Святой отец не подбирал,
Оно значеньями своими
Не подходило. Инок мал,
Да вера у него такая,
Что Царства Божия она,
Дворцов великолепных рая
Достойна… Дивная страна…
В ней ангелы… А между ними,
Наичистейшее звено,
Возвышенные Серафимы…
Пред Богом первое оно…
Вот имя иноку!.. Конечно,
Оно других превыше всех.
Но верой искренней, сердечной
Поборет он сомненье, грех
Земных стремлений и потех. —
Так настоятель думал. Впрочем,
Саровский инок молодой
Отнёсся к этому не очень,
Чтоб с пониманьем и душой.
Он после пострига подходит
К Иосифу и перед ним
Сомненьем делится своим:
«Отец! На что это походит?
Какой я, право, Серафим!
Во мне грехов, как рыбы в море».
А тот в ответ: «Уразумей.
Тут, право, никакого горя.
Он настоятель. С ним не спорят.
Ему, конечно же, видней».
* * *
Иеродьякона такого
Саров пока ещё не знал.
У Серафима, что ни слово,
То воплощённый идеал.
И если Божии реченья
На службах он произносил,
То было столько в них свеченья,
И столько благодатных сил,
Что сердце млело от восторга,
Воспринимая всё вокруг,
Как будто солнце в час восхода
Лучисто засияет вдруг.
Пахомий, да и все другие
Любили вместе с ним служить
По воскресеньям литургии.
Удачней не могло и быть.
Но как-то промах приключился.
Иеродьякон на амвон
Ступил, уже приноровился
Читать молитву, — только он,
Забыв слова, остановился,
И то ли возглас, то ли стон
Монахи в храме услыхали.
В момент дьячок и пономарь
Под локти Серафима взяли
И отвели его в алтарь.
Уж литургия отзвучала,
Давно монахи разошлись.
А он сидел. Как будто жизнь
Ушла. Её как не бывало.
Вновь за пустынника молись,
Как в дни былые, настоятель!
И на коленях перед ним
Пахомий шепчет: «Мой Создатель!
Как бы опять наш Серафим
Не занемог». Но вдруг очнулся
Иеродьякон: «Ах, отец!
Не думай, что я сбился с курса
И что я больше не пловец.
Я нынче увидал такое,
Что после этого, как знать,
Быть может, прежнего покоя
До самой смерти мне не знать.
Необъяснимое сиянье
Вдруг переполнило придел.
Церковное исчезло зданье,
Лишь дивный хор небесный пел.
И вот при всей почётной свите
От наших западных ворот
Идёт по воздуху Спаситель,
Как шёл по кручам бурных вод.
Благословил нас всех, прекрасный
Душой, и телом, и лицом,
И в образ свой иконостасный
Вошёл, как люди входят в дом.
Я раньше ангельское пенье
Здесь слышал. Видно, неспроста.
А нынче новое явленье —
Живого Господа Христа…»
Пахомий с трепетом великим
Внимал признанью чернеца.
Потом сказал, светлея ликом:
«Об этом помни до конца.
Но больше никому ни слова.
Что было — только лишь для нас» …
Он в этот день родился снова.
Уже, считайте, в пятый раз.
* * *
И в сане иеромонаха
Он оставался сам собой.
Без сожаления и страха
Он душу возносил на плаху,
С грехами вёл смертельный бой.
Казалось, всё по монастырским
Вершилось нормам. Чуть рассвет
По кронам пробегал остылым,
А сна уж и в помине нет.
Насельник начинал молиться,
Потом спешил на службу в храм,
И вновь старался удалиться
К своим молитвенным трудам.
И вряд ли кто-то в Божьем доме
В те вечера предполагал,
Что он обитель покидал.
И лишь Иосиф да Пахомий
Об этом знали. Покрывал
Округу сумрак. И в чащобы
Спешил пустынник, чтобы там
Быть в одиночестве и чтобы
Отдать всего себя словам,
Чистосердечным просьбам к Богу
Грехи бессчётные простить,
Вести тропой к Его порогу
И к вечной жизни приобщить.
Как хорошо в тиши молиться,
Гореть душою до утра!
Но вот уже рассвет струится,
И в монастырь идти пора.
