РУССКИЙ ПРЕДАТЕЛЬ И НЕМЕЦКИЙ ФАШИСТ
"Страшись не численность врагов, а их единства."
Поговорка.
(Воспоминания из прошлого)
Немецкие войска зашли в Керчь. Мне шесть лет. По лицам старших понимаю, что им очень страшно. Из-за своего возраста я не могу понять всей трагедии случившегося. Наша семья - это моя мама, её родная сестра и бабушка. Живём мы в доме 38 по улице Свердлова. Во время войны все старались жить общинами, соединяясь семьями. Видимо, не так казалось страшно. В доме № 1 по улице Ленина проживали наши дальние родственники Гурмановы, дед Шура и баба Маня. Нами принимается решение перейти к ним жить. На разведку пускают меня с бабушкой, надеясь на то, что немцы не тронут старуху и малого пацана. Бабушка за руку тянет меня по улице Свердлова, а затем по центру города. Я едва поспеваю за ней. Мне больше интересно, чем страшно. А у бабушки дрожат руки. Она беспрестанно тихо шепчет молитву. В городе стоят разрушенные дома, а на улицах разная разбитая военная техника. Полная тишина.Только из центра города доносится непрерывная стрельба. Это немцы из всех видов стрелкового оружия палят по памятнику вождя международного пролетариата Ленину. Памятник стоял на том же месте, где стоит и сейчас. Для меня он был любимым дедушкой Лениным. К этому приучила мама, будучи комсомолкой. Пожалуй, он был дороже бабушки Акулины. В то время все дети так воспитывались с малолетства. Над моей кроватью висел портрет Ленина в детстве. Я засыпал и просыпался под этим портретом. Сейчас я вижу, как от моего любимого дедушки из мрамора отскакивают пули, отчего во все стороны разлетаются мелкие кусочки памятника. Бабушка строгим голосом требует, чтобы я не смотрел в ту сторону. Для меня, ребёнка, это значит, что надо обязательно посмотреть. За памятником находится небольшой скверик. На нём растут низкорослые, со скрюченными ветвями, странные деревья. Некоторые из них дожили до нынешнего времени. Они всё такого же роста. Я увидел повешенных на этих деревьях людей. Их ноги касались земли, они почти что стояли на коленях. На груди несчастных висят какие-то таблички. Мне делается очень страшно от впервые увиденного жуткого зрелища. К удивлению, немцы на нас никакого внимания не обращают. Победители были заняты развлечением.
И вот мы у Гурмановых. Бабушка им рассказывает обо всём виденном по дороге. Её рассказ произвёл на слушателей нехорошее впечатление. Проходит какое-то время, когда к Гурмановым приходят мама с сестрой, которая на несколько лет моложе её. Я несказанно рад, что снова с мамой. Взрослыми обсуждается создавшееся положение. Решили жить все вместе. Из нашей квартиры перетащили самый необходимый скарб. После всех волнений к вечеру понемногу все успокаиваются. На улицу лишний раз никто не выходит. Немцы, которых очень боялись, к нам ещё не приходили. "Слава Богу, - говорит мама, всё обошлось." Но тут с треском распахивается дверь, и на пороге появляется сосед Гурмановых. У него нет ноги, потому он на костылях. Вслед за ним заходит немец. На нём грозная чёрная форма. Позже мне стало известно, что такую форму в немецкой армии носили военные специальных карательных войск.
У соседа злые глаза горят недобрым огоньком. Вид его страшнее немецкого офицера. Сосед поднимает костыль и им начинает тыкать в каждого из нас. Меня он назвал октябрёнком, маму и тётку комсомолками, а деда Шуру чекистом. Он, действительно, до войны в НКВД работал кинологом, т.е. собаководом. Как оказалось, немец немного разговаривал на русском языке. С трудом, но можно было его понять. Немец улыбается, довольно хлопает по плечу соседа и повторяет несколько раз неведомое для меня слово "гуд." Затем немец объявляет, что завтра утром мы все будем повешены на электрических столбах, на улице Ленина. Он грозно потребовал находиться всё время в квартире, не покидая её. После этого фашист быстро уходит. Вслед за ним, не спеша, постукивая костылями, выходит с довольной кривой улыбкой сосед. Нас всех сковывает страх. Взрослые начинают плакать. Я так же не удерживаюсь от слёз, и плачу громче всех, потому что я уже видел повешенных. Стали спорить: бежать ли из квартиры, пытаясь спастись от казни. Переживали, что немцы во дворе сделали засаду, чтобы не дать нам возможности спастись. Боялись и бдительности соседа. И всё-таки глубокой ночью, ничего не взяв с собой, совершаем рискованный побег, окончившийся благополучно. Теперь все стали жить у нас, на улице Свердлова. Мы остались живы.
Прошло много лет. В Казахстане родился мой дальний родственник, внук бабы Мани и деда Шуры, Петя Чекиров. Его родители после войны по сталинскому приказу были высланы из Керчи. Дядя Женя, отец Пети, был греком. Потому его с русской женой и первым ребёнком, моим ровесником, отправили насильно в Казахстан. Кстати, дядя Женя ни одного дня не работал при немцах. На жизнь он зарабатывал починкой часов. Он был хорошим часовым мастером. Петя от своей мамы узнал о предателе, который чуть не погубил его дедушку и бабушку. Он приехал в Керчь и принял все меры, чтобы разыскать следы доносчика. По архивам, к которым он был допущен, удалось узнать, что русский Каин бежал вместе с немцами. Дальше следы затерялись. А я часто думаю о том, как было хорошо, если бы можно было найти пришедшего к нам с русским предателем немецкого эсэсовца, чтобы низко поклониться ему в пояс, или его могиле. Будучи взрослым, я часто вспоминал тот страшный случай. Я понял, что эсэсовец специально дал время, чтобы мы могли удрать, что мы и сделали. Почему он так поступил? Может быть, он не любил предателей, а, может быть, просто пожалел нас, или был порядочным человеком, но в силу каких-то обстоятельств надел форму карателя. Об этом мы не узнаем никогда. Но можно твёрдо сказать, что у него была совесть. Будто о нём сказал польский писатель Станислав Лец: "Совесть у него чистая. Не бывшая в употреблении." А я ему посвятил этот рассказ. Скорее всего, этого человека давно нет на земле. И если это так, то, как говорят: "Царствие ему небесное."
