Ребята, это ведь неплохо?
Ушёл от нас Кобзон навечно,
Он был певец и гражданин.
Он тоже человек, конечно,
Но он такой средь нас один...
Ушёл из жизни наш Кобзон
И с ним ушла его эпоха...
Неравнодушным быть, как он,
Ребята, это ведь неплохо?
Общество ИнтервьюНорд-Ост: 10 лет со дня трагедии
Иосиф Кобзон о годовщине «Норд-Оста»: «Я им говорю - ребята, что ж вы так меня испугались, автоматы наставили?»
Александр ГАМОВ
GAMOV1
Легендарный певец рассказал, как 10 лет назад вел переговоры с террористами во время захвата «Норд-Оста» [видео]
23.10.12 11:00143
Октябрь 2002-го, Иосиф Кобзон направляется в здание на переговоры с террористами.
Фото:
Анатолий ЖДАНОВ
10 лет назад, 23 октября 2002 года, банда террористов Мовсара Бараева захватила заложников (всего до 700 человек) в Театральном центре на Дубровке во время представления мюзикла "Норд-Ост". Драма продолжалась трое суток. В ночь на 26 октября спецоперация, в ходе которой был применен усыпляющий газ, завершилась. К сожалению, 129 заложников погибли...
Эти трагические события мы вспоминаем вместе с Иосифом Кобзоном, который тогда оказался в эпицентре трагических событий.
«Побрился и поехал на Дубровку»
- Иосиф Давыдович, как так случилось, что вы первым вступили в переговоры с бандитами? И даже вывели из Театрального центра женщину и детей... Почему именно Кобзон?
- Да нет, меня никто не заставлял это делать. С пионерского возраста это мое внутреннее состояние - быть впереди. Даже в драке на улице я всегда был заводилой.
Дело же было ночью. Я уже, так сказать, рассупонился... И вот вдруг по телевидению - экстренное сообщение. Как это так? В центре Москвы - театр, спектакль, женщины, дети... И террористы захватывают этих зрителей. А я - председатель комитета по культуре в Госдуме. Я моментально вскочил. Я не спрашивал разрешения и совета у своей любимой жены. Как сейчас помню, почему-то побрился, как обычно, оделся. И бросился туда...
- И бандиты вас сразу же пропустили в Театральный комплекс?
- Сразу... Ну, кто-то может сказать, что Кобзон безумный… Неправда, я абсолютно нормальный. Так же, как и многие другие, я испытываю чувство страха. Но первая мысль тогда была: я должен быть рядом с теми, кому плохо. Когда испытываешь невероятное чувство причастности к людям, попавшим в беду, - с ними рядом ничего не страшно.
- Но здесь же вам пришлось, прежде всего, лицом к лицу с боевиками столкнуться.
- А вот тут я вам должен сказать, что никакого моего героизма нет. Я не кокетничаю. Есть определенное отношение – ну-ка, ну-ка, сейчас узнаем, кто из нас кто... Но тогда, во-первых, у нас не было опыта борьбы с террористами в стране – это раз. Второе – у нас не было опыта ведения переговоров с террористами. Никто не знал, как с ними разговаривать. Был печальный опыт разговора Черномырдина и Басаева, который привел к печальным же результатам…
«Как вы можете сидеть перед аксакалом?»
- И как же Кобзон разговаривал с террористами?
- Я вошел - стою. Бандиты - все в масках. Один сидит в кресле.
- Мовсар Бараев?
- Нет - Абу-Бакар. Он так назвался. А по бокам - другие, с направленными на меня автоматами. Я им говорю: «Ребята, что ж вы так меня испугались, что ж вы на меня автоматы наставили? Я же пришел к вам без оружия»... И распахнул пальто, и пиджак. Абу-Бакар говорит: «Опустите автоматы». Они опустили.
Говорю: «Да, а я думал, что пришел к чеченцам». Они: «А мы чеченцы». «Нет, вы не чеченцы. Вы знаете, - говорю, - о том, что я заслуженный артист Чечено-Ингушской ССР? Ваши родители меня знают». - «И мы знаем». Я говорю: «Как же вы, вайнахи, можете сидеть, когда к вам вошел аксакал?» Он - Абу-Бакар - вскочил, как будто его пружиной подбросило: «Вы что, пришли нас воспитывать?» Я говорю: «А почему бы и нет, пока родителей нет, можно и повоспитывать вас, чтобы не забывали о своих традициях, я их уважаю и вы должны их уважать».
- А потом - как вам удалось уговорить их отпустить детей?
- Я просто им сказал: «Ребята, вот вы пришли сюда – уже весь мир знает об этом. Вы выполнили свое предназначение, кто-то вас послал, кому-то вы это пообещали – вы это сделали. Но здесь же сидят женщины. Настоящие чеченцы с женщинами не воюют». Они говорят: Но вы ж с нашими женщинами воюете?» Я говорю: «Не мы воюем, война воюет. А те люди, которые пришли с детьми на спектакль, они не воюют – это мирные люди, которых вы захватили».
«Что вы хотите?» - спрашивают. Я говорю: «Дайте мне хотя бы детей. Из уважения ко мне». Абу-Бакар говорит: «Выведи ему самых маленьких».
И вот мне вывели троих девочек. А потом одна уткнулась в меня: «Там мама». Я говорю: «Абу-Бакар, зачем тебе мама без детей, а мне дети без мамы?» Он улыбается: «Да, чувствуется, что вы непростой человек». Я говорю: «Конечно». Он сказал: «Выведите им мать». И вот вывели женщину. (Любовь Корнилову. - А.Г.)
Я думал, что она бросится ко мне, к детям с рыданиями... Ни фига! Опухшая, бледная, глаза красные, - она бросилась к Абу- Бакару: «Немедленно отпустите женщину, которая рядом со мной сидела, она беременная». Я говорю: «Женщина»... И так руку к ней протягиваю, а она мне: «Подождите!» И я смотрю, Абу-Бакар нервничает, и понимаю, что он сейчас должен будет принять какие-то меры и заберет у меня детей. Говорю: «Женщина, отпустят вашу соседку» Хватаю ее за руку и к детям увожу. А я накрыл их своим пальто – холодно ж было. «Пойдемте…» Абу-Бакар мне говорит: «И англичанина захватите». Я говорю: «Захватим». И он мне отдал еще пятого – англичанина.
