один на один
Я в бога не верю. И он в меня тоже.
Сидит рядом со мной и не сводит глаз.
От его молчания лишь мороз по коже,
А в душе лишь ненужный букв балласт.
Сидим и пьём кофе, играем в приставку,
Поём никому не известные песни.
Уйдёт на балкон, выкурит травку,
Усядется рядом добр и весел.
Он знает, что я уже сгнил изнутри,
Напоминает о том, что я безнадёжен.
Об этом он каждый день говорит.
Я в бога не верю. И он в меня тоже.
Он мне говорит, что мне не стать Бродским,
Я ему отвечаю, что его вообще нет.
Спорить с ничем сумел только Борхес.
Только и до него, бог говорит, не вырасти мне.
Бог замолкает, отходит на кухню,
Я остаюсь с приставкой и кофе.
Две ночи без сна. Во рту тепер сухо:
хочется пить и перебить привкус крови.
Бог возвращается, сажается рядом,
Жить с ним в квартире становится сложно.
Каждое утро у него новый порядок.
В меня бог не верит. И я в него тоже.
Сидит рядом со мной и не сводит глаз.
От его молчания лишь мороз по коже,
А в душе лишь ненужный букв балласт.
Сидим и пьём кофе, играем в приставку,
Поём никому не известные песни.
Уйдёт на балкон, выкурит травку,
Усядется рядом добр и весел.
Он знает, что я уже сгнил изнутри,
Напоминает о том, что я безнадёжен.
Об этом он каждый день говорит.
Я в бога не верю. И он в меня тоже.
Он мне говорит, что мне не стать Бродским,
Я ему отвечаю, что его вообще нет.
Спорить с ничем сумел только Борхес.
Только и до него, бог говорит, не вырасти мне.
Бог замолкает, отходит на кухню,
Я остаюсь с приставкой и кофе.
Две ночи без сна. Во рту тепер сухо:
хочется пить и перебить привкус крови.
Бог возвращается, сажается рядом,
Жить с ним в квартире становится сложно.
Каждое утро у него новый порядок.
В меня бог не верит. И я в него тоже.
