Дрюнчик
Сумерки. На Кавказе темнеет внезапно, будто горы и древа исполины наступили, нависли, сокрыли. А ты ещё беспредельно одинок в этом таинственном мире, оттого, что лишь на пороге. И вечность терзает твоё чуткое сердце…
Рядом со мной - Андрюха. Он большее не скулит по ночам. Как стемнело, молча приполз на мою территорию, откинул одеяло и прилёг, деликатно - на самом краешке, словно только вошёл и мнётся, не решается. По-хозяйски я накрыл его одеялом, чтоб не мёрз, не кукожился, не чувствовал себя где-то в дверях.
Чуть подогнув ноги и почти прижав руки, наверное, ближе всего друг к другу мы были носами. Андрюха любил нюхать, и говорил, что чувствует запах каждого. А я, совершено не чувствовал Андрюхин запах, наверное, мне его даже не хватало.
Дрюнчик был среднего росточка, поджарый такой шкет, с широкими плечами. Его шелковистые волосы могли бы лечь в модное тогда каре, если бы ещё немножко отросли. Очень мягкие, коричневатые с модным платиновым отливом. А может и не модным, просто мне очень нравилось, как они блестели и переливались в лунном свете
Андрюха позволял их трогать, наверное, ему даже нравилось, что я легонько трогал его волосы. Кожа у него была почти прозрачной, и казалась синеватой, пока не покрылась нежной солнечной позолотой. Маленький Дрюнин нос густо усеяли веснушки. А его лицо, словно сопротивляясь загару, оставалось белым, покрывшись гнёздами рыжих пятнышек. В некоторых местах тела так и осталась синева, но те места мы никому не показывали.
Плечи у Дрюнчика были широченные, а ещё он любил напрягать мышцы рук. Сильно-сильно, так, что становились видны синие жилки. Крупные синие жилки были видны и на его ногах. Ярко проступали Андрюшкины многочисленные родинки. Кажется, я до сих пор помню, в каких местах они находились, оттого и вспомнилось...
Маленькими коричневатыми пимпочками торчали его сосЦы, их тоже можно было потрогать. Андрюха стеснялся, что при всей его миниатюрности, задница у него выделялась округлостью форм, как и головушка, с платиновыми волосками и, совершенно детскими, казалось, чуть припухшими губами. Он даже брючки носил расклешенные, чтобы попа выделялась меньше, как ему казалось. Отутюженные серые брючки в тоненькую голубую полосочку, светлая рубаха, в такую же полосочку, с постоянно закасанными рукавами, из которых виднелись его крепкие предплечья. Широкий напульсник придавал Дрюне довольно суровый вид. И все эти его округлости, крупные руки, светлые волосы и чёрные бровки, да брюки-клёш делали его похожим на муравьишку. Очень такого сексуального муравьишку.
Но, нас тогда это ещё совершенно не интересовало, мы с ним «водились», и нам хорошо было вместе.
2.
- Ильюха, можно к тебе?
-Давай, - почти равнодушно произносил я, приоткрывая одеяло, с готовностью немножко отползти с середины кровати.
- Дрюха, ты уже вчера с Илюхой был, - возмущенно подавал голос Игорёк, чья кровать стояла почти рядом с моей, - Илюх? - с обидой канючил он. Но Андрюха уже был рядом, стараясь скрыть улыбку, нырял под одеяло.
- Ну, я же не виноват, что я первым спросил, - деловито возмущался Андрюха, в то время, как я натягивал на него одеяло.
Мы не сразу стали водиться с Андрюхой. Наверное, оба были не очень компанейскими, или интровертами, если детям уже свойственна такая направленность. Ночью мы могли просто лежать рядом, даже переговаривались - так, урывками, и разговор вовсе и не был чем-то важным. Мы... Чувствовали. Мы просто чувствовали. Смотрели в глаза и прислушивались к внутренним ощущениям. Я мог трогать совершенно безволосую кожу, словно пытаясь определить, где мне и Дрюнчику приятней касаться. Я даже спрашивал Андрюху, почему у него твердеют мышцы, когда он их напрягает или отчего возникают мурашки.
-Вот, попробуй, - говорил он, прислоняя мою руку куда-нибудь к своему телу, - видишь, здесь тоже очень твёрдо.
- А почему? - спрашивал я, чуть касаясь Андрюхи, пробуя пальцами там, где было очень твёрдо.
- Не знаю, - говорил он, и мы удобно сплетали ноги, чтобы было удобно и тепло.
Мне нравилось рассматривать Дрюнчика, когда он был так близко, а лунные лучики, прошивающие насквозь занавеску, блестели в его зрачках, струились по волосам, выхватывая из кромешной и страшной темноты знакомое и бесконечно интересное. Я мог рассматривать его пальцы, расспрашивать, почему они такие длинные, узнавать о каждом шрамчике, трогать ноготки, которые были точно такие же, как и у меня. Я мог трогать Дрюшкины губы, которые мне очень нравились, а он показывал, как появляются ямочки у него на щеках. А ещё, мы держали друг друга за руки, чтобы никто не "щекотил" и, касались телами. Наверное, до сих пор, во мне живёт что-то от Дрюнчика. Что-то очень тёплое, открытое и вместе с тем, - тайное.
- Тихо так, и совсем не страшно. Смотри, вон Саня уже засопел, он сразу начинает сопеть, как заснёт. И Игорёк, наверное, уже спит.
-Игорь?
-Не. Не сплю, - чуть громче обычного спросонья проговорил Игорёк, поворачиваясь к нам, обиженно поёрзав на кровати. Конечно, стоило только произнести заветное "иди к нам", и он бы ворочался уже с нами. Но мне не очень нравилось, как от него пахнет, думаю, и Дрюнчику Игорёк не нравился по той же причине. Мы могли позвать Санчика, крепкого смешливого малого, который часто кричал во сне. Серого, с которым не улежишь. Мы бы, только и вертелись, и ржали, и снова, вертелись бы и, опять ржали. Ромка – очень большой, Шамиль, - да он бы к нам и не пошёл. Костика можно, но с ним трудно молчать. С ним нужно вдвоём, когда без Дрюни.
3.
Редко теперь вспоминается то время. Как будто, совершенно, из другой жизни, даже нереально. Будто, и не мы были, и не с нами вовсе. И ощущения непередаваемые. Какое-то запредельное счастье… Чувственное, внутреннее, ночное, таинственное. Даже, в глазах переполнилось. Сморгнёшь и, покатилось… Эх, капелька-водица. Мы ведь тогда эти капельки на вкус пробовали...
Дрюнчик. Рядом. Какой-то, очень свежий, уютный. С ним как-будто дома. Только зрачки его в темноте светятся, бровки жёсткие, музыка играет, где-то очень далеко… Бесконечная ночь. Наша. Утро - за гранью. Не скоро. А пока, можно быть настоящими…
И как ни стараюсь, не могу представить своих пацанов большими взрослыми дядьками, а жизнь, будто преследуя какой-то страшный, непостижимый для меня смысл, навсегда оставляет моих героев в столь юном возрасте, будто время наше совершенно для них неподходящее…
В августе 2003-го мы случайно встретились на вокзале в Кисловодске. «Как ты, где, куда.., - формальное скорое общение, а после, – его шкодное физио и сильно сжатый кулак – «но пасаран» - в окошке пригородного поезда. А в сентябре случился теракт. Андрей К. и другие студенты Пятигорской Фарм Академии никогда…
В этой жизни уже никогда.
