Комната Грина
Петька передернул затвор и патрон кувыркаясь улетел куда-то вглубь кафетерия, простучав по фальшивой мраморной плитке.
- Мудак, - сквозь зубы прошипела Анка. – Кина насмотрелся.
- Прости.
Но Анке было некогда прощать. Она сосредоточенно вглядывалась в сумерки снаружи.
Неважно, чья власть в городе, патрули высылают все, а бакалея центрального (он же первый, он же ЦГ) гастронома – всё ещё лакомый кусок для мародёров, действующих под любым флагом. Двери подсобок прочно заблокированы холодильниками, толку от них всё равно ноль, пока нет электричества, а вот широкие двойные лестницы с первого на второй этаж представляли нешуточную опасность. В первый день обороны их завалили прилавками и мешками с крупами. Получились неплохие баррикады. Анка надеялась, что они удержат автоматную пулю, пока во время нападения мародёров, прямо через мешок не застрелили в живот Юру Санина, курсанта ВКИУ, единственного на всю компанию настоящего военного.
Умирал он долго и погано. Корчился, кричал, потом шептал, просил воды. Сердобольные дуры Таня и Марина, институт культуры, фигли, тайком напоили его яблочным соком из банки, и тогда он снова кричал, хрипел, пуская кровавые пузыри, пытался что-то сказать. Это продолжалось несколько часов, может быть, целый день. Однако сам момент, когда Юра перестал жить, они пропустили.
Внизу в разграбленном и выгоревшем дотла винном отделе началась стрельба. Палили щедро, длинными, на полрожка очередями, несколько раз ухнул подствольник, а потом на лестницу полезли какие-то мужики в дебильном пёстром камуфляже, явно добытом в охотничьем отделе магазина «всё для лохов». Вооружены они были также пёстро и странно. Калаши, помповушки, охотничий разнобой. Ни баррикад, ни отпора сверху они не ждали и всё кончилось быстро. Анка, Петька и Двасерёжи тупо закидали их гранатами.
Гранат было много. И, вообще, оружия много. Регуляры собирались оборудовать здесь штаб, натащили всего подряд с расположенного всего в километре отсюда гарнизона, но закрепиться не успели. Армия оставила город.
По-хорошему, вместе с армией город должна была покинуть и Анка-пулемётчица – дочь полка, в смысле дочь полковника Лесникова, командира того самого гарнизона, но…
- Семьи отставить, в бой идёте, - басил в отцовском кабинете неизвестный голос.
- Какой, нахрен, бой, вы там что, мудаки, свихнулись все? – Анка никогда не слышала, чтобы отец так орал, - с кем воюем, а? Против кого…
- Прекратите истерику, полковник.
Это было давно. Три недели назад. Отец собирался вывезти их с матерью в деревню, машина уже ждала у подъезда, но примчался вестовой с чёрным пакетом спецсвязи. Отец вскрыл, прочёл и, ничего не объясняя приказал отставить деревню. Потом солдаты в линялом хабэ набивали квартиру консервами и сухпайками, а отец, запершись с матерью на кухне, бубнил там ей какие-то инструкции.
Город стоял на ушах, но ещё жил, когда армия ушла, а потом вернулась. Но это была уже какая-то другая армия. Анке, родившейся и выросшей при казарме разница была очевидна, но сказать её словами почему-то не получалось. От отца вестей не было, а эти, новые, в разговоры не вступали ни с кем. Тогда и появилось словечко «регуляры». Из радио пришло, из истерических путанных заявлений, мол регулярные войска поддерживают порядок в городах.
На улицах появились трупы. Исчез свет, потом вода. Слухи, что бежать из города некуда, что везде так и ещё хуже, множились и обрастали мрачными подробностями. И над всем этим ветер нёс чёрный жирный дым, это горел нефтеперерабатывающий завод.
Кто убил мать, Анка не узнала. Наверно, кто-то из соседей, из тех, кто точно знал, что в квартире полковника Лесникова можно разжиться продуктами. Кто-то из тех, кого мать знала в лицо, иначе бы не открыла дверь. Там у двери ей несколько раз ткнули ножом в грудь и живот, после чего деловито вынесли всё, что представляло ценность.
Пистолет не нашли, не догадались посмотреть в электрощитке, и Анка забрала с собой тяжёлый промасленный свёрток. Стрелять она никогда не боялась. Сейчас, главное, было не бояться.
Анка просидела в квартире до трёх часов ночи и только тогда, по самой темноте рискнула выбраться на улицу. Маршрут был продуман заранее. Переулком вдоль кулинарии, дальше через частный сектор до сквера Советской армии, там вдоль ограды хороший обзор и есть, если что, куда ускользнуть от любой опасности.
Дальше заброшка, там, где много лет назад заглохла грандиозная стройка жилого комплекса. По задумке архитектора, дома, при взгляде сверху должны были образовать слово СТАЛИН. Но Сталин умер, когда закончилось строительство первой буквы. Остался громадный пустырь, городская легенда и название «дома чекистов».
Оттуда уже близко, дворами пединститута, мимо тюрьмы и снова дворами до конечной цели путешествия. Было большое искушение завернуть в педовские общаги, вдруг удастся найти кого-нибудь из своих, хотя лето, вряд ли. Впрочем, надо будет посмотреть по месту.
Она кралась по пустому городу, как раньше, в детстве, но тогда это была игра. Одиннадцатилетняя Анка придумала её, начитавшись то ли Жюль Верна, то ли Стивенсона, разработала план, собрала припасы и тихо выскользнула в июльскую ночь. Рассвет она встретила на набережной и успела вернуться раньше, чем проснулись родители.
Полпути прошло без происшествий, только раз, со стороны Разгуляя донеслись выстрелы. Анка замерла, но больше тишину ничего не нарушало.
Общаги стояли пустые. Окна первых этажей щерились осколками. Ниже одного из них Анка заметила цепочку пулевых следов. Ошибиться было невозможно, точно такие же перечёркивали стены мишеней на стрелковом полигоне, куда отец возил её лет с пяти. А это значит, по общаге стреляли из автоматического. С некой неведомой целью, а может просто для развлечения. Интересно, отстреливались ли будущие педагоги.
Любопытство заставило Анку свернуть во двор. Она не знала, что рассчитывает там увидеть, ничего, наверно. Поэтому не сразу обратила внимание, что в затянутых сеткой окнах спортзала мелькают отсветы живого огня.
Заглянуть в окно оказалось непросто, она перестраховывалась, боялась нашуметь, но результат того стоил. В расположившейся у костра компании было три знакомых лица, в углу зала на матах, свалка провизии и несколько ящиков газировки. Анка торопливо, на автомате ела и пила. К разговорам не прислушивалась, о чём ещё могут быть разговоры, кроме этой, обрушившейся невесть откуда войны всех против всех.
Рядом присел Петька, однокурсник.
- Думал, ты уехала, - сказал он.
- Куда? – она хлебнула газировки. – Отца угнали в самом начале. Мать…
Она вдруг поняла, что не чувствует ничего. Она только что чуть не сказала постороннему человеку то, что даже самой себе не могла. Спокойно так, между делом. Не было эмоций. Или не осталось. Или ещё как-то. Это, вон, Любка с дошфака лучше объяснит, у них с первого курса психология в профиле.
Видимо, Петька что-то уловил в её лице.
- Извини, - сказал он. - Я, собственно…
- Не бери в голову, - Анка постаралась снова «выйти на режим», и это, кажется, получилось. – Я, в общем, сейчас дальше двину, пока темно, потом вернуться постараюсь… наверное. Вы меня дождитесь, ладно? До утра, хоть.
- Хоть до вечера. Юра говорит, в город соваться не стоит.
- Юра?
- Ну да, вон тот длинный. Он курсант так-то. С отпуска вернулся, а всех ихних в ружьё, и отправили уже. А он остался, вот.
- Ясно.
Анка допила бутылку и ушла тем же путём, через разорённый профилакторий. Через пятнадцать минут она уже стучалась в нужную квартиру. Дурость, конечно, ждать, что там кто-то есть, а если есть, то откроет ночью невесть кому. И тут дверь открыли.
Этого человека Анка видела давным-давно, в детстве, но опознать труда не составило.
Дядя Лёша Гитинятин был, как и её отец, полковником, причём кагэбэшным, что делало звёздочки заметно крупнее. Вот только радости ему от этого было негусто. В восемьдесят четвёртом молодой «каскадёр», в смысле, боец спецподразделения КГБ СССР «Каскад» словил в Гиндукуше пулю в позвоночник и навсегда сел в инвалидное кресло. Впрочем, контору не оставил, и даже выйдя на пенсию консультировал коллег по всяким вопросам.
Зачем идти к дяде Лёше, отец не сказал, думал, наверное, что тот сам разберётся. Собственно, так оно и получилось. Открыв Анке дверь, инвалид молча кивнул ей в сторону кухни, проходи мол. Она также молча прошла, забилась в угол у неработающего холодильника и приготовилась ждать.
Из комнаты доносился голос дяди Лёши, очевидно какая-то связь с миром у него была, хотя нормальные телефоны выключились ещё раньше электричества. Анка уже почти спала, когда в коридоре заскрипели колёса и инвалид вкатил себя на кухню.
- В общем так, дочь полка, - медленно заговорил он, потом пошалил под столом, и кухня озарилась неярким, но вполне достаточным электрическим светом. – Вытащить тебя я не смогу, точнее некуда вытаскивать, и людей, которым в нашем бардаке верить можно, тоже не осталось почти. Скоро вовсе никого не будет, надломили мы мир, делами своими, что ли, не знаю. Ладно, впрочем, не в этом суть.
- А…
- Не перебивай, пулемётчица, слушай. Минут через двадцать придёт человечек и проводит куда скажешь. Ещё он принесёт ключ не ключ, не знаю, приблуду одну хитрую, дверь открывать. Ты ведь первый наш гастроном хорошо знаешь?
- Ну…
- Не важно, найдёшь. Там на втором этаже, сразу за кафетерием кондитерский отдел. Нужная тебе дверка под буквой «эн». Там щель между панелями, и вот этой приблудой нужно по той щели провести. Внутри много чего найдёшь, армия там опорный пункт делать хотела, ну это тебе знать не обязательно. Просто владей, пользуйся, глядишь и до светлого будущего дожить удастся. Ну а пока давай кофию базнем, что ли. – Дядя Лёша указал подбородком на гигантский термос, громоздившийся на подоконнике.
Вернувшись в спортзал педа Анка застала торопливые сборы. Юра принял решение вести компанию в какое-то НИИ КБ. Зачем и почему Анка вдаваться не стала, просто предложила по дороге проверить место, о котором рассказал дядя Лёша.
А потом им просто повезло. Было что-то около семи, когда они проскочили выгоревший первый этаж гастронома. Потайная дверь и нашлась, и открылась сразу, и за ней действительно было много чего. Однако, пока они соображали, что и сколько на себе переть, город снаружи взорвался беспорядочной пальбой, криками и канонадой. От близких разрывов посыпались остатки уцелевших окон.
- Заваливайте лестницы, - кричал Юра! - Заваливайте скорее.
Сам он бегал от окна к окну с коротким милицейским автоматом. ПП-91 «Кедр», - машинально отметила про себя Анка. Знаем, плавали. Сама она вооружилась десантным Калашниковым, присобачив к нему длинный пулемётный рожок.
Двасерёжи – на самом деле однояйцевые близнецы Сергей и Сергий с физвоза таскали с подсобки ящики и мешки. Компания вооружалась и готовилась к обороне. Звуки боя вокруг и со всех сторон, ка будто приблизились, стали громче, отчётливей.
Ребята висели на окнах, пытаясь разобрать, что происходит снаружи. Не любопытствовали только Анка, и ещё Петька, принявший на себя роль её оруженосца. Они торчали у дальней лестницы, выставив перед собой стволы. Внизу пока было тихо, но Анка знала, чувствовала, что это ненадолго.
Так и оказалось. О подоконник в мясном, кажется, отделе стукнуло железом завизжала одна из девиц, имён которых Анка не знала, потом по ушам стегануло огромной мухобойкой, и в мире остался только тонкий пронзительный свист. В этом свисте медленно, как в кино валились на пол бывшие люди, разбегались и прятались те, кому повезло больше.
Граната сразу убила троих. Позеленевший лицом Петька блевал, глядя, как в метре от него подёргиваются бесстыдно голые ноги Любы. Анка опознала её по сандалиям с высокой, почти до колен ременной оплёткой. Сама она по-прежнему ничего не чувствовала. Просто встала, надавала Петьке по щекам, потом зачем-то подошла к телу и одёрнула на нём юбку, успев заметить, как по голубым в белый горошек трусикам расплывается мокрое пятно. Лица у Любы не было совсем, наверно перед взрывом она обернулась посмотреть, что там прилетело с улицы.
После этого первого, даже не боя, а так, их осталось четырнадцать. Через день девять, потом семь. Потом стемнело.
Они сидели под пустым колбасным прилавком, пили яблочный сок, заедая сухими армейскими галетами. У лестниц маячили неподвижные фигуры Серёж.
- Здесь хотели сделать комнату Грина, - ни с того ни с сего заговорила одна из кульковок, Марина, кажется. - Музей, типа. Выгородить и сделать как кусок книжного магазина со столиком.
- Зачем? – спросил Петька.
- Он здесь сидел и писал. Каждый день, как на работу, вон у того окна, нам препод с библиотечно-архивного рассказывал. Здесь тогда книжный магазин был. Пиоторовского. А гастроном только на первом… наверное.
- И чо, типа Грин здесь всякие Алые паруса написал, да? – подал из темноты голос Костя Макаров, мелкий чернявый пацан с лицом типичного татарина. Анка уже знала, что Костя, до того как всё началось, учился на мехмате в универе и к компании прибился случайно, также как и она разглядев свет костра в спортзале.
- Нет, - Марина задумалась. – Он писал здесь «Дорогу в никуда», и ещё рассказы, кажется.
- Я читала «Дорогу», - Анка удивилась, услышав собственный голос. Она же не хотела говорить, и книга ей не понравилась.
- А я фильм смотрел, - тут же отреагировал Петька. – Только он назывался как-то иначе, я не помню, давно было.
- Точно, был фильм, его по «Культуре» недавно показывали. Там ещё Евстигнеев играет, - подтвердила Марина. – Интересно, а он там в Москве выжил? Там, наверно, правительство справилось, скоро и нас спасут, введут войска и спасут, - кажется она начинала заводиться.
- Я ещё «Бегущую по волнам» и «Золотую цепь» смотрел, - быстро перебил её Петька, - только там конец дурацкий, не как в книге.
- Где? – не понял Костя.
- «Золотая цепь», говорю же. А ещё мы «Блистающий мир» всей семьёй в «Кристалл» смотреть ходили. И ещё мультик «Властелины времени».
- Тоже по Грину? – удивилась Анка.
- Нет, французский какой-то.
- Ты бы ещё Ихтиандра приплёл, - разозлилась Марина.
- Сама ты Ихтиандр! Больше по Грину ничего не снимали, я точно знаю!
- Снимали, - внезапно подала голос Юля Кравченко. Прошлым утром она не убереглась от пули в плечо. Сначала не заметила даже, а через час просто сползла по стенке и потеряла сознание. Её перевязали, вкатили промедол и уложили за прилавками на спальники.
- Снимали, - повторила Юля. – «Господин оформитель» с Авиловым. Там ещё музыку писал Сергей Курёхин из Аквариума, который умер потом…
- Все умрём, - пожала плечами Анка. – Сегодня, завтра, какая разница.
- Нам на ОБЖ рассказывали, что, если будет ядерная война, наш город в первом списке целей, блеснул эрудицией один из близнецов. Который, - Анка не поняла, возможно они и сами не знали, который из них кто. Эта мысль показалась интересной.
- Хорошо, бы, если бомбу, - пробормотала Юля. Бомба, раз, и всё.
Анка почувствовала, что у неё как тогда, после гранаты, свистит в ушах. Она встала, потянулась и, подхватив автомат ушла к окну.
Она не видела, но знала, что на том берегу реки уже занимается рассвет, а на этом собираются в последний и решительный бой все, кого зацепила эта… Стоп! Анка обернулась к компании.
- Не будет бомбы! – заорала она так, что эхо стреляными гильзами раскатилось по этажу. – Не будет, поняли?! Потому что она уже! – Анку душил смех. А может слёзы, или запоздало накатила истерика, та, что должна была начаться, когда, вернувшись домой с бидоном, Анка обнаружила в прихожей обезображенное смертью тело матери. – Она уже, поняли. Не ядерная, нет. Новое поколение. Они сбрасывают, а мы тут сходим с ума и начинаем воевать с теми, этими, потом друг с другом будем, поняли вы!
Перед глазами прыгали серые пятна обернувшихся на её крик лиц, в руках колотился в истерике ставший за эти дни родным десантный Калашников с длинным пулемётным рожком.
В последний момент, за которым, она теперь знала точно, будут только темнота и свет, она на мгновение увидела заставленное книжными стеллажами пространство, человека с бледным вытянутым лицом, на котором печальной скобкой выделялись густые чёрные усы, услышала шум бойкой торговой улицы, колокольчик отъезжающего от остановки трамвая и, кажется, запах мандариновых леденцов с корицей.
- Ночь тиха, прекрасна водка, трепещите осетры, - прошептал человек, вжимая глаз в нарамник оптического прицела. Зафиксировал взгляд на хорошо различимом на фоне вспышек сером силуэте в окне гастронома и плавно потянул скобу, - …грохнись в обморок селёдка. Удит Летика с горы.
