Зима в доме
Уже два месяца, как поселилась в доме. / Живёт, не мучаясь больно о ноябре. / Вообще ни о ком не думает, разве кроме - / своей, казавшейся вечной вчера, поре. / Ей до лампочки каша у рыщущих под ногами, /ледоход, что вдыхает грёзу услышать "старт". / Разлеглась по улицам царственными снегами / и листает сны про угасший давно азарт.
Входила - в главе выстраивала планы - / революции, маршев, салютов, больших трудов... / Увы, заметила быстро: повисли краны / в неодобрительном возгласе "план бредов". / Не такие камни, проекты, почвы, фасады - / ничего не подходит под гений ее ума. / За спиной лишь посмеиваются тихо гады. / Ну и пусть, идиоты, сделает всё сама. / Но и тут неудача. Нашлась вдруг такая сила, / что заставила взять на веру себе слабину. / Эта глупость неопытных позже ее бесила, / а потом, напротив, не ставилась ей в вину.
И поплыло как-то само за окошком время. / Как всегда, люди бегали толпами в никуда. / И не чувствовалось ничуть отступленья бремя, / и не было прежних стремлений - нигде - следа. / И теперь сбитый с толку мир - это дом престарелых / с одним обитателем, ищущим связку ключей. / Для неё всё равно, кто разграбит наследье белых. / Только дверь запереть и уйти бы. А дом - хоть чей. / И страшно сказать, но ведь мир желает того же: / надоела пассивная туша - его бременит. / Как пинка бы поддал и смеялся, но ладно, позже - / так решил и, как видим, ещё временит.
В этом странном опыте полного отторженья, / антиподства, полярности, видимой нелюбви / замечается четкая копия изображенья / того, что заложено сразу в людской крови: / не усматривая резона в своей прогулке / по земле сроком, скажем, на семьдесят странных лет, - / напевая, зевая, мечтая о вкусной булке / в муках голода, - свет порицаем и судим, нет-нет. / Дух пресыщается цельностью механизма, / созданного, кстати, знать бы вообще для чего? / И начинает от скуки топтаться - основы буддизма, / вязанье, брейк-данс. Но чаще всего - ничего. / Тогда тянуть начинает в иные широты./ И если не показываешь вселенной шиш, / то только затем, что понимаешь, кто ты / в оппозиции дому - заблудшая, жалкая мышь. / Плюс ещё и пристанище подобных "чудов" / искаженным зеркалом радо вернуть тебе / твой бунт прокаженных, твой выспренный жест Иудов... / И вы в неравной оказываетесь борьбе.
Потому что такое сходство несовпадений / означает всего лишь, что мы, как зима, - сезон; / и если считает, что нет резона для мира, наш гений, / то и ответчик в деле едва ли усмотрит резон. / И объявят, что, мол, закрыто и нет содержанья / в этих (п)исках, тревожащих землю на два фронтА. / Посоветуют выбрать линию воздержанья, / ибо наша, конечно, совсем, ну совсем не та. / Разойдемся по точкам на выпуклом теле шара, / ощущая остро под кожей новые швы. / А через месяц, допустим, где вьюга ступить мешала, - / проступят задатки нововесенней листвы.
Это гвоздь мне в сознанье поглубже вобьёт однажды: / я пойму, что старая съёмщица далеко. / И, припав к истоку жизни под властью жажды / остаться, - увижу: меня скоро выгонит смерти ком. / А не вытурит, - что ж, не намного лучше. Продолжу / доставать созвездия взглядом издалека, / пока не забудет вешать медали морщин на кожу / оппонента-арбитра безжалостная рука. / Только разница в том, что я-то уйду в почёте, / когда не поднимет шея наград за спор, / а вот длань бестелесная вечно пребудет в полёте / до непредсказанных атлетами давних пор. / Проведут по коридору гладиаторов зим и вёсен, / лиги прозябания легенд проволокут, / и в городах, в пустынях, в тени бессловесных сосен / останется скрытая сила и потомков наших лоскут.
Те, поневоле брошенные в бездну противоречья, / поднимут знамя восстания с забывчивых плеч земли. / Пойдёт снова с неба вечером клочками шкура овечья. / И я вспомню о вехах тех в космосе, на пересылочной сидя мели. / И скажу в тишину пространства, в безмятежность пустот безлюдья, - / обращаясь к считающим время, - что напрасен мышиный труд... /
Но теперь мне чужд этот вымысел, как загребающие зиму орудья, /
потому что нам с миром не свыкнуться, даже если её уберут.
Даже если за мною придут.
10-11.02.
