Когда арабы на евреев наступали, В Биробиджане был большой переворот. Еврейское казачество восстало, Все крикнули: – "За Годину! Впиёть!"

 

В казачий круг сошлись все втихомолку, Блюдя законы всех «Великих смут». Прикрыли все папахами ермолки, И под полы засунули Талмуд.

 

– «Впиёть дгузья. Впиёть – пога настала! Канун исхода пгазднует нагод». Еврейское казачество восстало, В Биробиджане таки был переворот.

 

Ишь раз! Ишь две! Рабинович запевай! Мизирь левий… мизирь пхгавый… Бей багабан, бей багабан! За годной Бигобиджан!

 

Никто не шёл на должность атамана, Ведь атаман поскачет первым в бой. Потом избрали Лёву Флидермана, Он взял за это денег – божежь мой.

 

А есаулом выбрали мы Каца, За твёрдость духа и огромный нос. Он в знамя нам не разрешал сморкаться, И отвечать вопросом на вопрос.

 

Асохэн-вэй... и танки наши быстры, И наши лётчики отважиством полны. Стоят в строю еврейские танкисты, Но перед боем они делают в штаны.

 

Наш микрофон стоит на станции Геволт. Мы принесём вам интересный информаций. Еврейский полк давно ушёль впихгёд, Его штанишки полны обсерваций.

 

Ишь раз! Ишь две! Рабинович запевай! Мизирь левий… мизирь пхгавый… Бей багабан, бей багабан!

За годной Бигобиджан!

 

Вот грянул бой! А что мы можем сделать? Кругом враги! А вдруг они сильней? Своих войска мы развернули смело, И боевых пришпорили коней.

 

Мы мчались в тыл, как буря, чёрным вихрем. Решив, что смерть не люба казаку. И развевались пейсы наши лихо, Сплетаясь с гривой конской на скаку.

 

Наш атаман догнал нас на кобыле: - Я умоляю в бой вернуться вас! А кони были в перхоти и в мыле, И казаки не слушали приказ.

 

Тут вышел Кац: - "Щаялом, браты казаки! Кто в бой пойдёт, приставлю к орденам! А тот, кто откупился от атаки, Тот подвозить снаряды будет нам".

 

Мы не сдались на уговоры эти. Там пулемёт! А кто у нас герой? Наш Рабинович скрылся в лазарете, Сказал, что ранен прямо в геморрой.

 

На нас врагов надвинулась лавина. Ряды штыков, огня свинцовый шквал. Мы окружили нашего раввина. Он бойко нам патроны продавал.

 

Ишь раз! Ишь две! Циперович запевай! Мизирь левий… мизирь правый… Бей барабан, бай барабан! За годной Бигобиджан!

 

Строчит наш пулемёт, не умолкает: - «Так вот вам получайте за всё, поцы!» Отважный Сруль встаёт, берёт свой пулемёт, За ним ползут еврейские матросы.

 

Геройские еврейские медсёстры, Остались с пузырьками на руках. Еврейские казаки не вынесли атаки, И дружно отступили по кустах.

 

Еврейская пехота пошла назад - вперёд, Враг сразу испугался стремительной атаки. Страшны были в атаке еврейские рубаки, И Мойша Михельсон кричал: – Впиёд! Впиёд! Впиёд!

 

Ишь раз! Ишь две! Циперович запевай! Мизирь левий… мизирь правый… Бей барабан, бай барабан! За родной Биробиджан!

 

Обнаружение врага на там их мест. Верните пушки, и направьте «Бах!» Еврейский полк снарядов не жалел, От грохота их стонет всё в домах.

 

На бронепоезде Айицен-шмаровоз, Абрашка Штуцер с пушкой разобрался. Он захватил арабов целый полк, С победою домой он возвращался.

 

Его невеста Циля встречала у ворот. Она ему платочком помахала. И то, что он с арабчиков снимал, Она с его карманов выгребала.

 

Спустя чуть-чуть говорим мы про потери, И про потеров с нашей стороны. Ведь без потеров не может быть сражений, Ведь без потеров не может быть войны.

 

Ай-вей – скорбит еврейский весь нагход, За ганеных, испуганных, убитых. Погибло всего двенадцать рот, А остальные горем все убиты.

 

А мы не сеем, таки да, и мы не пашем. А мы сами, так себе торгуем. А кто посмеет нас затронуть.

Того мы завоюем…

 

Ишь раз! Ишь две! Циперович запевай! Мизирь левий, мизирь правой. Бей барабан! Бей барабан! За годной Бигобиджан!

 

Ать раз, ать две! Ишь три! Ишь все! Циперович – эту песню прекратить. Ну, значит так тому и быть!