Олимареньос
Аудиозапись
Как всегда, я плелась нога за ногу. В плеере – весь Los Olimareños. От моей работы до дома – всего четыре с половиной песни. Вот и приходилось растягивать удовольствие – идти дальним путем через стадион «Локомотив», перелесок и Бываловскую рощу.
А в тот вечер я к тому же еще и припозднилась. Обещала археологам отмыть массовый материал – кость, керамику, кожу, стекло… Куча мешков кости. Море керамики. Пальцы от холодной воды и глины едва разогнулись… Ну, вот, опомнилась я только к половине одиннадцатого. Устала, как собака! Быстро собралась и – drang nach Osten, домой!
После душной лаборатории хотелось остаться ночевать на улице! Олимареньосы в плеере проникновенно бередили душу мелодией вселенской печали, любви и желтых цветов, мгновенно стерев воспоминания об археологических артефактах. Я наслаждалась и отдыхала.
И вот уже тащилась по перелеску… Вдруг мое ухо уловило какой-то заплеерный шорох, заметьте – не сразу, зачем впускать усталую прозу жизни в романтику Андского фольклора! Но уж когда мне в спину уперся твердый предмет…, тут я не на шутку струхнула.
Точно, это оказался пистолет! А может, револьвер, пес его знает, в общем, – огнестрельное оружие… Непонятного вида ублюдок злобно дышал мне в затылок и, не громче Олимареньосов, устрашающе шипел: «Иди вправо, зараза, в кусты! И только пикни! Сейчас я тебя прикончу»!
Полный ступор. А дальше все закрутилось, как в страшном и нереальном сне, как будто вовсе не со мной. Я плохо осознавала, что делаю. Помню только, что в мозгу зацепилось – странно, не матерится… А он настойчиво толкал меня с тропинки к темным кустам. Что же делать…?! Не матюгается. Значит, не бандюган. Шизик, извращенец? Убьет…
Слышала я однажды, что Слово Божие – острее обоюдоострого меча… В самый раз проверить, – согрешила я гедеоновым грехом… И…, мысленно помолившись, начала разговоры… Сама ещё толком не зная, о чем…
– За что ты хочешь меня убить?! У меня тр… пятеро маленьких детей, они останутся без матери! У тебя самого-то мать есть?! – Выпалила всё это я без остановки, будь, что будет!
Шизик остановился и заорал. Все мы, бабы, – мол, – идиотки, всех нас надо поубивать, четвертовать, и в землю закопать. А мать у него есть, «как и у вас», – это мне. А сам толкал все дальше, в заросли, к большому камню…
Мы все дальше отходили от тропинки. Теперь никто нас не увидит, даже если в рощу пойдет толпа народу. Но толпа не пойдет. Нормальные люди давно дома, съели свой ужин и ложатся в постельку… И уже зубы почистили… Стоп, стоп! Кое-что мне всё-таки стало немного яснее. Меня назвали на «вы»…
– Давай сначала присядем, – я попыталась использовать эфемерное преимущество (откуда смелость взялась!). – Расскажи, что стряслось. Может, я смогу тебе помочь. Ведь я же не она, у меня дети, семья… Я хороший друг, а друзья должны помогать друг другу, всегда! – признаюсь, я вложила в слова такую экспрессию, что и не снилась чувственным Лос Олимареньосам! При этом пыталась сделать очень доброе и милое лицо. Да уж… Доброе лицо в темных зарослях стадиона «Локомотив»…
Шизик опять заорал. Но не так громко. – Садись! – скомандовал он мне. Я села. – А ты положи-ка пистолет, да не сюда, с другой стороны! – это уже пыталась командовать я. – Расскажи мне, что она натворила, – при этом «невзначай» нежно стряхнула с его плеча сухой репейник…
Шизик надолго замолчал. А потом вдруг понесло-о-сь! История его несчастной любви от истока до дельты. Надрывный рассказ, который я всеми силами поощряла – сочувственными междометиями, восклицаниями, похвалами настоящим мужчинам, на которых можно положиться во всем и которых нужно ценить, любить, беречь и лелеять… Я вставляла какие-то немыслимо нехарактерные для меня слова, фразы, суждения, и сама себя не слышала…!
Так разговаривали мы долго. В том числе и о вере в будущее его счастье. Моя идея о дружеской помощи, на удивление, похоронена не была, напротив, за те два часа сидения на холодном камне она проросла прекрасными желтыми цветами, о которых мне так проникновенно распевали Лос Олимареньос, пока я мыла артефакты.
Я оставила свой телефон. Обязательно позвони завтра. Жизнь не кончается. Любовь приходит и уходит. Сейчас бы чашечку кофе. Ты меня проводишь. Не забудь пистолет на камне. А ты слышал когда-нибудь Лос Олимареньос…
Не помню, как я вошла в свой подъезд. Ключ в дверь квартиры запихнуть не смогла, руки дрожали. Муж еще не спал, готовился к лекциям. Он сам открыл мне. Боже! Я вошла в прихожую! Живая! Невредимая!
– Опять ты по ночам моешь свои артефакты, трудоголик! – заворчал муж. Последнее, что я успела заметить перед тем, как начала падать в обморок, – его удивленное лицо…
На следующий день мне никто не звонил. Слава Богу!
А в тот вечер я к тому же еще и припозднилась. Обещала археологам отмыть массовый материал – кость, керамику, кожу, стекло… Куча мешков кости. Море керамики. Пальцы от холодной воды и глины едва разогнулись… Ну, вот, опомнилась я только к половине одиннадцатого. Устала, как собака! Быстро собралась и – drang nach Osten, домой!
После душной лаборатории хотелось остаться ночевать на улице! Олимареньосы в плеере проникновенно бередили душу мелодией вселенской печали, любви и желтых цветов, мгновенно стерев воспоминания об археологических артефактах. Я наслаждалась и отдыхала.
И вот уже тащилась по перелеску… Вдруг мое ухо уловило какой-то заплеерный шорох, заметьте – не сразу, зачем впускать усталую прозу жизни в романтику Андского фольклора! Но уж когда мне в спину уперся твердый предмет…, тут я не на шутку струхнула.
Точно, это оказался пистолет! А может, револьвер, пес его знает, в общем, – огнестрельное оружие… Непонятного вида ублюдок злобно дышал мне в затылок и, не громче Олимареньосов, устрашающе шипел: «Иди вправо, зараза, в кусты! И только пикни! Сейчас я тебя прикончу»!
Полный ступор. А дальше все закрутилось, как в страшном и нереальном сне, как будто вовсе не со мной. Я плохо осознавала, что делаю. Помню только, что в мозгу зацепилось – странно, не матерится… А он настойчиво толкал меня с тропинки к темным кустам. Что же делать…?! Не матюгается. Значит, не бандюган. Шизик, извращенец? Убьет…
Слышала я однажды, что Слово Божие – острее обоюдоострого меча… В самый раз проверить, – согрешила я гедеоновым грехом… И…, мысленно помолившись, начала разговоры… Сама ещё толком не зная, о чем…
– За что ты хочешь меня убить?! У меня тр… пятеро маленьких детей, они останутся без матери! У тебя самого-то мать есть?! – Выпалила всё это я без остановки, будь, что будет!
Шизик остановился и заорал. Все мы, бабы, – мол, – идиотки, всех нас надо поубивать, четвертовать, и в землю закопать. А мать у него есть, «как и у вас», – это мне. А сам толкал все дальше, в заросли, к большому камню…
Мы все дальше отходили от тропинки. Теперь никто нас не увидит, даже если в рощу пойдет толпа народу. Но толпа не пойдет. Нормальные люди давно дома, съели свой ужин и ложатся в постельку… И уже зубы почистили… Стоп, стоп! Кое-что мне всё-таки стало немного яснее. Меня назвали на «вы»…
– Давай сначала присядем, – я попыталась использовать эфемерное преимущество (откуда смелость взялась!). – Расскажи, что стряслось. Может, я смогу тебе помочь. Ведь я же не она, у меня дети, семья… Я хороший друг, а друзья должны помогать друг другу, всегда! – признаюсь, я вложила в слова такую экспрессию, что и не снилась чувственным Лос Олимареньосам! При этом пыталась сделать очень доброе и милое лицо. Да уж… Доброе лицо в темных зарослях стадиона «Локомотив»…
Шизик опять заорал. Но не так громко. – Садись! – скомандовал он мне. Я села. – А ты положи-ка пистолет, да не сюда, с другой стороны! – это уже пыталась командовать я. – Расскажи мне, что она натворила, – при этом «невзначай» нежно стряхнула с его плеча сухой репейник…
Шизик надолго замолчал. А потом вдруг понесло-о-сь! История его несчастной любви от истока до дельты. Надрывный рассказ, который я всеми силами поощряла – сочувственными междометиями, восклицаниями, похвалами настоящим мужчинам, на которых можно положиться во всем и которых нужно ценить, любить, беречь и лелеять… Я вставляла какие-то немыслимо нехарактерные для меня слова, фразы, суждения, и сама себя не слышала…!
Так разговаривали мы долго. В том числе и о вере в будущее его счастье. Моя идея о дружеской помощи, на удивление, похоронена не была, напротив, за те два часа сидения на холодном камне она проросла прекрасными желтыми цветами, о которых мне так проникновенно распевали Лос Олимареньос, пока я мыла артефакты.
Я оставила свой телефон. Обязательно позвони завтра. Жизнь не кончается. Любовь приходит и уходит. Сейчас бы чашечку кофе. Ты меня проводишь. Не забудь пистолет на камне. А ты слышал когда-нибудь Лос Олимареньос…
Не помню, как я вошла в свой подъезд. Ключ в дверь квартиры запихнуть не смогла, руки дрожали. Муж еще не спал, готовился к лекциям. Он сам открыл мне. Боже! Я вошла в прихожую! Живая! Невредимая!
– Опять ты по ночам моешь свои артефакты, трудоголик! – заворчал муж. Последнее, что я успела заметить перед тем, как начала падать в обморок, – его удивленное лицо…
На следующий день мне никто не звонил. Слава Богу!
