(из серии "Руководители со странностями")

 

"Нравственным долгом является сопротивление

всякому принуждению к безнравственному поступку."

Ф. Энгельс

 

По приглашению начальника следственного отдела УВД нашего города, я, будучи на пенсии, пришёл работать в милицию второй раз, но только не аттестованным сотрудником, а вольнонаемным старшим следователем. Советский Союз к этому времени распался. Украина стала от кого-то независимым государством. Сразу же понял, что, как и во всей стране, в милиции началась совершенно другая жизнь. Она стала больше походить на специфическую коммерческую структуру. Я долго не мог привыкнуть к своеобразным новшествам, о которых в СССР не могло быть и речи. Несколько моих товарищей и друзей пенсионеров, как и я, попытались работать вольнонаёмными следователями. У них ничего не получилось. Уволились через несколько месяцев, не восприняв новые условия труда. Один из них даже не стал ждать официального увольнения. Он был следователем - профессионалом, знающим себе цену и умеющим защищать честь и достоинство. Однажды очередной новый начальник УВД, о котором речь пойдёт ниже, в коридоре встретив его с начальником следственного отдела, стал разговаривать на повышенных тонах в грубой форме. Сам он никогда не занимался расследованием уголовных дел, и поэтому о работе следователя имел смутное представление, а вернее, никакого. Но всегда всячески старался подчеркнуть, что в этом деле он большой мастер. Его рассуждения о следственной работе не выдерживали никакой критики. Когда он стал доказывать начальнику следственного отдела, что тот напрасно взял на работу вольнонаёмным сотрудником неграмотного следователя из пенсионеров, мой товарищ демонстративно развернулся и ушёл, не ожидая окончания критики в свой адрес. И ушёл он не в свой кабинет, а домой. Больше на работу не выходил.

 

Когда я работал первый раз в милиции, то за двадцать с лишним лет поменялось только три начальника городского управления. Второй раз проработал 17 лет. За это время на должности начальника побывало чуть меньше двух десятков. Киев их постоянно менял, как перчатки. Зачем так поступало руководство МВД самостийной Украины, можно только предполагать. Личный состав едва начинал привыкать к прибывшему неизвестно откуда начальнику, как через несколько месяцев присылали другого. Безусловно, у каждого руководителя свой метод работы с личным составом. Чтобы получилась слаженная работа, начальник должен хорошо знать всех сотрудников большого коллектива, их возможности и способности, что сделать за короткое время невозможно при всём желании. Это, видимо, в Киеве никого не волновало.

 

Помимо обязанностей старшего следователя, я выполнял обязанности председателя благотворительного фонда «Правопорядок». Настало время у независимой Украины, когда зачастую не хватало денег даже на заработную плату работникам милиции. Её выдавали с задержкой, или частями. «Правопорядок» существовал за счёт пожертвований в первую очередь людей, занимающихся коммерческой деятельностью. На средства, поступающие на банковский счёт фонда, приобреталось всё необходимое для нужд милиции, начиная от канцелярских товаров, и кончая покупкой бензина, оргтехники, мебели и проведения капитального ремонта здания и служебных кабинетов.

 

Как председателю «Правопорядка», мне приходилось постоянно контактировать с начальником управления, потому что ежедневно надо было выделять деньги на какие-нибудь нужды милиции города. Именно поэтому я часто встречался с руководством управления. Громадный опыт следственной работы помогали мне быстро изучить личность каждого нового начальника и найти с ним общий язык. К тому же у меня был приличный жизненный опыт. Мой возраст на пару десятков лет превышал возраст любого начальника, побывавшего в самом высоком милицейском кресле. Надо отдать им должное. Все они относились ко мне доброжелательно, с исключительной вежливостью и внимательностью. Прислушивались к моим добрым советам. Они высоко ценили и мою работу, как следователя - профессионала. Я никогда не был обделён благодарностями, грамотами и денежной премией. Об этих начальниках всегда вспоминаю с теплом и искренним уважением. Разумеется, каждый из них, как и я сам, имел какие-то недостатки, что вполне естественно для любого человека. А кто их не имеет? Святые живут только на небесах.

 

Остановлюсь на одном руководителе милиции города, так как он своим характером, поведением, отношением к гражданам, к подчинённым, резко отличался от всех начальников, с которыми довелось встречаться. Некоторые мои товарищи говорят, что не нужно выносить сор из избы, чтобы не портить имидж милиции, ныне полиции. Я не согласен с такой приспособленческой политикой, когда для спасения мундира некоторые бывшие коллеги продолжают чёрное называть белым. Как мне кажется, такая позиция работает на руку нечистоплотным господам, находящихся на различных государственных постах, в том числе, милицейских. Тогда проще появляться на свет таким сотрудникам, как ныне привлекающийся к уголовной ответственности некий Захарченко, подозреваемый во взяточничестве в особо крупном размере. Подумать только, у него, руководителя службы по борьбе с коррупцией, при обыске изъяли отечественных денег и иностранной различной валюты полторы тонны. Количество принадлежащих ему и его родственникам домов, квартир и различных ценностей перечислить невозможно, так как они представляют нескончаемый список. Меня поражают суждения моих бывших коллег, которые утверждают, что не стоит обнародовать подобную информацию, а, тем более, осуждать самого Захарченко. Дескать, никто не имеет права судить другого человека, его поступки, какие бы они ни были. Оставим странное суждение на совести этих лиц, пытающихся себя показать миротворцами.

 

Новый начальник появился неожиданно для личного состава. Как-то обратили внимание, что однажды один начальник неожиданно исчез, а другой появился на его месте, заняв служебный кабинет. Предыдущий начальник успел сделать в нём существенный ремонт по евро стандартам. Прибывший очередной варяг, полковник милиции Н., был маленького роста, хорошо упитанный, но без животика. Лицо кругленькое, невыразительное, с глазками, которые постоянно шарили по собеседнику или, как на шарнирах, ходили из стороны в сторону. Когда он разговаривал стоя, обязательно время от времени приподнимался на носки, желая казаться выше ростом, хотя это нисколько не помогало. Разговаривал, как говорят в таком случае, через губу, так, будто собеседнику делал громадное одолжение. Никому, кто приходил к нему в кабинет, не предлагал стул. Даже его заместители никогда в его присутствии не сидели. Сам он сидел, вальяжно откинувшись в новом кожаном кресле с высокой спинкой, а работник милиции любого ранга стоял навытяжку перед ним и выслушивал нудные бесконечные нотации. Читать мораль, несмотря на косноязычность, мог часами. Некоторые собеседники иногда едва не теряли сознание. Я при желании, если приходил к нему для долгих разговоров, мог без разрешения сесть в кресло, приставленное к рабочему столу шефа. Это кресло было неудобным, очень низким. Голова посетителя едва возвышалась над столом. Зато Н. возвышался над собеседником. Таким образом он оказывался психологически в выигрышном положении. Я обычно, не ожидая приглашения, садился не в кресло, чтобы не смотреть на начальника снизу вверх, а на один из стульев, стоящих вдоль стены. У меня был статус независимого человека от кого бы то ни было. Мог в любой момент, как мой товарищ, развернуться и уйти. На мою пенсию это никак не повлияло бы. Первый раз я пришёл к Н., чтобы решить вопросы, связанные с благотворительным фондом, так как он с первых же дней вступления на должность начал переустраивать по своему усмотрению свой кабинет, на что требовались деньги, и не малые. Так как полковник не предложил мне сесть, я это сделал сам, что его очень возмутило. Он стал грозно вопрошать, почему я своевольничаю в кабинете начальника, нарушая служебную субординацию. Я ему спокойно ответил поговоркой: в ногах правды нет. К тому же мой возраст позволяет мне воспользоваться стулом. А главное, когда я стою, то меняется настроение, и потому могу, как председатель «Правопорядка», принять не то решение, которое от меня хотят услышать. С того момента по поводу моей недисциплинированности замечаний не поступало. Если в моём присутствии вызванный полковником его заместитель вынужден был стоять, я в знак солидарности поднимался со своего места и тоже стоял. Зам уходил, я снова садился.

 

Когда производился ремонт в кабинете Н., он занимался тем, что по несколько часов пропадал в городе, знакомясь с ним. Затем приходил в УВД и начинал носиться по кабинетам, шаря по столам, тумбочкам, мусорным урнам и сейфам с целью обнаружения спиртных напитков. Обыск начинался с дежурной части. Интересным было то, что в это время от самого Н. попахивало хорошим коньяком. Запах его не мог перебить дорогой парфюм, который он очень любил.

 

Однажды, проверяя урны, стоящие в соседнем дворе, где располагались кабинеты сотрудников ОГСБЭП (бывший ОБХСС), он нашёл пустую чекушку из-под водки. Никто из строго опрошенных им сотрудников не взял на себя ответственность за появившуюся в урне пустую бутылку. Вход в тот двор свободный. Кого там только ни бывает в течение дня. Вызванный Н. эксперт - криминалист отказался дактилоскопировать коллег по работе, чтобы выяснить, чьи следы пальцев рук остались на злосчастной бутылочке. Внимательно её рассмотрев, категорически заявил, что на ней не обнаружил никаких следов. Н. был расстроен, сказав что милицейские алкоголики, как знатоки своего дела, перед тем как выбрасывать бутылку, стёрли следы, чтобы не оставлять после себя улики.

 

Кабинет новому начальнику бригада мастеров переоборудовала за несколько дней и ночей. Я хорошо знал рабочий кабинет руководителя управления. Из него дверь вела в небольшую комнату отдыха. Там было всё не только для отдыха, но и для комфортного проживания. Она была оборудована и снабжена всем необходимым для жизнедеятельности человека. Как оказалось, Н. такой комфорт не устроил. Однажды зашёл ко мне крайне возмущённый начальник ОГСБЭП, полушёпотом сообщивший, что новый начальник дал задание немедленно предоставить ему различные электроприборы в количестве двенадцати перечисленных вслух наименований. Разумеется, ни о каких деньгах речь со стороны Н. не велась. «Придётся идти с поклоном к коммерсантам», горестно вздохнув, сказал мой коллега, махнул рукой и вышел из кабинета. Его я предупредил, что благотворительный фонд оплачивать счета на эти товары не будет, так как согласно уставу траты денежных средств на их покупку не предусмотрены.

 

Позже мне стало известно по большому секрету от ребят из ОГСБЭП, что новый начальник ничего никогда не приобретал на свои деньги. Всё, что ему могло понадобиться, приобреталось сотрудниками указанного отдела, в обязанности которых входила борьба с коррупцией. Разумеется, что и они не тратили свои деньги. На все постоянные приобретения для начальника не хватило бы никакой зарплаты всех сотрудников отдела.

 

В начале летнего сезона пришёл ко мне расстроенный оперативник Николай, обслуживавший по линии ОГСБЭП вещевой рынок. Было начало лета. Его вызвал Н., и дал задание срочно для жены подобрать хороший купальный костюм, обязательного импортного производства. Николай, чтобы не морочить голову, попросил у торговых работников пять различных купальных костюма, чтобы жена полковника могла выбрать наиболее ей понравившейся и подходящий по размеру. Она даже не стала их рассматривать. Сказала, что они все прекрасно выглядят. Аккуратно сложила их в свою бездонную модную сумку и вышла из кабинета мужа. Н. небрежным жестом руки показал Николаю, что он свободен. Тому ничего не оставалось делать, как, не солоно хлебавши, покинуть кабинет.

 

Полковник носил обувь, только сделанную на заказ. Чтобы казаться выше ростом, вся его обувь была на высоком каблуке. Брюки сзади были такой длины, что они закрывали часть каблука. Шили для Н. зимнюю и летнюю обувь мастера - сапожники, работавшие на фабрике по пошиву и ремонту обуви, расположенной на улице Советской. Женщина - мастер цеха приходила в кабинет Н., чтобы снять мерку каждой ноги. Н. протягивал поочередно ноги, а мастерица, стоя на коленях, сначала снимала обувь, а затем делала нужные измерения. Ей же приходилось и надевать башмаки на ноги важного начальника. Об этом я узнал, когда женщина пришла ко мне, как к председателю «Правопорядка», чтобы за счёт благотворительного фонда была произведена оплата за несколько пар изготовленной для Н. обуви. Мне пришлось вежливо отказать женщине в выполнении её просьбы. Посоветовал с такой просьбой обратиться к сотрудникам ОГСБЭП, которые приводили её к начальнику для получения от него заказа. Устав фонда не предусматривал расходы на приобретение носильных вещей для руководителя органа милиции.

 

В нашей санчасти работала старшей медсестрой Олечка Б., с которой я был в очень хороших отношениях. Однажды при посещении санчасти она, чтобы никто не слышал, поведала о своей подруге, которая занималась солидной коммерческой деятельностью, связанной с реализацией продуктов питания населению города. Как оказалось, раз в неделю она снабжала Н. в большом количестве различными продуктами питания, от мясомолочной продукции до разнообразных фруктов, соков и овощей. От своих коллег по торговле узнала, что такой благотворительной деятельностью для Н. занимались и другие коммерсанты города. Я прикинул, сколько килограммов получалось только одного мяса разного вида. Как можно было распорядиться таким количеством продуктов питания? Оказывается, просветила меня Олечка, всё это постоянно машинами отвозится куда-то на родину Н, где живут его многочисленные близкие родственники. Если мне не изменяет память, Н. был из Днепропетровска.

 

Как я убедился, у Н. были замашки хорошо преуспевающего коммерсанта. Я на стрижку приходил домой к знакомой, проживавшей с мужем и матерью недалеко от УВД. У них была громаднейших размеров абсолютно белая красавица собака какой-то редчайшей породы. Точное название забыл. Если не ошибаюсь, алабай. Когда эта собака становилась на задние лапы, она оказывалась выше моего роста. Мои знакомые благодаря ей имели приличные доходы от продажи щенков. Однажды, когда ощенилась собака, к ним пришёл кинолог, работавший в милиции, предупредив, что они должны одного щенка подарить начальнику УВД. Супруги категорически отказались сделать такой подарок. Но сами очень переживали за последствия своего отказа порадовать полковника дорогим подарком. Попросили меня как-нибудь посодействовать. Кинолог, доверяя мне, признался, что он и у других хозяев собак особых пород выпрашивает щенков для товарища полковника. О родившихся щенках узнаёт через клуб собаководов. Кинолог меня по - дружески успокоил. Он скажет полковнику, что громадная собака моих знакомых нечаянно придушила своих щенков, когда легла на них, и уснула. Я думал, что начальник старается для нашего милицейского питомника, где находилось несколько служебных собак. Некоторые из них по возрасту должны были быть давно списанными. В ответ на моё предположение кинолог только рассмеялся, сказав, что начальнику больше нечего делать, как ещё думать о милицейском питомнике, в котором ни разу не был, и не имеет понятия о количестве служебных собак и об их состоянии. Все добытые праведными и неправедными путями щенки элитных пород собак машиной отвозятся в Днепропетровск родственникам делового полковника. Что те делали с привезенными щенками, кинолог не знал, но догадывался.

 

Н. уделял много времени проверке исполнения служебной дисциплины личным составом. Он строго следил за тем, чтобы никто без дела не болтался по коридорам УВД. Теперь сотрудники не курили на улице возле здания управления, боясь быть застигнутым за этим занятием начальником, и обвинёнными в преступной трате рабочего времени. Полковник требовал использовать каждую минуту на благо дорогого Отечества. Постоянно напоминал, что лоботрясам нечего делать в органах милиции. На работе надо думать только о работе.

 

Однажды после обеда, зайдя в дежурную часть, и ничего не найдя компрометирующего в рабочих столах, стал перелистывать перекидной календарь и внимательно изучать сделанные на листках записи. К своему ужасу он обнаружил запись: «не забыть домой привезти газовый баллон.» По его приказанию начальник дежурной части сутки разыскивал сотрудника, сделавшего эту запись. Им оказался сержант милиции из патрульно - постового дивизиона, которого попросили заменить заболевшего штатного помощника дежурного по управлению. Тот, будучи выходным, должен был привезти домой баллон с газом. Но служба прежде всего. Он отказался от выходного дня, и согласился подежурить. Чтобы, намотавшись за сутки, не забыть о баллоне, сделал заметку в календаре. Такие доводы на полковника совершенно не подействовали. Сверля провинившегося сержанта глазами - буравчиками, после часовой лекции о том, как надо любить Родину, Н. строго предупредил, что если тот на работе будет думать о домашних делах, то как пробка вылетит из доблестных рядов милиции, которая стоит на страже интересов всего народа, а не отдельных граждан с их газовыми баллонами.

 

Сам я, как и все остальные сотрудники, старался не попадаться на глаза начальника, чтобы лишний раз не выслушивать его поучительные речи, как надо по - настоящему работать. Если аттестованные сотрудники побаивались кары со стороны строгого начальника, то мне, вольнонаёмному, бояться было нечего. При увольнении ничего не терял, кроме мизерной зарплаты к своей пенсии. Просто не хотелось лишний раз встречаться с неприятным для меня человеком. И всё-таки дважды пришлось столкнуться с грозным руководителем милицейского городского управления. Но это уже другая история.