первый раз
Как сейчас помню… хотя нет – сейчас я вспоминаю, как помнил «как сейчас» тогда. Ныряю в память, как в чужое тёплое море после пяти лет невыезда к нему. Ныряю и с привычным удивлением отмечаю про себя, что плыву, что не разучился, что в безграничном водном пространстве, в блистающем мраке, в котором не видно собственных ног (не то, что дна) чувствую себя спокойней и уютней, чем, скажем, в бассейне…
Кажется, был и шёл какой-то скоропалительный месяц после апреля. В ногу с ним, но прихрамывая на свою, был и шёл я. Весна уже закончилась, а лето еще не началось. Улица справа пахла хлебом, слева – кровоточила зрелищами. Позади меня терялось мое дыхание, впереди меня сновали тени. Вверху – небо, внизу – мелькающая обувь. Тихо и бездвижно. И несколько дней тому назад был чей-то профессиональный праздник. Вчера тоже… А сегодня я иду к ней.
Кто-то нас свёл, точнее, познакомил. Как, я, естественно, не помню… Человек практически никогда не может выудить из своего прошлого ключевые для своего настоящего (и предполагаемого будущего) моменты. Например, часто задаюсь вопросом: почему я должен ценить и любить конкретного человека… да, он хорошо готовит плов и с ним приятно поговорить, но… это же твой отец!.. Но я-то не помню сам факт! Так. Кто-то нас свёл, как два лезвия ножниц. Она лет на десять старше меня и настолько же сантиметров выше. У неё фамилия пушистого фрукта, глаза, словно перевёрнутые низом вверх, возбуждающе хриплый голос, извилистые губы и близорукость. Мы уже несколько раз встречались. Из этих встреч я вынес зелёный сувенир, несколько кубометров её запаха и то, что она уже однажды одной ногой была замужем, но второй вовремя отбилась от штампа в паспорте и отца своих детей, что она намного искушённее меня практически во всем, кроме, разве, вопросов аттической культуры и умения смешивать коктейли.
И я иду к ней. С чувством (с вихрем чувств), которое неизбежно появляется и распирает тебя перед каким-то важным событием – с чувством приятного мандража и одновременно трезвой уверенности, что событие, праздник, встреча не смогут превзойти, или хотя бы приблизиться, к твоим ожиданиям и планам на это событие.
Я иду по той же дороге, которой хожу каждый день, оставляя за собой те же дома с проржавевшими именами давно усопших людей и внимательные шаги в облачках пыли и прошедшего времени, иду такой же как вчера, ярко выбритый и мрачно трезвый, но не тот, что буду завтра. Иду… Пришёл.
Слов не надо. Кофе не хочется. Одежда зудит. Она завела меня. Уложила. От неё веяло каким-то… умением и привычной жалостью, а ещё – чем-то кислым. Я вдруг подумал, что, когда я только научился говорить, хотя сказать-то мне, вообще-то, было нечего, она уже, наверное, подкладывала вату в лифчик, училась в очередном классе, жила, сознавала, сощурено смотрела в нетёмное будущее… А ещё подумал: чем же кислым?..
Она села на меня. Я напрягся. Расслабился. Закрыл глаза. Напрягся. Расслабился. Открыл… А… Она начала…
Мне было страшно и приятно, интересно и больно, отвратительно и необыкновенно, мучительно и мало. Она всё делала правильно и превосходно, наверное, стремительно и долго, жёстко и трепетно, смущаясь и мастерски. А я… я ничего не понимал и пытался сосчитать свои мысли, я нетерпеливо ждал, хотел и сопротивлялся, парил и корчился…
Когда она закончила, я испытал смешанное чувство (вот такое речевое клише я испытал) благодарности и неприязни, единения и отчуждённости, опустошённости и полноты восприятия. И только тут увидел кровь…
- Вот видишь, - отдуваясь, прошептала она. – Было совсем не больно.
Я кивнул, а она сконфуженно и торжественно протянула мне мой первый в жизни вырванный зуб.
Кажется, был и шёл какой-то скоропалительный месяц после апреля. В ногу с ним, но прихрамывая на свою, был и шёл я. Весна уже закончилась, а лето еще не началось. Улица справа пахла хлебом, слева – кровоточила зрелищами. Позади меня терялось мое дыхание, впереди меня сновали тени. Вверху – небо, внизу – мелькающая обувь. Тихо и бездвижно. И несколько дней тому назад был чей-то профессиональный праздник. Вчера тоже… А сегодня я иду к ней.
Кто-то нас свёл, точнее, познакомил. Как, я, естественно, не помню… Человек практически никогда не может выудить из своего прошлого ключевые для своего настоящего (и предполагаемого будущего) моменты. Например, часто задаюсь вопросом: почему я должен ценить и любить конкретного человека… да, он хорошо готовит плов и с ним приятно поговорить, но… это же твой отец!.. Но я-то не помню сам факт! Так. Кто-то нас свёл, как два лезвия ножниц. Она лет на десять старше меня и настолько же сантиметров выше. У неё фамилия пушистого фрукта, глаза, словно перевёрнутые низом вверх, возбуждающе хриплый голос, извилистые губы и близорукость. Мы уже несколько раз встречались. Из этих встреч я вынес зелёный сувенир, несколько кубометров её запаха и то, что она уже однажды одной ногой была замужем, но второй вовремя отбилась от штампа в паспорте и отца своих детей, что она намного искушённее меня практически во всем, кроме, разве, вопросов аттической культуры и умения смешивать коктейли.
И я иду к ней. С чувством (с вихрем чувств), которое неизбежно появляется и распирает тебя перед каким-то важным событием – с чувством приятного мандража и одновременно трезвой уверенности, что событие, праздник, встреча не смогут превзойти, или хотя бы приблизиться, к твоим ожиданиям и планам на это событие.
Я иду по той же дороге, которой хожу каждый день, оставляя за собой те же дома с проржавевшими именами давно усопших людей и внимательные шаги в облачках пыли и прошедшего времени, иду такой же как вчера, ярко выбритый и мрачно трезвый, но не тот, что буду завтра. Иду… Пришёл.
Слов не надо. Кофе не хочется. Одежда зудит. Она завела меня. Уложила. От неё веяло каким-то… умением и привычной жалостью, а ещё – чем-то кислым. Я вдруг подумал, что, когда я только научился говорить, хотя сказать-то мне, вообще-то, было нечего, она уже, наверное, подкладывала вату в лифчик, училась в очередном классе, жила, сознавала, сощурено смотрела в нетёмное будущее… А ещё подумал: чем же кислым?..
Она села на меня. Я напрягся. Расслабился. Закрыл глаза. Напрягся. Расслабился. Открыл… А… Она начала…
Мне было страшно и приятно, интересно и больно, отвратительно и необыкновенно, мучительно и мало. Она всё делала правильно и превосходно, наверное, стремительно и долго, жёстко и трепетно, смущаясь и мастерски. А я… я ничего не понимал и пытался сосчитать свои мысли, я нетерпеливо ждал, хотел и сопротивлялся, парил и корчился…
Когда она закончила, я испытал смешанное чувство (вот такое речевое клише я испытал) благодарности и неприязни, единения и отчуждённости, опустошённости и полноты восприятия. И только тут увидел кровь…
- Вот видишь, - отдуваясь, прошептала она. – Было совсем не больно.
Я кивнул, а она сконфуженно и торжественно протянула мне мой первый в жизни вырванный зуб.
